Драконов больше нет. Дилогия (СИ) - Ветрова Ветка

Смарт появился неслышно, будто ночной дух. Самодовольно взмахнув арбалетом, он наклонился над беспомощной кошкой и одним рывком вырвал из неподвижного тела посланную им убийцу. Еле слышный стон достиг моих ушей. То, что Соня всё ещё жива, казалось чудом. Впрочем, Лордин упоминал о том, что ядом его так просто не свалить. Конечно, он был отчасти человеком, но всё же… Ещё не сформировавшаяся в мозгу мысль принудила меня встряхнуться. Я вскочила, как безумная, яростно оттолкнув мерзкого бродяжку. Смарт даже спрашивать не стал, что вдруг на меня нашло, просто, молча, отдал мешок. Я очень надеялась на волшебную мазь знахаря. Ведь моя нога после её применения была почти как новенькая. Соня с благодарностью глядела на меня, скачущую вокруг неё в безумной надежде. Смарт тоже не вмешивался. Сидел в сторонке на камушке, всё ещё насторожено вглядываясь в темноту. Арбалет он отложил в сторону, а в руках держал мой кинжал, которым так и не решился добить свою жертву, видимо, успев заглянуть в мои почерневшие от горя глаза. Кошка умерла тихо, словно уснула. В последний момент боль отпустила её, и за это она благодарила меня прощальным вздохом. Мои слёзы высохли. В груди появился камень. И так хотелось этим камнем размозжить голову идиоту, непонимающе пожимающего плечами рядом.

— Ты действительно неравнодушна к сумеречным котам, — протянул он озадачено, взлохмачивая запылившиеся в дороге кудри.

— Это была кошка, и её звали Соня, — глухо ответила я, отворачиваясь, чтобы накрыть длинное чёрное тело рваным плащом. Холода я почему-то больше не чувствовала, да и ветер к ночи утих.

— Ну, извини. Я не знал, что это твоя подружка. Думал, вообще-то, что тебя от смерти спасаю, ну и себя заодно. Глупо было бы надеяться, что я стану церемонится с питомицей Лордина, готовясь убить её хозяина. Да и она, кстати, вряд ли бы меня пощадила, в отличие от своей давней приятельницы, — Смарт развёл руками, скорчив виновато-сожалеющую гримасу. Но в его раскаяние я ни секунды не верила. Подумалось о том, что при встрече со мной он всё же промахнулся нарочно, и его хвалёная меткость — вовсе не бахвальство. Впрочем, я и раньше понимала, что он опасен, хотя только теперь честно призналась в этом себе.

— Ты видишь в темноте? — спросила, как бы между прочим, пытаясь сообразить, как он мог заметить Соню, умеющую двигаться совершенно бесшумно. Хотелось знать все сильные стороны своего загадочного спутника, так умело прикидывающегося беззаботным простачком. Сюрпризов с меня было достаточно.

— Я просто наблюдательный, — невинно ухмыльнулся он. — Разве ты не заметила, как тьма дохнула опасностью. А этот запах я чувствую мгновенно. Иначе не выжить при моей суетной работёнке.

Ах, хотелось бы мне знать побольше о тебе, дружочек Смарт! Кто ты на самом-то деле? Пока я гадала, устроившись на большом камне, умник размышлял в голос:

— Значит, хозяин этой киски где-то рядом. Эх, быстро же он догоняет. Хорошо ещё если у нас имеется хотя бы день пути. Вряд ли Лордин помчится галопом по долине змей. Сумеречные коты, насколько я знаю, могут бежать быстрее лошади. Думаю, он послал кошку, чтобы задержать тебя. Что же ты такое знаешь? Почему Лордин рванул за тобой в погоню? Думай, Верна, думай.

— Ничего я не знаю, — отмахнулась я от зануды.

Но он уже без меня сам придумал ответ. Вот же упрямец, хоть кол на голове теши!

— Драконы! Конечно же, ему нужны драконы! И он уверен, что ты их найдёшь. И даже если ты думаешь, что ничего не знаешь, то возможно твой талант раскрывать тайны ещё не проявился.

Я только вздохнула, понимая, что это уже, явно, не лечится. Даже попыталась покаяться:

— Да, выдумала я драконов. Ну, каждый ребёнок знает, что их больше нет. Просто бежала от встречи с Лордином, куда глаза глядят. И в сторону гор свернула чисто по глупости. Я же не знала, что здесь так жутко.

Не поверил, конечно. В чушь, так сразу уверовал, а от правды, лишь отмахнулся. Хоть головой о камень бейся, всё без толку.

— Мне-то можешь не врать, — самоуверенно принялся ухмыляться этот неверующий. — Уж других причин, чтобы отказаться от благополучной жизни в столице, я и придумать не могу. К тому же, каждый ребёнок знает и то, что драконы существовали, и этот факт даже мудрецы учёные не отрицают. Что-то от них должно было остаться. И мы это что-то найдём.

А ещё хвалился, что всё обо мне знает. Главного-то и не заметил, или посчитал несущественным. А причины- то были. И чтобы объяснить мой странный поступок, вовсе не обязательно выдумывать сказочную историю про ожившую вдруг легенду. Отказаться от привычного общества и спланированной для тебя судьбы легко, когда само общество тебя не принимает, шарахаясь, как от белой вороны, а дарованная судьба кажется тюрьмой. Я совершенно перестала слушать бормочущего о наших фантастических планах Смарта, устроившегося рядом. Склонив голову ему на плечо, поддалась дрёме, сквозь которую пробивались в сознание подобные снам воспоминания.

5. Тени прошлого.

