Твоё слово (СИ) - Лисканова Яна

Я никогда не думала о справедливости, возмездии, восстановлении правды и прочей ерунде. Иногда, слушая своих одноклассников, однокурсников, читая книги и слушая пафосные речи героев фильмов, я удивлялась: почему все стремятся к таким поверхностным, относительным, объективно недостижимым и в широком масштабе бессмысленным вещам, как — свобода, правда, справедливость, жертвенность… Точнее, нет, не так.

Почему свое совершенно нормальное желание жить лучше, комфортнее, обладать большими ресурсами и властью, говорить все, что вздумается и не получать за это звездюлей, люди оправдывают всеми этими вещами?

Я никогда не думала о морально-этической стороне вопроса — мыслить такими категориями всегда казалось мне странным. Я пыталась стать известной журналисткой, чтобы иметь возможность безнаказанно раскатать в асфальт преподавателя, который выгнал меня из универа.

И сейчас меня немного смущало, что я осознала в себе желание раскатать в каменную мостовую этих недокрышевателей не забавы ради, а потому что они шантажировали, угрожали и убили Тревора Ласки. Человека, с которым я не была знакома; человека, до которого мне, по хорошему, нет никакого дела. Что изменилось в моей жизни от его смерти? Разве что только информации для статьи прибавилось — так это скорее плюс. Значит, объективно, эта ситуация должна меня радовать? Так почему я тогда так раздражена?

Я решила не думать об этом. В конце концов, это не имело особого значения, потому что никак не меняло моей цели. Шестой камушек почему-то не заговорил, и это гораздо важнее.

— Ну давай, работай! — шипела я, вертя его в солнечных лучах, — ну же…

Камешек не отвечал, но когда я его сжала два раза подряд, он вдруг подсветился красным.

— И что это значит? — спросила я у него, снова сжимая его дважды. Он снова стал голубым, — да ладно?!

Я опять просветила его через солнце и он послушно повторил моим голосом:

— И что это значит?

Настроение тут же поднялось! Я проверила последний камушек и он тоже оказался пустым. Закинула оба в карманы, кинула в сумку денег и решила, что пора отсюда выбираться, пока Ева или Раш не решили, что меня уже пора будить на увеселительную прогулку для туристов. 

У моего окна дерева не было.

Да и слава богу, наверное. Не то чтобы я умела по ним лазать. Я вырвала листок из блокнота, написала, что у меня появились срочные дела и мне ужасно жаль, что погулять с Рашем я не смогу и оставила ее на столе. Спрятала записывающие камушки в мешочек с деньгами и пошла на разведку.

Приоткрыла тихонько дверь — за ней никого не было. Прошлась немного, прислушиваясь. Вроде, тихо. Спустилась по лестнице до первого этажа и услышала с кухни звуки разговора. Чтобы дойти до выхода надо было пройти прямо перед открытой дверью кухни, так что я осмотрелась, нашла в дальнем конце коридора окно и все также неслышно поползла к нему. На счастье, оно как раз было открыто, так что неловко переваливаясь через подоконник, я выбралась на улицу никем не замеченной! Оглядела задний двор, вдохнула теплый воздух и, выбравшись из переулка на главную улицу, пошла в сторону Восточной части Кольца.

Минут через двадцать дошла до Лисьего Базара и, спросив у прохожего, где Даровая улица, на которой сейчас должен тоскливо доживать свой век старый Лука, свернула в переулок. Ноги еще от вчерашних дорог не отошли, а я, видимо, и сегодня их погоняю хорошенько по городу. Как тоскливо без метро и автобусов! Надо будет, когда вернусь домой, аккуратно разузнать у Евы насчет общественного транспорта. Может он здесь вполне себе существует, а я как дура на своих двоих.

Я шла по узеньким улочке, стиснутой с двух сторон рядями домов в два-три этажа. Тут было не особо шумно, но и не тихо — люди общались с громкостью соседей в коммуналке. Все тут, похоже, друг друга знали и на меня, чужачку, смотрели с подозрением. Будто я не по улице иду, а реально к ним в дом вломилась! Атмосфера тут такая и была — соседи по лестничной клетке субботним утром распахнули двери, чтобы провести ген.уборку в общем коридоре.

