Дама выбирает кавалера (СИ) - Нотт Тэффи

Когда в двери вошёл высокий, темноволосый мужчина, в гражданском платье в отличие от многих других присутствующих кавалеров, я сразу поняла, что это тот самый Сергей. Догадаться было несложно, видя, как скривилось лицо генеральши, будто на красивый, начищенный до блеска паркет ступил конюх, который полдня расчищал конюшни. Я быстро склонилась к Марии Артемьевне, которая давно заскучала.

— Простите, мадемуазель, а кто тот гость? — Тихо поинтересовалась я, под бесконечное жужжание матроны. Фрейлина посмотрела на меня огромными от удивления глазами.

— А Вы не знаете? — Она наморщила свой симпатичный носик. — Это граф Голицын, старший брат Марии Алексеевны.

Граф решительно, будто направляется в последний бой, прошёл к сидевшей генеральше.

— Сестрица. — Голицын с поклоном поцеловал протянутую ладонь с тяжёлыми кольцами. По лицу его было несложно догадаться, что он сам этой встрече не рад.

— Милый братец. — Проворковала Толстая. — Мы рады, что вы изволили осчастливить нас своим присутствием…

Одного взгляда «милого братца» было достаточно, чтобы Мария Алексеевна прикусила язык, а гость пошёл приветствовать хозяина дома. Я заворожённо наблюдала за высокой фигурой мужчины. Тёмные волосы его были уложены по последней моде, шоколадный камзол сидел на широких плечах идеально, в шейном платке поблескивал крупный бриллиант. Черты лица его лишь отдалённо напоминали генеральшу и, в отличие от женского лица, смотрелись более гармонично. А залёгшие в уголках глаз морщинки намекали, что гостю Толстых уже не меньше тридцати пяти. Что же такого сделал брат, что Мария Алексеевна его теперь и видеть не хочет?

С генералом Сергей Александрович поздоровался теплее, на тонких губах даже мелькнула улыбка. Они крепко пожали друг другу руки, о чём-то коротко переговорили вполголоса, и гость отошёл на приличное расстояние. Никто из местных матрон, которые задавали тон этому вечеру, разговаривать с ним не стремился, кажется, разделяя позицию хозяйки дома.

Текли неторопливые разговоры о том о сём, со столов постепенно исчезали закуски, вышколенные слуги то и дело исчезали в потайных дверях с пустыми бокалами и возвращались с наполненными. Однако в воздухе всё равно витала атмосфера ожидания. Мы с братом Марии Алексеевны сидели двумя изгоями в разных концах залы и, скорее всего, завтра станем причиной досужих разговоров в Петербурге. Даже утомившаяся Прасковья Фёдоровна меня покинула.

Но вот к Толстой проворно подошла служанка, что-то шепнула, низко склонившись. Мария Алексеевна быстро приосанилась, кивнула мужу. Это не прошло незамеченным. Все гости как бы ненавязчиво, почти не меняя своего положения в пространстве, повернулись к входу. Разговоры стали тише. Один брат генеральши, как сидел в углу своего дивана, уткнувшись в одну точку взглядом и потягивая шампанское, так и остался сидеть.

Атмосфера в зале стала напряжённой, кое-кто нетерпеливо переминался с ноги на ногу, смех Натальи Юрьевны стал нервозным и тонким… Но вот, двери отворились, и вошёл государь. Все встали со своих мест, кланяясь. Его Величество, как в нашу первую встречу, выглядел блистательно. Пушок его светлых волос и игра света создавали вокруг его головы какой-то золотистый ореол. Улыбка, которой он одарил всех присутствующих, разгладила некрасивое лицо, заставляя светлые романовские глаза сиять.

— Мария Алексеевна, голубушка! — Он приник к ладони генеральши в перчатке. — Премного благодарен за приглашение. Давненько, знаете, не выбирался вот так куда-то попросту, без церемоний. Пётр Александрович. — Хозяин дома был одарён крепким рукопожатием. — Я посмотрел документы, о которых Вы мне говорили утром… — Александр Павлович махнул рукой. — Впрочем, неважно. Давайте не будем о делах. Позвольте представить вам моего дорогого друга, Иван Фёдорович Крузенштерн.

