Хранительница его сокровищ (СИ) - Кальк Салма

В зале стояли сундуки. Много разных сундуков, и деревянные, и окованные железом, и как бы не с серебряными инкрустациями, только серебро, ясное дело, потускнело и окислилось — от грязи, влажности и варварского обращения.

— Можно открывать и смотреть? — спросила Лизавета.

— Вперёд, госпожа моя. Расскажи мне, что ты думаешь о моих сокровищах.

— Но… почему-то я думаю, что это не единственная твоя сокровищница, — усмехнулась она.

— Ясное дело, и до последнего времени эта была совсем не моя. Я думал, что нужно пригласить почтенного господина Пиньи и расспросить его о том, в каком тут всё состоянии, но на первый план всё время выходили какие-то более важные дела. А господин Пиньи на этой должности ещё со времён моего отца. Он маг, поэтому старится не так быстро, как обычный человек, но всему есть предел.

— А был ли у него какой-нибудь помощник?

— Да, сын, господин Пиньи-младший. Я, кстати, просил его подойти, но через часок. Сначала смотри сама, а потом я отдам его тебе на растерзание.

Лизавета подобрала платье, чтобы не запнуться и не завалиться, и пошла смотреть. Сундуки стояли сначала рядами, чтобы к каждому можно было подойти, а дальше — таким, знаете, квадратом. И в центре этого квадрата, на пустом месте, лежала куча. Золота. Деталей при имеющемся свете было не разглядеть, но выглядело внушительно. Куча металлических предметов, преимущественно, кажется, монет, вот прямо лежала на полу. В пыли, грязи и что тут ещё водится. Лизавета подошла, осмотрела кучу поближе — ну да, лежит. Ей почти по колено. Как, простите, картошка на поле. Свежевыкопанная. Она обошла кучу по периметру, наклонилась, подняла первое, что попало в руку. Золотая монета, на ней что-то написано непонятным шрифтом, не местным. Вся в грязи, и соседние — тоже.

— Скажи мне, господин мой Фалько, ты что, дракон? Я думала, ты другое существо.

Он даже глазами заморгал от удивления.

— Почему дракон? — и смеётся, и непременно смеётся.

— Потому что, если верить сказкам, именно драконы складывают сокровища в кучу и ложатся на них сверху.

— Точно, ты же рассказывала нам сказку про такого дракона!

— Вот я и представляю — как ты ложишься спать не в кровать в соседнем здании, а здесь, на этой куче. Складываешь аккуратно крылышки, чтобы не помять ненароком, выкапываешь себе в этом всём ямку и ложишься, — она сама ржала, как ненормальная, когда всё это говорила.

Но слишком сильно было потрясение.

Он тоже хохотал, и даже стражники заглянули внутрь, чтобы посмотреть — чего это его милость с супругой ржут, как кони?

— Лиза моя Лиза, я тут, понимаешь ли, думал, что произведу на неё впечатление человека богатого и достойного, а она драконами обзывается, — Фалько обнял и поцеловал её прямо на глазах у стражников.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — смутилась она. — Ты достойный человек вне зависимости от всех сокровищниц этого мира. И богатый, по-моему, тоже.

Чего она, в конце-то концов! Маленькая, что ли?

— Я не обиделся. Я и не подозревал, что сокровища Фаро могут так… развеселить.

— Если честно, я впервые в такой сокровищнице и понятия не имею, как она должна выглядеть.

— А у тебя дома как?

— А у меня дома не так, — вздохнула она, подошла к ближайшему сундуку и открыла его.

Крышка со скрипом поднялась, внутри лежали золотые блюда. Много. В соседнем — серебряные кубки. Ещё в одном — большие серебряные канделябры вперемешку с маленькими подсвечниками.

— Если бы посреди моего хранилища лежала такая вот куча предметов из драгоценного металла, мне бы голову оторвали, как хранителю, и были бы правы. Представь, если бы третья часть скипетра лежала где-то здесь. На эту кучу кровью хоть закапайся — не отзовётся. Пока попредметно не перебрали бы — не увидели бы этой штуки.

Фалько закрыл глаза и, наверное, представил, как они втроём с Астальдо здесь роются. Посмеялся.

— Ты права, госпожа моя.

— Скажи, сколько здесь всего? Ты знаешь общую цифру?

— Сколько всё это весит? Нет, не знаю. Думаю, достаточно много.

