Taliana - Утекая в вечность

— У меня такое чувство, что они нас ждали, — морщится Серпов. — Я пару раз едва не засветился перед постовым. И у меня сложилось чувство, что он специально отвернулся, что бы я мог на носочках незаметно пройти мимо.

Калина расхохоталась уже в третий раз.

— Так и есть. И нечего удивляться. Нас ждали и подготовились. Вишнар развлекается. Знаете, как переводится это прозвище — «Проказник». Воображаю, как они с сыном сейчас смеются, наблюдая за нами.

— Думаешь тут камеры? — оглянулся Серпов. — Не вижу…

— А вы ждете такую как наша для съемок фильма, на пол стены? — хохотнула Калина. — Они у них, наверное, как спичечная головка или как пыль. Распылили тут по полу и смотрят мне под юбку. А я в брюках! — сказала она и не без злобного задора шмякнула ногой по воображаемой камере. И тут же побелела как полотно.

— Что, камера дала сдачу? — усмехнулся Серпов.

— Михаил Юрьевич, мне тут в голову пришло…

— Не распылили ли они такую пыль в наших комнатах? Или скажем, душевых? — посмеивался он, наблюдая за ее мучительными гримасами. — Вот видишь, как опасно иметь такое богатое воображение? Теперь ночь не будешь спать, и купаться станешь одетой.

— Вообще не буду. Стану позорно смердеть, — скуксились журналистка.

— Знаешь, что и правда, интересно? Где остальные? Не заблудились ли?.. — морщился Серпов.

— Вы что, все на разведку пошли? А оператор с камерой?

— С маленькой, — кивнул шеф и улыбнулся. — Одна Рыжова побоялась. Забилась всем телом под подушку, словно ее в комнате вообще нет.

— Тогда бессмертные просто в истерике уже. Надеюсь, они, правда, за нами следят. Не найдем же потом никого из группы. Тут с непривычки можно и заблудиться лет на сто.

— На двести, если без поводыря войти в каменную залу…

Они расхохотались и все еще посмеивались, минуя очередной пост. Солдат так изумился их наглости идти в открытую, что просто открыл рот. Так и поворачивался за ними одной головой — сияя дуплом с идеальными зубами. А Проскурина еще и вернулась, и добила несчастного вопросом:

— А у вас случайно нет ключей от нулевого уровня? Или еще каких-нибудь, где полно секретиков? Мне очень нужно…

Солдат цокнул зубами, резко закрывая свой рот и решительно крутнул головой, убеждая, что таковых у него «нет».

— Я так и думала, — вздохнув, сокрушалась Калина и перед тем как удалиться добавила: — Но мы походит тут еще? Поищем, хорошо?..

Она измывалась так над каждым постовым и, в конце концов, попала на такого же, как сама шутника.

— Есть, — подмигнул он и тихо шепотком добавил: — Только вы меня государю не выдавайте.

Солдат и, правда, тут же протянул ей электронный ключ, и когда женщина с интересом повертела его в руках и спросила: «И от какой он двери?», ответил:

— От моей.

— От вашей? — удивилась журналистка.

— Да, приходите под утро, когда я сменюсь, и я шепну вам на ушко пару забавных секретиков, — сказал и еще раз недвусмысленно подмигнул.

Серпов даже поперхнулся смеяться над выражением лица сотрудницы. А потом добавил для солдата:

— Молодец!

— Я вообще не поняла, вы, на чьей стороне? — возмутилась Проскурина, когда они двинулись коридором дальше.

— Это было просто блестяще. Думаю, к утру этого молодца приставят к награде. За то, что нашел, что тебе возразить и поставил на место.

— Как дело касается мужского эго, так все вы коллеги.

— В каком смысле?

— Упыри!..

— Где вы были и почему вы вообще тут?!

Вот и для Проскуриной настало время удивленно округлить глаза и к стыду своему — открыть рот. Точно как постовой. И шока в глазах не меньше.

Этим вопросом в ее собственной, точнее — отведенной для ночевки комнате встречает сын государя. И лицо у него при этом, такое не доброе-не доброе, почти злое.

Калина оглянулась себе за спину соображая оправдываться или нет? И если да, то не правдой же о походе на нулевой уровень.

Решила вообще ничего не говорить. Сложила руки на груди и нахмурилась.

— Зачем пришли?

— Я прождал вас не один час в гостинице в вашей комнате. Вы не пришли, — строго укорил ее он.

— Да, я в курсе, — подчеркнув, таким образом, этот очевидный факт, согласилась гостья.

— Я сразу понял, что вы тут, — продолжил Амир.

— Сразу? — ухнула Калина. — Аналитик от Бога. Уже начало четвертого, Амир. Сразу было бы часов пять тому назад…

— Я тут уже около часа, — замыкаясь лицом, холодно ответил он. — Где вы бродите? Весь дворец закрыт на замки! Нельзя быть такой наивной. Зачем бы вас оставили ночевать да еще без охраны?

— Сколько тайн вы мне только что открыли! — округлила она глаза. — Только про цель своего позднего… хотя, пожалуй, что уже раннего, визита так и не сообщили.

— Вы редкая язва и не каетесь. Так и помрете девственницей, — слегка теряя терпение, ругнулся капитан и присел на стул.

— Вынуждена вас разочаровать…

— Уже разочаровали! — резко перебил Амир. — И не пытайтесь, как всегда острить, демонстрируя свой богатый опыт. Подозреваю, его кот наплакал. Или даже мышь! Ваш хронический случай, образ бешенной сучки которая норовит тяпнуть всякого в радиусе километра, меня заинтересовал. Но вы правы, в вашем досье ничего, что могло бы дать ответ, не было. Пришлось капнуть, пока я был там среди вас, у людей.

— И напрасно потратить время. Сучка взбесилась сама по себе. Такое у сучек бывает, — холодно кривлялась Калина.

— Я не называл сучкой вас, сказал «образ сучки», это подразумевает притворство, — терпеливо пояснил капитан.

— Я знаю, что это подразумевает. Говорите, что вы там нарыли? Мне и самой уже интересно, отчего я как бешенная. Ходили в поликлинику собрали мои справки? Как там общий анализ моей мочи? Что интересного в кале?..

— Не интересовался ни тем, ни этим, — игнорируя насмешки, спокойно ответил ночной визитер. — Вы так уверенно держитесь, потому что думаете, что я ничего не мог найти, потому что искать нечего. Но это не так. Ответ был всегда на поверхности, и он очень прост. Ваш отец, Калина, всегда сильно давил на вас. С детства порицал за все. Вы росли с внутренним гневом, и вылилось это в том, что вы во всем стали противопоставлять себя ему. Всегда все делая на зло. Если ему не нравился какой-то мальчик вы непременно с ним начинали дружить. Если он настаивал, чтобы занимались танцами, вы их бросали и занимались стрельбой из лука, или борьбой. И приходили домой вся в синяках. Чтобы он постоянно давил на вас, и вы в очередной раз что-то ему доказывали. Эта привычка противопоставлять себя мужской воле у вас с детства, происходит она из ваших отношений с отцом. Он не хотел, чтобы вы стали журналистом, и вы стали именно им! Он мечтает видеть вас чьей-то женой, и вы изо всех сил отталкиваете от себя всех желающих. Вы так его ненавидите или просто желаете его любви с таким отчаянием? Что бы он принял ваш мятежный дух, принял такой, какая вы есть и перестал порицать?