Taliana - Утекая в вечность

— По себе судите? По своим отношениям с отцом? — холодно спросила Калина.

— Вот и доказательство. Лучшая оборона — нападение. Потому и отвечаете всегда вопросом на вопрос. Даже этим подтверждаете мою догадку. Знаете что в этом всем самое ужасное? Вы могли бы стать чьим-то счастьем. А стали наказанием самой себе. Потому что из-за придирок отца, в вас жив страх не оправдать доверие. А как с таким грузом на сердце пустить в него кого-то и поверить?

— Уж, не о любви ли вы мне сейчас говорите? — иронизирует Проскурина.

— О вашем страхе любви. Так и есть.

— У меня нет никакого страха любви.

— Есть. Именно поэтому, Калина, вы так отчаянно кусаете тех, кто вам по-настоящему нравится.

— На себя намекаете? — усмехнулась женщина.

— Именно. Я нравлюсь вам. И вы держите это в тайне.

— Даже от себя? — смеется она.

— Прячься за иронией сколько угодно. Правду это не изменит. Я нравлюсь тебе, оттого ты и играешь со мной, — внезапно перешел он на «ты». — Хочешь чувствовать, что в своем желании ты не одинока. Но ближе подойти не даешь. Тебе страшно.

— Забыться от любви к вам? — насмешливо уточнила женщина.

— Подпустить вампира к своей шее. Думаешь, укушу. И это настолько сильный страх, что он затмевает собой все.

— Я что-то запуталась, так чего я больше боюсь, полюбить или быть укушенной?

— Потерять себя. Отдать себя другому. Не в банальном смысле, а по настоящему — довериться и ошибиться. С любовью в сердце это больно. Так у тебя было с отцом, и ты не желаешь пережить это снова. Но пока ты не отдашь себя, преодолев этот страх, счастья не будет.

— Все, вы разгадали меня. Теперь можете идти к себе и спать спокойно, — сказала она пренебрежительно и отвернулась, расстилать постель.

— Если бы ты меня не боялась, то давно уже стала моей. Потому что желаешь этого не меньше, чем я. Но я для тебя настоящая угроза, потому что больше чем просто нравлюсь тебе, верно? И тебе страшно, что это станет очевидно, если ты позволишь мне приблизиться и прикоснуться. Но это уже очевидно. Я же не ребенок, Калина…

— Амир, вы прирожденный психоаналитик, уж не вы ли нашептали Фрейду основы психоанализа?.. Все это занятно, но я устала и хочу спать. Не будете ли вы столь добры, убраться отсюда ко всем чертям? Если вам так натерпится пошелестеть сегодня простынями, сходите к милой даме что весь вечер делала вам глаза. Если боитесь сложностей, найдите прототипа. Я дам вам конфет, — любезно попросила она.

Капитан подошел вплотную, и Калина едва сдержалась, чтобы не отступить, но устояла, упрямо поджав губы. Не хотела показывать ему свою слабость.

— Каждое утро последние пол года я усиленно тренировался, — тихо поведал он.

— В искусстве любви? — поддела она.

— Обливался кислотой. Так что твоя ирония мне не обидна.

Калина хохотнула и сделала веселые глаза:

— Ничего не припалили кислотой?

— Все целехонькое, — уверенно кивнул он.

— Тогда рада за вас. И доброй ночи, наконец!

Амир откланялся и пошел к секретному ходу.

— А зачем вы приходили?

— Сказать, что вы ревнуете напрасно, — беспечно признался капитан.

— Ревную? Я?

— Да. Поэтому я пришел вас заверить…

— Что у вас ничего нет с той дамой. Все, идите! — теряя терпение от абсурдности ситуации, скомандовала женщина.

— Нет, почему же, было и не раз. Но это совсем ничего не значит для меня. Чисто для разрядки. Как пройтись по снаряду после разминки, что бы сноровку не потерять. Все свои эмоции я берегу для вас! — уверил он, слегка переигрывая с искренностью. — Поэтому спите спокойно.

— Какой хвастун. Ваш отец бы вас устыдился. Не представляю, что бы он так же хвастал своими победами.

— Этому я научился как раз у него. Он же сам продемонстрировал вам свой розарий. Не сомневайтесь все эти цветочки он понюхал и не раз.

— Фу, какие мерзкие ассоциации возникли, — скривилась Калина. — Амир, вы добились желаемого, я потеряла покой от ревности. Все! Идите уже спать, хвастун!..

— Да, свет очей моих, я слушаю тебя? — закатив глаза, паясничала журналистка. Капитан смотрел предельно серьезным взглядом, словно собирался сообщить что-то очень важное, так сказать — пролить свет истины.

— Я регулярно делаю так, как ты меня учила. И проблем, и правда, больше нет. — После этих слов капитан бессовестно улыбнулся.

Журналистка в недоумении вскинула брови, изучая собеседника серьезными газами, пока не осознала, о чем именно он говорит. В результате она живописно закатила эти самые серьезные зеленые глаза.

— Я тронута вашей неожиданной откровенностью, о том, как вы поднаторели в искусстве оральных ласк, но это признание было излишне…

— Может быть, пройдемся по мучному, Проскурина? Булочки, кексик…

— А вы еще не нализались на этом конвейере?

Ответом был тихий задорный смех. И преемник, наконец, ушел…

— Ну и вид у тебя. Что, ночь выдалась тяжкой?

Проскурина хмурится, игнорируя неприятный юмор коллег. Ранее утро они едут на транспортере к зданию гостиницы. Журналистка кутается в свое пальто и силится не зевать. Ужасная ночь, она практически не спала. А когда все-таки смогла уснуть, уже пора было просыпаться.

— Спала она не в одиночестве. Точнее — не в одиночестве не спала, — шутит в ответ Володя.

— Очень остроумно! Да, я придавалась разврату до самого утра! С двумя сразу. Ты это хотел услышать?..

Серпов закрыл рот всем и к счастью для Проскуриной строго добавил, что имеет гарантии, что она не спала ни с кем из королевской семьи.

— Откуда знаете? — сощурился оператор.

— Этой ночью она спала со мной, — отмахнулся шеф. И Калина тяжко вздохнула, один шутник другого не лучше. Потому как наживку склевали все…

— У них вообще есть женщины? — примерно в середине дня, внезапно спросил Михаил Юрьевич, обращаясь к помощнице. — Сколько не смотрю по сторонам, не вижу.

Серпов заинтересованно оглядывался стоя посреди одной из центральных улиц столицы. Съемочная бригада решила сделать несколько дублей для общей зрелищности картины в этой части города. Самое насыщенное движение, один за другим стремительно пролетают шаропланы, маршируют небольшими группами солдаты, старшие офицеры куда-то торопятся поодиночке в длинных строгих пальто. И, конечно же, прогуливаются туристы из мира людей. Яркий день, солнце слепит глаза. Зеленая не по сезону травка на газонах, цветы в закрытых стеклянных вазонах, удивляют взгляд разнообразием и красотой. Слева парк, справа аллея с недавно встроенными уютными теплыми беседками, где воркуют пары влюбленных. Многие шпили необычных дворцов. И во всем этом многообразии почему-то ни одной девочки, женщины, даже… бессмертной бабушки.