— Не только сколько весит, а ещё и сколько в штуках. Более того, я подозреваю, что некоторые штуки ценятся не только за то, что сделаны из драгоценного металла, но ещё и за уникальную работу мастера, — Лизавета держала в руках серебряное блюдо с чеканкой и пыталась рассмотреть рисунок, но металл окислился, и ничего видно не было. — Я хочу знать, сколько это стоит, мне любопытно.

— Не представляю, честно говоря. На моей памяти это всегда описывалось словами «много» и «достаточно».

— Ты же хотел поговорить с господином помощником хранителя? Спроси у него, есть ли какая-нибудь учётная документация на всё это. Мне было бы очень интересно почитать. Записывал ли кто-нибудь поступающие предметы? Да хотя бы просто в тетрадь или амбарную книгу? Известно ли, сколько здесь чего? Сколько посуды, и из них — сколько блюд, сколько кубков, сколько ложек-вилок. Сколько штук прочей утвари. Сколько монет — золотых и серебряных. Какие они — год, номинал, страна происхождения. Вот я открываю сундук и смотрю — много предметов. А много — это сколько? Какие? Откуда взялись? При каком царе Косаре сюда попали? Я уже не говорю о том, удостоверились ли, что это именно драгоценный металл, а не что попроще.

— Лиза, я все эти магические формулы не запомню, — он восхищенно смотрел на неё и качал головой.

— Но ты ведь хочешь знать, что у тебя тут есть и сколько его?

— Очень хочу, — кивнул он. — Это тоже один из моих рубежей обороны. Более того, я хочу знать, что с ним произошло за два последних правления — увеличился? Уменьшился? Остался неизменным? Если уменьшился, то по какой причине?

— Отличные вопросы, — кивнула Лизавета. — Осталось найти кого-нибудь, кому можно их задать. Кстати, а кого вообще сюда пускают?

— Меня. Господина Пиньи и его сына. И кого-либо с нами. Я распоряжусь, чтобы тебя тоже пускали.

— Сначала я хочу понять, что и как вообще, — покачала головой Лизавета.

Но, конечно, масштаб бедствия поражал и впечатлял. Посидеть на куче золота? Да легко! Порыться в жемчужинах, засунуть руки по локоть? Вот прямо сейчас, только чтоб кто-нибудь крышку подержал, а то придавит, без головы можно остаться. Восторг музейшика — такие предметы!

Пока Лизавета рассматривала содержимое сундуков, Фалько у входа отдавал кому-то распоряжения. Кажется о том, чтоб её, Лизавету, пускали сюда без ограничений.

А потом послышались торопливые шаги, и кто-то запыхавшийся ввалился внутрь.

— Ваша милость, я здесь.

— Господин Дионисио, рад вас видеть. Как себя чувствует ваш отец?

— Пришёл в себя, но не может вымолвить ни слова, ваша милость, — вздохнул вошедший.

Лизавета выбралась из-за сундуков и подошла к мужчинам. Господин Дионисио оказался высоким и тощим, наверное, чтобы войти сюда, ему приходится нагибаться. На вид лет тридцати. Его одежда была предусмотрительно темной и немаркой, даже манжеты сорочки не торчали. Он прижимал к себе большую толстую книжищу.

— Я надеюсь, вы сможете нам всё рассказать ничуть не хуже вашего отца. Кстати, кого из лекарей пригласили к нему?

— Его лечит господин Террано из Ордена Сияния, — с поклоном произнёс хранитель. — Конечно, я расскажу. О чём ваша милость хочет узнать?

— Сколько и чего у меня есть, — рассмеялся Фалько.

— О, много, ваша милость может не беспокоиться. За время правления его милости Гульэльмо общее количество ценностей практически не изменилось. Отсюда почти ничего не брали, но почти ничего и не добавляли. Его милость Гульэльмо говорил, что наша задача — копить, а не тратить.

— Очень мило, конечно, но есть ли у вас сведения о том, чем я владею? Сколько ценных предметов здесь содержится и каковы они? У госпожи Элизабетты возникло очень много вопросов, я все даже в голове не удержу, — улыбнулся Фалько.

Хранитель глянул на Лизавету остро и недоверчиво. Ну вот, опять, притащил господин герцог какую-то чужеземку, которая спит и видит, как бы всем тут напакостить.