Елена Усачева - Проклятие рода Радзивиллов

Сегодня Кэт впервые пожалела, что изменилась. В таком виде она никогда не привлечет внимание парня. Она уже проявила себя нескладехой, а это ничего, кроме насмешки, вызвать не может. Осень сразу погасила свои краски, воздух потерял ароматы и больше не манил в далекие исторические странствия. День стал обыкновенным, каких впереди еще будет тысячи.

Аудитория ступеньками поднималась вверх. Кэт по привычке устроилась на первом ряду, чтобы ничья голова не загораживала ей доски.

Высокий подвижный мужчина, профессор Томаш Жицкий, сидел за столом, заполнял бумаги, время от времени поглядывая на собирающихся студентов.

— А знаете, — вдруг без предисловий, не вставая, все еще водя ручкой по бумаге, начал он, — что наш факультет называют кафедрой чародейства и волшебства?

За спиной Кэт загудели, засмеялись.

— Тогда уж лучше Хогвардс, — проявил кто-то свои знания в литературе.

— Английские сказки к нам не имеют отношения! — все еще что-то дописывая, прервал веселые смешки профессор. — Мы будем заниматься древними мифами и легендами, а чтобы проникнуть в их суть, нам придется немного поколдовать.

— На метлах летать будем? — не унимался весельчак.

— Метлами отсюда я буду гнать тех, кто станет пропускать занятия. — Ручка наконец поставила точку и успокоилась. Профессор задерживал взгляд на каждом лице, запоминая новых студентов. — После лекций коллоквиум и сдача зачетов. Раз в неделю будем выбираться на полевую практику.

— Ловить ведьм! — Кто-то явно не понимал, что пора бы уже остановиться.

— Погружаться в Древний мир, — терпеливо объяснял Жицкий, но в конце фразы все же недовольно поджал губы, так что болтуну хорошо было бы уже замолчать. — Попробуем хотя бы мысленно воссоздать жизнь, протекавшую здесь пятьсот, тысячу, а то и две тысячи лет назад. Не получится вжиться в ту эпоху — весь наш курс останется для вас пустой схоластической наукой. Это в понятии современного человека мир существует только для него. Солнце для него встает, реки для него текут, луна только для того придумана, чтобы гнать океанскую волну, на которой так удобно носиться на доске. Древние люди были вписаны в природу, являясь ее частью, а поэтому с магией у них все обстояло гораздо проще.

— Неужели вы верите в водяных и вампиров? — менее жизнерадостно хмыкнул болтун.

Профессор встал, словно вопрос его обидел. Так и виделось, что одним движением руки он сорвет с себя пиджак, расправит крылья и с горестными восклицаниями унесется в окно, своим собственным примером убеждая сомневающегося студента.

— Это не вопрос веры, — глухо произнес Томаш Жицкий, повернувшись лицом к доске. — Это знание. Чем вера отличается от знания?

— Знания доказуемы, а вера имеет эмоционально-гипнотическое обоснование.

Знакомый голос! Кэт поискала говорящего глазами. Светловолосый парень сидел под потолком, забившись в самый угол. Было видно, что он не собирается бежать из аудитории после звонка в числе первых.

Щелкнули, распахиваясь, створки доски.

— Записывайте! — Профессор пропустил реплику светловолосого, и Кэт это слегка задело. Столько потратить времени на пустозвона и ничего не сказать под конец на дельный комментарий. — На доске список необходимых книг. Большинство из них вами должны быть прочитаны. На перемене советую заглянуть во двор Даукантаса. Это был известный литовский историк и писатель-просветитель. В центре двора растет дуб, посаженный в 1979 году. Постойте рядом с ним, может, что-нибудь для себя поймете. На первом этаже восточного корпуса, перед кафедрой классической филологии, есть мозаики литовских языческих богинь и богов. Исполнил их Витолис Трушис. Обратите внимание на Медейну. И Перкунаса. Кстати, Перкунас не только повелитель дождей и гроз, но и покровитель дубов.

— Я во все это не верю! Ни леших, ни оборотней не существует! — Кричавший до этого парень все-таки приподнялся. Невысокий, чернявенький, он нагло улыбался.

— Тогда вам, юноша, надо было идти на математический факультет, а не на историю культуры. Там все более-менее четко. Насколько я понимаю.

— Но то, что все это вымысел, можно доказать!

— Как же вы это сделаете? — Профессор впервые с интересом посмотрел на крикуна.

— Пойду в лес в полнолуние и никого не встречу.

— Или будете искать цветок папоротника и ничего не найдете? — усмехнулся Жицкий. — Ну что же, — он снова оглядел аудиторию, — кто еще оперирует понятиями «верю» — «не верю»? Кто не представляет рядом с собой существование оборотней?

Кэт показалось, что сейчас профессор рассердится настолько, что прыгнет через стол, ударится о землю, и на ошарашенную аудиторию глянут злые волчьи глаза.

Но ничего этого не произошло. Над головами взметнулись руки, послышалось хихиканье.

— А кто — верит? — Учительский голос не стал ни слабее, ни сильнее. По большому счету ему было плевать на мнения сидевших перед ними детей.

— Я верю!

Таким же тоном было сказано: «Ты повторяешься!» Чуть насмешливым, уверенным.

— Я так понимаю, что вы неплохо изучили историю, пан…

— Николай Радзивилл, — поднялся светловолосый.

— Знатная фамилия, — протянул профессор, с прищуром глядя наверх. — Вы имеете какое-нибудь отношение к древнему литовскому роду?

— Если считать одну фамилию родством… — ушел от ответа светловолосый.

— Что же, смело, — кивнул Жицкий. — Надеюсь, как-нибудь расскажете нам историю семьи Радзивиллов. Это будет показательный урок всем неверующим. Потому что вы являетесь живым воплощением нашей истории. — Профессор как-то сразу потерял интерес к происходящему. — Переписывайте названия книг и можете быть свободны.

Кэт опустила глаза в тетрадку и тут почувствовала, как волосы у нее на голове зашевелились. На листе было выведено имя «Николай». Однако… с ней такого еще никогда не было. Она даже не помнила, когда успела взять ручку!

Девушка захлопнула тетрадь и поспешила на выход вслед за профессором. Еще не хватало снова встретиться со светловолосым, услышать очередной его комментарий. Оборотни у него существуют! Это надо же такое придумать!

Через двор Даукши она прошла во двор Аркад, а оттуда во двор факультета иностранных языков Даукантаса. Небольшой дуб тянул вверх свои ветви. Нижние сучья были обрезаны, видимо, от слишком ловких студентов, любящих полазить по деревьям. Девушка смотрела на дерево, и ей становилось грустно. Но не той тяжелой давящей грустью, какая бывает в моменты безысходности и утомления. Ее печаль была светла. Что-то покидало ее в это мгновение… Не детство ли?