Горячий источник (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Когда девушка покидает кабинет, тут же врывается медсестра.

- Анализы лабрадора, - медсестра изучает меня, а я отворачиваюсь, внимательно всматриваясь в лицо ветеринара.

Меня волнует моя собака, вряд ли здесь есть другой лабрадор.

- Спасибо, хорошо, - вчитывается в таблицы, - так, – откладывает врач бумаги и снова улыбается.

Интересно, она когда-нибудь бывает сердитой или расстроенной?

- Мы прооперировали вашу собаку.

- Мою что? Что вы сделали? Но как же? - я вскакиваю, запуская пятерню в волосы, – но почему вы мне не сообщили?

- Вот поэтому и не сообщили, пойдемте, - встает блондинка и хотя хочется возмутиться громче, ее мелодичный голос снова меня успокаивает, - я вам кое-что покажу. Не волнуйтесь, все гораздо лучше, чем я думала.

Мы подошли к стеклу, сердце забилось быстрее, когда я увидел Мари обвязанную шнурами и бинтами.

- Все прошло хорошо, чуть позже заберете ее домой, - улыбается врач. - Первое, о чем вы должны позаботиться — сухая подстилка для нее. Долгое время после операции собаке противопоказаны прыжки и резкие движения, поэтому матрасик лучше сделать на полу — любой, даже невысокое возвышение может быть не под силу Мари.

Стало отпускать, несмотря ни на что, ветеринарный врач убеждает меня, что все будет хорошо. Не знаю, как именно ей это удается, но я перестаю нервничать.

Кажется, что Ирину Владимировну любят все её пациенты, животные тают в её руках, млея от нежности и удовольствия. С разных сторон к ней тянутся пушистые комочки, жаждущие внимания.

- Первые после операции сутки сопровождаются пониженной активностью пса. Вполне может быть, что ей даже не захочется выходить на улицу, чтобы справить нужду, поэтому лучше всего место застелить клеенкой. Следите, чтобы она не занесла в рану грязь или сняла швы зубами самостоятельно. Собаки стойко переносят боль, - поджала губы Ирина. - Однако слишком сильные страдания могут привести к шоку и потере сознания, поэтому если Мари будет проявлять беспокойство, - наклонила голову к плечу, - плакать или кричать, обязательно вколите ей анальгетик, который я вам назначила.

Голова идет кругом, вся эта информация не помещается в ней. А доктор продолжает:

- Чтобы предупредить воспаление и развитие осложнений, я выписала вам антибиотики. Помните, что колоть их нужно через строго определенные промежутки времени, иначе весь эффект от этих лекарств будет сведен на нет. Мы отправим вас на больничный, вы должны понимать, - смотрит в глаза, - что собака - это не человек, и после подобной операции ей нужен особый уход. Она не знает, что ей лучше не бегать и не прыгать, она не будет выполнять рекомендации и следовать предписаниям врача. В регистратуре вам выдадут бумаги.

Я даже не заметил, что мы давно не стоим, а идем по коридору, еще раз улыбнувшись, она сворачивает в кабинет, а я иду к стойке.

- Ах да, - выглядывает из-за двери врач, - в первые дни, с целью поддержания сердечной и печеночной функций организма, я назначила Мари капельницы.

Она приподымает брови.

- Вы сможете с этим справиться? – наши глаза встречаются, я резко мотаю головой, - ладно, в вене у вашего питомца стоит катетер, следите за ним. А я приеду завтра, в любом случае я должна осмотреть ее, туда-сюда собаку мы таскать не будем.

- Ну как Мари?

Поставила локти на стол Забейворота, не спеша выполнять свои обязанности.

- Лучше, - не знаю почему, непроизвольно оглядываюсь на кабинет доктора.

Мне хочется, чтобы она ещё рассказала мне о том, что с моей собакой все будет хорошо. Я не желаю оставаться один на один со своим горем. Дома я лезу на стену, я привык жить с Мари. Хватаюсь за пустой поводок, кладу корм в миску, наливаю воду, сердце колотится каждый раз, когда я смотрю на пустую подстилку.

Мне не помогают ни книги, ни фильмы, ни даже работа. Какая работа, когда я работаю с Мари, она мой напарник. Глеб Дмитриевич меня не трогает, искренне сочувствуя. Они вместе с женой приглашают меня на ужин, пытаясь отвлечь, но все чего я хочу, чтобы моя собака поправилась. Поэтому доктор, умеющий меня успокаивать, мне необходим больше чем воздух.

