Сердце отравителя - Ива Лебедева

Уныло чадящие свечи освещали помещение настолько плохо, что о конспирации можно было особенно не беспокоиться. Снять капюшон я все же не рискнула, благо в таком месте внимания это не привлекало. Зачем еще ходить в подобный трактир, как не за анонимностью? Уж всяко не ради высокой кухни и годных напитков. Мясо принесли быстро, и я, не чинясь, тут же впилась в него зубами. После пятого проглоченного куска стало ясно, что еда суховата, но к этому моменту желудок уже прекратил вопить о необходимости наполнить его хоть чем-то, потому я смогла безболезненно отвлечься на воду, прежде чем вернуться к трапезе. Взгляд сам собой цеплялся за остальных посетителей, не задерживаясь ни на ком достаточно долго, чтобы вызвать подозрения, но собирая с каждого мелочи. Старая привычка знать чуть больше о ближнем своем.

Вон в углу веселая компания, усиленно делающая вид, что это для них привычное место. По возрасту и поведению — дети, сбежавшие из-под присмотра и в первый раз пробующие радости алкоголизма, не иначе.

У барной стойки два потасканных скучающих завсегдатая пьют без закуски.

А ближе к двери…

Голоса переговаривающихся мужчин долетали сквозь общий гомон с трудом, но знакомые интонации не оставляли в покое, заставляя поминутно косить глазом. Этого не может быть, но я же слышу?

В какой-то момент появился соблазн рискнуть и пересесть поближе, но, на удачу, к разговаривающим подошел трактирщик.

Сидящий спиной чуть повернулся, забирая кружку, и на полускрытое капюшоном лицо упал свет. Время остановилось, как и мое дыхание.

Огонь. Огонь… это ты.

И тебе не семнадцать лет. Меня не отбросило назад по реке времени, не воскресило в моем же юном теле. История не повторяется.

Если раньше оставалась смутная надежда, что я чего-то не поняла, запуталась, забыла и это все же прошлое, пусть и слегка искаженное, то теперь она рассыпалась, встретившись со знакомыми грубоватыми чертами.

Огонь никогда не был красавчиком, но что-то в его горящих глазах и нарочито острых чертах всегда делало его похожим на хищную птицу, гордую и прекрасную. Годы ожидаемо не испортили и не сгладили этот эффект, скорее подчеркнули. Вот только плечи, ранее расправленные почти со спесью, теперь были чуть сгорблены, а смуглые пальцы неуловимо дрожали, сомкнувшись на кружке.

Перед внутренним взором вспышками пронеслись картинки, впечатанные в память с предсмертной ясностью. Эти же пальцы, до побеления сжимающие копье, родное лицо, искаженное яростью и болью. И ужас, сменяющий злость с моим последним вздохом. Или не было этого? Может, мне просто хотелось за секунду до смерти увидеть в его глазах что-то кроме остервенелой жажды расплаты?  Может, он не пожалел ни капли и перешагнул мое тело с полной уверенностью в своем праве?

Осознав, что пялюсь преступно долго, я отвернулась и заставила себя вновь взяться за еду, ставшую теперь уже совсем невкусной. Или это ком в горле мешает нормально глотать?

Сколько прошло лет? Не так много, раз признаки увядания еще не исказили до неузнаваемости знакомые черты. И все же, даже несмотря на полумрак и неверный отсвет мерцающих свечей, на его лице угадывалась печать времени.

Глупо, безрассудно, бессмысленно — но я все же рискнула и, выждав, когда внимание всех посетителей на краткий момент переключится на удачно ввалившегося в трактир пьяницу, пересела на два стола ближе, спиной к Огню. Так, чтобы нас разделяло не более полутора метров.

— …конечно же, подписал, но крови мне выпил столько, что уже и поездка эта не нужна, лишь бы пожить спокойно дали. — Собеседник Огня вещал пьяным и почти плаксивым голосом, с каждым словом все больше подаваясь вперед и вынуждая моего бывшего друга в конечном счете чуть отпрянуть.

— Зато две недели не увидишь свой разлюбезный выводок. — Даже голос стал ниже и приобрел почти зловещую хрипотцу. Холодом продрало вдоль спины от одного только этого звука. Столько всего сразу вспомнилось, столько заболело. И не вся эта боль была горькой, какую-то хотелось продлить, потому что она не только болела, но и грела. Ведь не всегда между нами была ненависть, не всегда.

— Да вот не знаю, радоваться мне за себя или за них, — хохотнул счастливый обладатель двухнедельного отгула. — И благостно на душе от мысли, что их не увижу, и скребет мысль, что больно уж этим упырям малолетним много радости от моего отсутствия.

— Не переживай, радость их продлится ровно до того момента, как они узнают, что им поставят дополнительные занятия со мной. — Огонь тихо прыснул, а я, хоть и сидела спиной, почти что увидела, как пляшут в темных глазах бесенята, знакомые по годам, когда мы сами были «малолетними упырями» и радовались отбытию очередного зловредного преподавателя. — А может, и дежурства. Ты же знаешь, как они «любят» патрули, особенно те, где по четыре часа в дозоре торчать без права отлучиться.

— Ну, значит, мое сердце спокойно.

Я выдохнула. Реальность медленно вращалась вокруг хрупкой оси знакомого голоса и останавливаться не собиралась. Но другой реальности все равно не было, как и смысла переживать по этому поводу.

Что ж… значит, ты теперь преподаватель. Смешно. Вспыльчивый и яркий, яростный, словно лесной пожар, меньше всего ты был похож на того, кто сумеет усмирить собственное пламя до ядовитого преподавательского тления. М-да…

Вовремя поймав на себе становящийся подозрительным взгляд трактирщика, махнула ему рукой и жестом велела повторно наполнить кружку кошмарным пойлом. И правда забылась, человек, слишком долго тоскующий один над пустой посудой, вызывает вопросы. То ли дело сидеть и медленно потягивать дрянное месиво из немытой кружки.

Огонь с собутыльником тем временем переключились на маловнятное поношение рабочего процесса, а я не без удивления осознала, с какой жадностью вслушиваюсь в эти глупости. Просто потому, что можно уткнуться в стол и, слушая мерное ворчание, на одно мгновение представить, что все как раньше. Что мы там, в беззаботных годах учебы. До того, как на обветренной коже залегли тени подкрадывающихся морщин, до того, как вместо преподавателей он стал ворчать на студентов. До того, как он меня убил.

Приличные посетители трактира давно поужинали и разошлись кто по номерам, кто по домам. А я все сидела, прислушиваясь к разговору двух мужчин за соседним столиком, и один за другим заказывала кувшины с пивом.