Райчел Мид - Последняя жертва

Я знала о всей подготовке, наблюдая за Лиссой.

Я видела, что хаос уже назревает.

Найти какие-то улики в этой путанице будет не просто сложно.

Практически невозможно.

Две недели.

Две недели и я могу быть мертва.

— Я не могу, — сказала я Эйбу упавшим голосом.

— Я не хочу умереть таким образом.

— Да? — Он поднял брови.

— Ты знаешь, как должна умереть?

— В бою

Одна слеза потекла по щеке и я поспешно вытерла ее.

Я шла по жизни, всегда четко зная это.

Я не хочу такой смерти, не сейчас, когда это имеет слишком большое значение.

— В сражении.

Защищая тех, кого люблю.

Не… не посредством чьего-то запланированного плана.

— Это тоже своего рода борьба, — размышлял он.

— Просто не физическая.

Две недели, еще две недели.

Это плохо? Да.

Но это лучше, чем одна неделя.

И нет ничего невозможного.

Может, появятся новые улики.

Ты просто должна подождать и увидишь.

— Я ненавижу ждать.

Эта комната… она такая маленькая.

Я не могу дышать.

Она убьет меня прежде, чем палач это сделает.

— Я очень сомневаюсь в этом.

Выражение Эйба оставалось холодным, без признаков сочувствия.

Жесткая любовь.

— Ты бесстрашно сражалась с группой стригоев, а маленькую комнату выдержать не можешь?

— Дело не только в этом! Теперь мне придется ждать в этой дыре, зная, что часы тикают и остановить их нельзя.

Иногда наши силы лучше испытываются в ситуациях где нет очевидной опасности.

Иногда выжить бывает сложнее всего.

Ох, Нет.

Я стала ходить, нарезая маленькие круги в камере.

— Только не начинай со всем этим благородным дерьмом. ты сейчас говоришь как Дмитрий во время своих мудрых жизненных уроков

— Он пережил то же самое.

Он так же переживает из-за других вещей.

Дмитрий.

Я глубоко вздохнула, успокаивая себя, прежде чем ответить.

До этой путаницы с убийством, Дмитрий был самой сложной проблемой в моей жизни.

Год назад, хотя это казалось вечностью, он был моим инструктором в старшей школе, обучая меня, чтобы я стала стражем, которые защищали мороев.

Он сделал это и многое другое.

Мы влюбились друг в друга, хотя это было запрещено.

Мы управляли чувствами, как могли, даже нашли способ быть вместе.

Эта надежда исчезла, когда его обратили в стригоя.

Для меня это было ожившим кошмаром.

Потом Лисса использовала дух чтобы превратить его обратно в дампира, что было чудом в которое никто не верил.

Но, к сожалению, не все вернулось к тому состоянию, которое было до нападения стригоев.

Я посмотрела на Эйба.

— Дмитрий прошел через это, но все это повергло его в ужаснейшую депрессию! Он до сих пор не оправился.

От всего.

Весь груз злодеяний, которые он совершил, будучи Стригоем, преследовал Дмитрия.

Он не мог простить себя и твердил, что больше никогда не сможет никого любить.

Тот факт, что я начала встречаться с Адрианом не помог делу.

После нескольких бесполезных попыток, я поняла, что между мной и Дмитрием все кончено.

Я двинулась дальше, надеясь, что теперь у меня что-то получится с Адрианом.

— Правильно, — сказал Эйб сухо.

Он подавлен, но ты воплощение счастья и радости.

Я вздохнула.

— Иногда говорить с тобой, как разговаривать с самой собой: чертовски раздражает.

Есть еще какая-нибудь причина, почему ты здесь? Кроме того, что ты принес мне ужасные новости? Мне было бы лучше, если бы я ничего не знала.

Я даже не предполагала погибнуть таким образом.

Я не ожидала такого поворота событий.

Моя смерть не отмечена карандашом в календаре.

Он пожал плечами.

— Я просто хотел увидеть тебя. и те условия, в которых тебя содержат.

— Да, действительно. Я поняла.

Взгляд Эйба постоянно возвращался ко мне, пока мы говорили; не было никакого вопроса, которым я могла бы привлечь его внимание.

В нашей беседе не было ничего такого, что могло бы обеспокоить охранников. но раз за разом я замечала как он будто сканирует глазами всё окружающее — коридор, мою камеру, — все мелочи, которые казались ему интересными.

Эйб не просто так заработал репутацию Змея.

Он всегда расчетлив, всегда ищет преимущество.

Выглядит так, словно моя тяга к сумасшедшим интригам — это семейное.

— Я также хочу помочь тебе скоротать время.

Он улыбнулся и просунул через решетки парочку журналов и книгу.

Может это сможет улучшить положение вещей.

Я сильно сомневалась, что какое-то развлечение сможет скрасить мои две недели до смерти.

Журналы были о моде и прическах.

Книга была "Граф Монте-Кристо". я взяла её в руки, сгорая от желания пошутить, желания сделать хоть что-нибудь, что позволило бы уйти от настоящего.

Я видела фильм.

Твой тонкий символизм не такой уж и тонкий.

Если ты только не спрятал напильник внутри.

— Книга всегда лучше фильма. он собрался уходить

— Может в следующий раз у нас будет литературная дискуссия.

— Подожди.

Я бросила журналы и книгу на кровать.

Прежде. чем ты уйдешь… во всем этом хаосе, никто никогда не сможет разобраться, кто на самом деле убил ее.

Когда Эйб мне не ответил, я бросила на него злобный взгляд.

— Ты веришь, что я не делала этого, правда? — все, что я знала, он действительно думал, что я виновна и в любом случае он просто пытался помочь.

Это не зависит от характера.

— Я верю, что моя милая дочь способна на убийство, — наконец сказал он.

Но не в этот раз.

— Тогда кто это сделал?

— Это, — сказал он, уходя, — то, над чем я работаю.

— Но ты только что сказал, что у нас нет времени! Эйб!

Я не хотела, чтобы он уходил.

Не хотела оставаться наедине со своим страхом.

— Этого нельзя исправить!

— Просто помни, что я сказал в зале суда, — ответил он.

Он исчез из поля моего зрения, и я села на кровать, думая о том дне в суде.

В конце слушания он с уверенностью сказал, что меня не казнят.

Или даже, что будет суд.

Эйб Мазур не был тем, кто бросает слова на ветер, но я начала думать, что даже у него есть пределы, тем более теперь времени у нас было намного меньше.

Я снова вытащила смятую бумажку и раскрыла ее.

Мне передал ее в зале суда Эмброуз — слуга и любовник Татьяны.

Роза,

Если ты это читаешь, значит случилось что-то ужасное.

Ты, скорее всего, меня ненавидишь, и я не виню тебя.

Я могу только просить чтобы ты поверила, что принятый мною закон о возрасте был лучшим для твоего народа, чем то, что задумывали другие.