Уж замуж невтерпеж - Екатерина Лесина

– Бывает.

– Ага… у нас-то только мошкара плодится иным часом, – девица дернула тощую косу и уставилась на бант из атласных лент. – Так от один боярин давече решил указом свыше запретить мошкаре плодится и люд честной грызть.

– А это возможно? – осторожно заметил Артан Светозарный, слегка отодвигаясь от рябой девки. А она наоборот, придвинулась поближе и доверительно так произнесла:

– Дык, боярин же ж. Чего ж невозможного? Указы мошкаре читали.

– И… помогло?

– Кому как, – девица перебросила косу с бантом за спину и вытерла ладони о сарафан. – Мошкаре точно не помешало. Боярин еще тот за ослушание наказать велел. Отыскать смутьянов и высечь… да… необъятна дурь человеческая.

И все задумались.

Артан же Светозарный даже вздохнул, верно, собственный опыт имелся. Ричард же ощутил острый укол зависти. Абсолютно иррациональной, даже глупой, но все равно яркой донельзя.

– И вправду, – он вымученно улыбнулся. – Если уж все встали, то стоит озаботиться завтраком. Заодно и про нежить поговорим, если, конечно, прекрасные дамы не будут против.

– Не будут, – ответила за обоих девица и зарумянилась. Еще потупилась и этак, завлекательно ресницами хлопнуло, отчего у Артана Светозарного глаз дернулся.

Слегка.

А Мудрослава Виросская подавила вздох. И мелькнуло в ее глазах что-то такое… наверное, горячая родственная любовь.

Я открыла глаза.

Твою ж… присниться же такое. А главное, не понять, какое именно. Тягостное. Кисельное. Мутное. Сердце колотится. Руки дрожат. Хвост трясется.

Лежу.

Пялюсь в потолок. Беленький такой.

– И… что это было? – интересуюсь осторожненько так. А Замок молчит. Не знает? Или сказать стесняется. Я дрожащею рукой пот со лба смахнула, вздохнула и села.

Голова слегка кружилась.

Нахлынуло вдруг непонятное раздражение. Злость даже. А с ним и желание кого-нибудь убить. Причем такое четкое, осознанное почти.

– Так, Жора, спокойно. Дышим глубоко… представляем себе что-нибудь хорошее, – я и вслух-то заговорила, поскольку это несвойственное мне желание, которое и не думало исчезать, пугало до судорог. – Котиков там… солнышко. Полянку.

Перед глазами же вставала та мрачная картина с демоном, пожирающим город.

Не то.

Не так.

Я потрясла головой и рог поскребла. Надо выбросить это из головы. Подумаешь… приснилось дурное. И настроения нет? Тоже проблема. Бывает. И со снами, и с настроением. Тем более причина имеется, даже целых пять, одна другой краше.

Угораздило же ж.

– Угораздило, – призналась я себе со вздохом и выползла-таки из кровати.

За окном загорался рассвет.

Красиво, однако.

Горы. Солнце… там, дома, я только мечтала в горы поехать. Или к морю. Или вообще хоть куда-нибудь, за пределы такого обычного, привычного и родного городка. Но денег хватало лишь на съем да самое необходимое. Даже премии, которые моя незабвенная начальница выписывала щедро, куда-то да уходили.

На нужды неотложные.

А тут вот…

Стою. Любуюсь. Солнце поднимается из пропасти, огромный шар чистого золота, воплощение первозданной красоты и мощи. И смотрю, пусть даже от света глаза слезятся. Но я упрямо стою, вбираю каждую каплю этого вот…

– …красиво как… – голос раздался будто издалека. Такой нежный, едва различимый. И я замерла.

Снова?

– Красиво, – согласился мужчина, склоняясь над ладонями девушки.

И я выдохнула.

Все-таки как-то это… неудобно подсматривать. Будто я узнаю что-то, чего знать не должна бы, слишком личное, слишком близкое.

А эти двое…

Её я узнала.

Тот, давно умерший Повелитель, и вправду был неплохим художником. Во всяком случае, свою супругу он изобразил весьма и весьма точно. А она красивая. Красивей, чем на том рисунке.

Бледное личико.

Глаза огромные, яркие, что те озера, как бы ни пошло звучало. И устремлены на мужчину. Только в них видится не любовь, а… ожидание?

И снова это ощущение потусторонней жути.

Холодом по хребту.

– Никак не привыкну к этому, – её губы почти не шевелились, а в полупрозрачной оболочке тела клубилась тьма. И странно было, почему мужчина, этот вот опытный мужчина, который лучше меня все знает, не видит тьмы? – Все кажется… кажется, это не по-настоящему… что я снова умираю… и…

И она умерла.

Не тело, душа. Давно уже. А тело осталось. И я это тоже вижу, а он почему-то нет. Хочется крикнуть, предупредить, но в его глазах столько любви, что губы мои склеивает немота.

К тому же это уже случилось.

Давно.

Очень давно.

И я лишь смотрю. На полупрозрачные пальцы, которые касаются щеки мужчины, оставляя на нем едва заметный след тьмы. На его, опьяненного, очарованного. На неё, понимающую, что будет дальше. И… и ей все равно больно.

Но почему?

Если она – тьма, то откуда эта боль?

– Все уже, – он обнимает её, столь бережно и осторожно, будто и сам боится, что она вот-вот истает. – Все уже закончилось…

– Твои братья… они порой так на меня смотрят. И Командор Лассар. Он хочет меня убить.

– Ты ошибаешься.

– Нет, – она покачала головой. – Я это чувствую. Просто… когда ты рядом, он держится. А когда тебя нет… он подходит. Близко так. И смотрит. Смотрит. Только смотрит, но я с ума схожу от его взгляда! Не уезжай!

Она хватается за его руки, будто ищет спасения. И столько отчаяния в хрупкой её фигуре, что даже мне становится жаль её.

– Я умру, если ты уедешь! Они все… они думают, что я должна была остаться там, в горах… они… они…

– Тише.

– И Командор… особенно он. Я знаю, что он тебе говорит! Что я одержима.

Мудрый Лассар.

И надо с ним поговорить. Он должен бы помнить. Такое хрен забудешь. И возможно, то, что сокрыто в его памяти, поможет мне разобраться в происходящем.

– Он ведь говорил?

– Он просто очень древний. И он видел, как рушилась Империя. Это оставляет свой след.

Его пальцы скользят по полупрозрачной щеке.

– Вот и мерещится всякое. А братья поймут. Мы ведь все проверили, правда?

Полувздох-полувсхлип. И я сжимаю кулаки. Мужчины. Самоуверенные. Влюбленные. Бестолковые. Все и сразу. И вновь же, закричать бы, предупредить. Только… он бы не послушал.

Наверное.

– Они согласились, что в