Государь сделал шаг назад и только теперь я заметила, что за ним в гостиную вошёл ещё один мужчина. В отличие от государя, тоже в гражданском, но военную выправку широких плеч сложно было утаить. Хоть его и немного портил растерянный вид и смешной нос картошкой.

— Надеюсь, вы не разозлитесь на меня, милая Мария Алексеевна, что я сегодня не один.

— Ваше Величество! — Императору тоже досталось веером по плечу. — Мы всегда рады новым лицам. Прошу, Иван Фёдорович, располагайтесь, чувствуйте себя как дома.

— Благодарю, мадам. — У Ивана Фёдоровича обнаружился лёгкий немецкий акцент, впрочем, ничего удивительного. Потому что по рождению он бы не кем иным, как Адамом Иоганном фон Крузенштерном, человеком, под командованием которого два корабля «Надежда» и «Нева» совершат первое, русское, кругосветное путешествие.

Пока я во все глаза разглядывала немного робкого в окружении столь почётных особ Ивана Фёдоровича, все по очереди шли на поклон к Александру. Тот был со всеми обходителен и приветлив, дамам раздавал комплименты. Но особенно радушно он приветствовал Сергея, который подошёл к императору чуть ли не в последнюю очередь.

Я не знала, как поступить. Без представления своих «родственников» я не могла подступиться к Александру Павловичу, да и не очень-то хотелось. Мало мне, что ли, одного генерал-губернатора? Но Толстой поманил меня к себе и пришлось повиноваться. Дошла очередь и до меня.

— Ваше Величество, это моя троюродная племянница, Вера Павловна Оболенская. — Я сделала церемониальный книксен, который был несколько сложнее обычного поклона, чем снискала одобрительный смех государя.

— Какая воспитанная девица. Из которых Оболенских? — Уточнил император.

— Из Новгородских. — Уже не задумываясь врала я, без тени смущения, разглядывая молодого мужчину перед собой. Конечно, он был далёк от того, что принято изображать на портретах. Они не передавали и половины того очарования, что исходили от Александра. Была ли это его личная черта или всех Романовых на русском престоле, но его харизма занимала гораздо больше места, чем он сам. Теперь стало понятно, почему многие писали о его уникальном умении расположить к себе.

— Что же, надеюсь, мы сегодня услышим Ваше музицирование в том числе. — Этот «Северный Сфинкс», как назовёт его Наполеон многим позже, улыбнулся мне тонкой улыбкой Моны Лизы и переключился на Салтыкова.

А я, чувствуя, как горят мои щёки, увидела две пары тёмных глаз, прожигающих меня насквозь — брата и сестры. Первого с интересом, второй с раздражением, граничащим с ненавистью. Что же, оправдать ожидания Марии Алексеевны и тихо отсидеться в уголочке не вышло.

Наконец, когда все гости заняли удобные места, начался сам музыкальный вечер. Первым делом, под аккомпанемент комплиментов Мария Алексеевна весьма недурно сыграла Куперена. Зрители остались в восторге и долго не могли отпустить хозяйку дома из-за инструмента, попросили ещё спеть. Это была роковая ошибка. Пела Толстая от души, но, к сожалению, очень «грязно». Я видела, как улыбки на лицах зрителей становятся всё кислее и кислее. Потом к инструменту позвали Наталью Юрьевну, которая сказала, что сегодня желала бы спеть, но попросила кого-нибудь аккомпанировать. Хотела было вызваться Мария Алексеевна, которая явно была ослеплена своим успехам и не готова была расставаться с ним так быстро, но Салтыкова проворно её опередила, позвав брата генеральши. У того буквально дёрнулся глаз, но он, натянув улыбку, согласился.

Наталья Юрьевна пела просто очаровательно, как, я уверена, и всё, что она делает. Невольно подумалось, что рядом с ней я смотрюсь как перезрелая груша. В начале девятнадцатого века мне в мои двадцать четыре положено уже быть кем-то вроде Марии Алексеевны — четверо детей, хозяйство, муж. И, может быть, три любовника. Потом я себя одёрнула. Вера, очнись, это не твоё время, тут не по чему тосковать. Дома тебя ждёт недописанный диплом, блестящее будущее учёного и любовь, конечно, которая обязательно тебя найдёт. А покуда можно погулять, оторваться, попутешествовать…

Осталось только до дома добраться.