Эми Плам - Умри для меня

Это как аренда стола.

Я без энтузиазма огляделась вокруг прежде, чем посмотрела вниз страницы. После того, как перелистнула две страницы, я заметила, что кто-то смотрит на меня с другого конца террасы.

И весь мир замер, когда наши глаза встретились.

У меня было странное чувство, что я знала этого парня.

Я чувствовала, что встречалась с этим незнакомцем раньше, мне казалось, что я провела с ним часы, недели и даже годы.

По опыту, это было односторонним явлением: он даже не заметил меня.

Но только не сейчас.

Я могу поклясться, он чувствовал тоже самое.

Его взгляд не менялся и я поняла, что он уже какое то время смотрит на меня.

От него захватывало дух. От его длинных волнистых темных волос, которые были зачесаны назад, открывая широкий лоб.

Его оливковая кожа заставила меня предположить, что он либо много времени проводит на улице, либо откуда-то, где южнее и жарче, чем в Париже.

И глаза которые смотрели на меня были синие как море, с густыми черными ресницами.

Мое сердце вырывалось из груди, и казалось что кто то выжал весь воздух из моих легких.

Несмотря ни на что, я не могла отвести взгляд.

Прошло несколько секунд прежде, чем он повернулся к двум своим друзьям, которые громко смеялись.

Трое из них, были молоды и красивы, сияющие на вид. Их харизма была оправдана тем, что каждая женщина, здесь, попала под их чары.

Если они это заметили, то виду не подавали.

Первый парень был поразительно красив, сложеный как камень, с короткой стрижкой и темной шоколадной кожей.

Уловив мой взгляд, он обернулся, и сверкнул понимающей улыбкой, как быдто знал, что я не смогу ему противостоять.

Встряхнув с себя вуайеристский транс, мои глаза метнулись к моей книге на нескольких секунд, после чего я осмелилась поднять взгляд, но он не смотрел.

Рядом с ним, отвернувшись от меня, сидел мускулистый, загорелый мальчик, с бакендбардами и вьющимися каштановыми волосами, и расказывал историю которая заставила двух других закатится хохотом.

Я изучала того, который первый привлек мое внимание.

Хотя он был на несколько лет старше меня, я не дала бы ему больше двадцати.

Он откинулся в своем стуле, и стал похож на обходительного француза.

Но что-то холодное и жесткое в его лице давало понять, что его доброжелательная поза была лишь оболочкой.

Не то чтобы он выглядел жестоким.

Хуже чем я думала.

Он был опасен.

Хотя он и заинтриговал меня, я сознательно стёрла из своей в памяти лицо черноволосого мальчика, будучи убежденной в том — то, что выглядит совершенным плюс опасным — приравнивается к дурным вестям.

Я взяла книгу и переключилась на более надежную Ньюленд Арчер.

Но я не смогла удержатся, и окинула их быстрым взглядом, когда официант принес мне чай.

Печально, но я не могла вдуматся в книгу.

Спустя пол часа, его столик опять привлек мое внимание.

Я могла почувствовать как женщины напряглись, когда трое парней прошли по террасе.

Как будто группа моделей Армани шла к кафе на ходу срывая с себя одежду.

Пожилая женщина за соседним столиком наклонилась к подруге и сказала:

— Здесь стало жарковато.

Подруга хихикнула в знак согласия, принялась обмахиватся пластиковым меню и строить парням глазки.

Я с отвращением покачала головой. Невозможно что ребята не почувствовали деятки глаз сверлящие им спину, когда они уходили.

Подтверждая мою теорию, черноволосый оглянулся и увидев что я смотрю на него, самодовольно улыбнулся.

Кровь прилила к моим щекам и я спрятала лицо за книгой. Я не стала доставлять ему такого удовольствия: видеть как я краснею.

Я пыталась разобрать хотя бы слово на странице в течение нескольких минут прежде, чем сдаться.

Я потеряла внимание, заплатила за напитки, оставила на столике чаевые, и вернулась прочь на руи ду Бак.

Жизнь без родителей легче не стала.

Я чувствовала себя заточенной в глыбе льда.

Только холод ишел изнутри.

Но я цеплялась за него изо всех сил. Кто знает что произойдет если я позволю льду растаять и снова начну чувствовать? Я бы расстворилась в депрессии и снова стала нефункциональной. Как в первые месяцы после смерти родителей.

Я скучала по папе.

То, что ин исчез из моей жизни, было невыносимым.

Он был красивым французом, который всем нравился. А когда люди смотрели в его зеленые глаза, начинали смеятся.

Когда он смотрел на меня, его лицо светилось выражением чистой любви, и я знала, что независимо от того, какие бы глупые поступки я ни совершала в жизни, у меня всегда будет один поклонник в этом мире, подбадривая меня.

А, что касается мамы, ее смерть выдернула мое сердце, как будто она была частью меня, которую просто вырезали скальпелем.

Она была родственной душой, “родственным духом",как она имела обыкновение говорить.

Не то что бы мы всегда ладили.

Но сейчас ее нет, я научилась жить с огромной, пылающей дырой, что осталась во мне от ее потери.

Если бы я, возможно, избегала действительности в течение только нескольких часов ночью, возможно часы моего бодрствования были бы более терпимыми

Но сон был моим личным кошмаром.

Я лежала в постели до тех пор пока, его мягкие пальцы не смели с моего лица оцепенение, и думала, наконец-то! А спустя полтора часа я снова просыпалась.

Однажды ночью я копалась в своей голове, лежа на подушке, глядя прямо в потолок.

Мои часы показывали час ночи.

Я подумала о длинной ночи впереди и выползла из кровати, выискивая одежду, которую надевала накануне и накинула ее.

Выйдя в коридор, я увидела свет, выходящий из-под двери в комнате Джорджии.

Я надавила на нее и повернула дверную ручку.

— Хей, — прошептала мне Джорджия сверху вниз.

Она, полностью одетая, лежала на кровати, положив голову у ее подножия.

— Только вернулась, — добавила она.

— Ты тоже не можешь уснуть, — прокомментировала я.

Это был не вопрос.

Мы знали друг друга слишком хорошо.

— Почему же ты не прогулялась со мной? — спросила я.

— Я терпеть не могу просто лежать без сна в своей комнате всю ночь напролет.

Только июль, а я уже успела прочитать все свои книги.

Дважды.

— Ты с ума сошла? — сказала Джорджия, перевернувшись на живот.

— Уже полночь.

Ну, вообще-то, это только начало.

Сейчас час ночи.

Люди все еще на улицах.

И, к тому же, Париж — самый безопасный.

— город на земле.

— Джорджия закончила мою мысль.