Я ещё раз смотрю на дверь, но рыжая меня отвлекает:

- А почему ты выбрал именно лабрадор-ретривера?

Перевожу безразличный взгляд на копну рыжих волос. На меня смотрит худое лицо с россыпью веснушек, с острым носом и такими же острыми скулами. Я уверен, кто-то наверняка посчитает ее симпатичной. Но я не собираюсь рассказывать очень откровенную и жутко личную историю о том, как Мари, будучи щенком, выползла из коробки и выбрала меня сама, буквально вцепившись в ноги. О том, как я впервые влюбился по-настоящему, взглянув в умные, чёрные глаза моей собаки, а теперь она лежит там, за стеклом, и я ничего не могу с этим поделать.

- Других не было, - холодно отвечаю девушке, искренне радуясь, что она погружается в бумаги, ставя какие-то печати.

Последняя дверь по коридору открывается, и я оборачиваюсь на звук. Она на меня даже не смотрит. Разговаривая по телефону, Ирина Владимировна привычно улыбается. Но это не ветеринарный доктор в удобном медицинском костюме и какой-то невнятной белой обуви на низком ходу. К регистратуре идет женщина, именно женщина, ни девушка, ни девчонка, а потрясающая, чуть за тридцать с красивыми распущенными волосами и горящими глазами. На ней чёрные брюки, по полу стучат каблуки, а в расстёгнутом пиджаке виднеется нечто из женского гардероба название чего, естественно, я не знаю. Оно без лямок, заманчиво приподымает пышную грудь серебристо-черным покровом.

Ирина Владимировна не худая, её формы манят округлостью, мраморно-гипсовыми изгибами, элегантными плавными линиями. Таких женщин изображают на картинах и увековечивают в скульптурах.

Она обходит меня по длинной дуге и кладет ключи, передавая их Забейвороте. Меня как будто нет. В нос ударяет запах сладковатых духов. Не могу оторвать взгляда от розового блеска на губах, она явно подкрасилась.

- Уже отработали? – смеется рыжая.

- Ага, спасибо, Оль, - расписывается Ирина в журнале.

- У вас свидание?

Ольга Забейворота, точно, так ее зовут, хихикает, а Ирина улыбается.

- Годовщина с мужем у нас.

Я видел кольцо, но думал о собаке, а сейчас эта информация неприятно царапает по коже. Ветеринарный доктор плавно покидает клинику, так ни разу и не взглянув в мою сторону. Она говорит "до свидания" ни кому-то конкретно, а в пустоту.

А я не могу справиться с губами, что сами по себе шепчут:

- До свидания.

Когда позвонили из клиники и сообщили, что приедет врач, я бросился убирать в доме. Мари была непривычно спокойной, а я попытался за полчаса избавиться от бардака, который планомерно разводил последнюю неделю. Вдобавок, собственная собака описала мне майку и штаны, и когда зазвенела трель звонка, я не успел переодеться. На Ирине была тёплая кофта, наброшенная на очередной топ без лямок, и шёлковые чёрные брюки, волосы распущены, а глаза привычно сияют. Она излучает тепло, кажется, у неё никогда не бывает плохого настроения. Не знаю в какой очереди она отстояла за такой большой грудью, но определённо точно хотелось рассмотреть её поближе, а лучше помять хорошенько руками. Сумасшедшие мысли человека, что добрую половину ночи ухаживал за больной собакой.

- Привет, - резко перехожу я на «ты», без лишних размусоливаний.

Давно замужние дамочки - самый горячий сорт женщин из всех возможных, забытые ленивыми мужьями, они в тайне мечтают о ком-то вроде меня: неугомонном, беспринципном и слегка озабоченном.

- Здравствуйте, - спокойно отвечает Ирина и разувается, не поддаваясь на мою провокацию, - где у вас ванная?

Я киваю в сторону санузла, а сам иду переодеваться. Любовь к собакам-профессионалам мне привил дед, он был заядлым охотником. В его доме долго жил похожий лабрадор, только шоколадного окраса. К убийству лесных животных я спокоен, а вот инстинкт достать добычу любым способом, похоже, передался по крови. И чем сильнее она будет меня игнорировать, тем острее будет желание.