Родители любят своих детей — это закон природы. Во всяком случае, так говорил мой учитель, и у меня не было причин ему не верить. К сожалению, люди умудрившиеся, явно каким-то чудом, произвести меня на свет, при всей своей учёности с этой аксиомой познакомиться, видимо, позабыли. Не то, чтобы они были плохи или злы, вовсе нет. Эта семейная пара мало чем отличалась от множества других. Просто на суетную жизнь у них совершенно не было времени, которое всё, без остатка принадлежало работе. Я ещё удивляюсь, как им друг с другом-то удалось встретиться. А обо мне же родители вспоминали лишь при крайней необходимости, благополучно сдав своё случайное дитя на руки няньке и учителям, которые меня, собственно, и воспитали. В связи с тем, что наши встречи за семейным круглым столом были крайне редки, их подобием я не стала. Когда они впоследствии это обнаружили, то очень удивились. Впрочем, я не считала себя чем-то обделённой. Такая жизнь казалась привычной. И потом, у меня была Синилья. Не всем везло с младенчества чувствовать себя по-настоящему любимыми. Люди нашего круга обычно жили без лишних эмоций, отвлекающих от главного. Главным же было поклонение науке.

Мир, ранее наполненный страстями и магией, теперь погряз в бесконечном равнодушии. А ещё говорят, что ненависть разрушительна. Самое опасное, как на мой взгляд, — безразличие. Когда не выбирают средств, неуклонно продвигаясь к цели, становится по-настоящему страшно. И тот, кто способен испугаться этого, вряд ли будет принят и понят господствующим ныне обществом. Его отвергнут с брезгливым осуждением. Так однажды случилось со мной. Так случалось с теми, кто не принимал устоявшийся уклад. Даже среди учёных встречались уникальные особи, способные чувствовать. Но голоса, протестующие против царящих в нашем мире бесчеловечных законов, были чрезвычайно тихи, а жизни тех, кто обладал таким атавизмом, как мораль, слишком коротки.

Удивительно, но вспомнить лица людей, подаривших мне жизнь, получалось с трудом, хотя я и успела прожить с ними под одной крышей почти восемнадцать лет. Отец — высокий крупный мужчина, носил очки в золотой оправе, которые почему-то ему ужасно не подходили и казались чем-то инородным на круглом румяном лице. Три волоска на подбородке он гордо величал бородкой, ухаживая за этой неуместной растительностью с особой тщательностью. Второй его гордостью были предки. Портреты ныне покинувших этот мир маститых учёных в традиционных чёрных балахонах висели на стенах нашего особняка. Впрочем, это было всё его наследство. Старинный дом, похожий на небольшой дворец, отцу достался при удачной женитьбе. Поговаривают, что при этом не обошлось без тёмной истории. Я совершенно не знаю подробностей, но про родителей своей матери никогда ничего не слышала. Мама была немногословной. Невысокая, с резкими чертами смуглого лица, она напоминала мне отцовскую тень. То ли боялась его, то ли так страстно уважала. Только любви я между ними никогда не замечала. Это чувство вообще считалось излишним, отвлекающим от действительно важных эмоций. Страсть к познанию тайн — вот, чем были наполнены сердца настоящих мудрецов, заседающих в Совете объединённого государства. Отец же считал себя настоящим учёным, и внимательно следил за тем, чтобы ни в коей мере не отличаться от других. Именно поэтому он неустанно твердил о своей верности науке, величая её единственно возможным для нас счастьем. С его слов выходило, что только она, наука, способна просветить умы, воплотить в реальность мечты, подарить комфорт и благополучие. Только она могла противостоять мраку невежества и нищеты, царившему в далёком прошлом. Отец смеялся над древними магами, упрямо называя их лжецами и шарлатанами. Теперь же в новом мире, где господствовал разум, а не бессмысленные заклинания им не было места. Предать эту единственно верную истину означало добровольно обречь себя на пустое никчёмное существование без успеха, достатка и надежды на удачу. Родитель себе такого не желал, и о подобном даже думать не советовал. Любимой темой для разговоров за круглым обеденным столом было бесконечное восхищение степенью развития современной науки, а так же постоянное напоминание об коварстве старых магов, их бессилии перед мудрецами-учёными. И не понятно мне было чего больше звучало в отцовских речах: презрения к магам, или же неосознанного страха перед ними. Чаще всего мы боимся того, чего не понимаем. Все вокруг делали вид, что вытеснили из своей души этот страх, как и магов из современной жизни, но полной уверенности в этом никто не имел. Мудрецы твердили о том, что лишь наука и современный уклад приведёт мир к процветанию. Прошлое же, частью которого были маги и прочие нелюди, по их словам, подлежало уничтожению, ибо могло повредить прогрессу, привести к началу нового витка самоуничтожения человечества. В качестве подтверждения своей правоты, правящая группа учёных приводила известные из хроник исторические данные. Именно маги развязали войну с драконами, бывшие некогда хозяевами нашего мира. После ухода драконов ненависть заставляла народы уничтожать друг друга в бесконечных войнах. Победа науки над магией, растратившей свои силы в бессмысленной борьбе за величие, упразднила различия между людьми и объединила их в единое государство. Были забыты древние названия народностей, рас, городов и королевств. Мир стал един, государство в нём было одно, которое даже не потрудились как-либо обозначить, надеясь безликостью стереть в памяти его граждан былое разделяющее из разнообразие. Свои крамольные размышления об устройстве современного мира я всегда благоразумно держала при себе, но с трудом удерживалась от изучения старины, казавшейся мне такой яркой, разнообразной и загадочной.