Керстин Гир - Алый Рубин. Любовь через все времена

— Как жаль, что им некому восхищаться, кроме тебя.

Да, я тоже так считала.

— И как глупо, что ты за пределами семьи говоришь о своих странностях.

Это был опять её типичный укол исподтишка. Он должен был задеть меня, и он меня, к сожалению, задел.

— Я не странная!

— Нет, странная.

— И это говоришь ты, носительница гена?

— Я, в конце концов, не болтаю об этом на каждом углу. А ты точно как тётушка Мэдди. Она рассказывает о своих видениях даже молочнику.

— Ты грубая.

— А ты наивная.

Переругиваясь, мы пересекли холл, пробежали мимо стеклянного чуланчика нашего завхоза и выскочили на улицу. Было ветрено, а небо выглядело так, как будто вот-вот начнётся дождь. Я пожалела, что мы всё же не захватили из шкафчиков свои вещи. Плащ пришёлся бы сейчас очень кстати.

— Извини за сравнение с тётушкой Мэдди, — сказала Шарлотта несколько смущённо. — Я всё-таки немного волнуюсь.

Я была потрясена. Обычно она не извиняется.

— Могу понять, — ответила я быстро. Она должна почувствовать, что я ценю её извинения. На самом деле о понимании не было и речи. Я на её месте просто тряслась бы от страха. Взволнована я была бы тоже, но это было бы волнение наподобие визита к стоматологу. — Кроме того, я люблю тётушку Мэдди. — Что было правдой. Тётушка Мэдди была, возможно, несколько болтлива и имела обыкновение повторять всё по четыре раза, но мне это нравилось в тысячу раз больше, чем таинственная суета некоторых других. Кроме того, тётушка Мэдди щедро угощала нас лимонными леденцами. Но Шарлотту леденцы, разумеется, не интересовали.

Мы пересекли улицу и торопливо пошли по тротуару.

— Не надо на меня так пялиться, — сказала Шарлотта. — Ты заметишь, если я исчезну. Тогда ты нарисуешь своим мелом этот дурацкий крест и побежишь домой. Но ничего не произойдёт, по крайней мере сегодня.

— Но ты же не можешь знать. Тебе интересно, где ты окажешься? Я имею ввиду, в каком времени?

— Естественно, — сказала Шарлотта.

— Надеюсь, не во время великого пожара в 1664 году.

— Великий лондонский пожар был в 1666, — возразила Шарлотта. — Это очень легко запомнить. Кроме того, данная часть города была тогда не застроена, так что здесь было нечему гореть.

Я говорила уже, что другие имена Шарлотты были «Зануда» и «Задавака»?

Но я не отступала. Наверное, это было не очень благородно, но мне хотелось хоть на пару секунд стереть с её лица эту глупую улыбку.

— Наша школьная форма будет гореть как солома, — продолжала я.

— Я бы знала, что делать, — коротко ответила Шарлотта, всё так же улыбаясь.

Я не могла не восхититься её хладнокровием. На меня нагоняла страх лишь одна мысль о том, что я могу внезапно оказаться в прошлом.

И не важно, в каком именно времени. Ведь раньше было ужасно в любую эпоху. Что ни время, то война или чума с оспой. А стоило сказать хоть одно неправильное слово — и пожалуйста, тебя сжигают как ведьму. Кроме того, вместо туалетов выгребные ямы, у людей блохи, а по утрам жители выливают из окон содержимое своих ночных горшков прямо на улицу, невзирая на прохожих.

Шарлотту всю её жизнь подготавливали к тому, что она должна уметь ориентироваться в прошлом. У неё никогда не было времени на игры, подружек, шоппинг, кино или мальчиков. Вместо этого ей давали уроки танцев, фехтования, верховой езды, языков и истории. А ещё начиная с прошлого года она каждую среду после обеда уезжала с леди Аристой и тётей Глендой и возвращалась лишь поздно вечером. Они называли это «уроками мистерий». Правда, какого рода мистерии имелись ввиду, никто нам не хотел объяснять, а меньше всех сама Шарлотта.

«Это тайна». Вероятно, это было первое предложение, которое Шарлотта научилась бегло выговаривать. А за ним последовало «Вас это не касается».

Лесли считала, что в нашей семье больше тайн, чем в Секретной Службе и МИ-6 вместе взятых. Очень возможно, что так оно и было.

Обычно после школы мы добирались домой на автобусе. На восьмом до Беркли сквер, а там уже недалеко до дома. Сегодня же мы все четыре остановки бежали пешком, как велела тётя Гленда. Всю дорогу я держала наготове мел, но Шарлотта весь путь пробежала рядом со мной и никуда не исчезла.

Когда мы добежали до ступенек нашего дома, я была почти разочарована. Потому что здесь заканчивалось моё участие в истории. С этого момента бразды правления переходили к моей бабушке.

Я потянула Шарлотту за рукав:

— Смотри! Мужчина в чёрном опять здесь!

— Ну и что? — Шарлотта даже не оглянулась. Мужчина в чёрном стоял на противоположной стороне улицы у входа в дом номер 18. Как обычно, он был одет в чёрный макинтош и чёрную шляпу, надвинутую на глаза. Мне казалось, что это призрак — пока я не заметила, что мои брат с сестрой и Лесли тоже его видят.

Он уже несколько месяцев наблюдал за нашим домом — каждый день, практически 24 часа в сутки. Возможно, это были разные мужчины, которые сменяли друг друга и совершенно одинаково выглядели. Мы спорили, кто они такие — взломщики, частные детективы или колдуны. В последнем была убеждена моя сестра Каролина. Ей было девять лет, и она обожала истории про злых колдунов и добрых фей. Моему брату Нику было двенадцать, и он считал истории с колдунами и феями глупыми, а потому полагал, что чёрные мужчины — это шпионящие взломщики. Мы с Лесли были за частных детективов.

Если мы переходили на ту сторону улицы, чтобы посмотреть на мужчину в чёрном вблизи, он либо исчезал в доме, либо садился в припаркованный у тротуара чёрный бентли и уезжал. «Это волшебный автомобиль, — уверяла Каролина. — Когда на него никто не смотрит, он превращается в ворона. А волшебник превращается в крохотного человечка, осёдлывает ворона и взмывает на нём в небо!»

Ник на всякий случай записал номер бентли. «Хотя после взлома они наверняка перекрасят машину и прикрутят новые номера», — утверждал он.

А взрослые делали вид, что они не видят ничего подозрительного в круглосуточном наблюдении за домом. Как, собственно, и Шарлотта.

— Ну что вы привязались к бедному человеку? Он просто курит, вот и всё!

— Ну конечно! — я уж скорее поверю в версию с вороном.

Начал накрапывать дождик — хорошо, что не раньше.

— Но у тебя хоть голова кружится? — спросила я, пока мы дожидались на крыльце, чтобы нам открыли дверь — ключей от дома у нас не было.

— Не суетись ты так, — ответила Шарлотта. — Это случится, когда должно будет случиться.

Дверь открыл мистер Бернард. Лесли считала, что мистер Бернард — наш дворецкий, однозначно доказывающий, что мы богаты почти как королева или Мадонна. Я точно не знала, кто или что был мистер Бернард. Для моей мамы он был «бабушкиной правой рукой», сама же бабушка называла его «старинным другом семьи». А для меня, Каролины и Ника он был просто «зловещим служителем леди Аристы».