— Не подскажете, далеко еще до начала Даровой улицы, там угловой дом должен быть… — решила я уточнить дорогу у выбивающей веником пыль из ковра дамы. Близнец этой даже на вид тяжеленной, потертой и пыльной, сколько ни бей, тряпки, кстати, лежал у меня на деревянном полу в комнате на чердаке. Так что с женщиной я почувствовала некое родство.

— Начало будет, когда до конца дойдешь, — объяснила дама, выбив облако пыли прямо мне в лицо.

Если я когда-нибудь займусь пропагандой семейных ценностей для повышения демографических показателей, это будет слоган моей пролайферской пропагандистской кампании! «Найди конец — найдешь и начало. Начало новой жизни!».

Или это слоган для похоронной конторы? «Для них — конец, для вас — начало!», а неофициальный, для своих, так сказать, будет: «Для вас — конец, для нас — начало!».

Или напечатать это на листовках какой-нибудь оппозиционной партии: «Они довели вас до конца, мы доведем к началу!», а если попытаться усидеть на двух стульях, то властьимущим можно предложить напечатать листовки со слоганом: «Мы привели вас к началу — они хотят сделать его концом!». А на самом деле, начало и конец находятся в одном и том же месте, и шевелиться никто не собирается.

В одной и той же типографии можно будет символично заказать обе партии листовок — чтоб скидку сделали! А сэкономленное — себе в карман. И вашим, и нашим, так сказать!

Когда я наконец вышла из этой узкой душной коммунальной улицы, на меня подул ветерок, солнечные лучи брызнули в лицо, а главное, на меня перестали пялиться. Угловой дом я нашла быстро, как и грустного старичка на скамейке у двери. Он кормил голубей хлебными крошками и переодически тяжело вздыхал.

— Вы Лука? — уточнила я.

— Да, доченька, — поднял он на меня глаза, полные невыразимого смирения, — тебе что-то нужно?

— Вообще-то, да! — улыбнулась я, — я журналистка, веду расследование о превышении должностных полномочий Восточного Отделения Стражи.

— Что? — не совсем понял меня старик.

— У вас вымогали деньги стражи, ведь так? Угрожали? Шантажировали? — Лука сжал губы, нахмурился и кивнул, — это незаконно. Но вы и сами знаете. Я могу помочь вывести преступников на чистую воду!

— Не слишком ты юная для таких дел? — спросил он.

— В самый раз! — улыбнулась я уверенно, — у меня уже достаточно сведений, но мне хотелось бы осветить и вашу историю, если вы не будете против.

— А стоит ли?.. — неуверенно начал он.

— Стоит, дедуль, кто, если не мы?! — начала я давить на него, — ведь то, как они поступили с вами — это безобразие! И не только с вами! — начала я горячо доказывать ему важность этого предприятия, — Если их не остановить, сколько еще пострадают так, как вы? Нельзя сидеть сложа руки, надо бороться с этой гнилью! — вот-вот, в глазах старика уже появляется что-то похожее на надежду, чуть-чуть додавить, главное не переборщи, Шура! — Ваша история может помочь многим, очень многим. Понять, что они не одни хотя бы, понимаете?

— Да, но… — все еще сомневался в необходимости кому-то противостоять старик.

— Если это дойдет до нашего Императора — а я об это позабочусь, поверьте — он не оставит это, — вроде же они любят своего златорожего… в смысле, златоликого господина? Не за красивые же глазки? — я почти уверена, что мы сможем добиться восстановления справедливости! Может вам даже лавку вернут, ну или хотя бы компенсируют ее потерю…

— Думаешь? — неуверенно спросил старче, но глаза блеснули уже не так тоскливо.

— Да наверняка! — очень на это надеюсь, обманывать старика не хотелось. Но если что, я уж придумаю что-нибудь. Или попрошу Раша о помощи. Он же добряшка, грустному дедуле наверняка помочь захочет.

— Ну, — начал Лука, — давай-ка зайдем в дом? Я налью чаю и расскажу?..

Он уже не выглядел таким безрадостным, оживился и повел меня в дом и, когда усадил меня, налил чаю и всунул в руки печенюшку, которую я с удовольствием грызла, начал рассказывать.