Екатерина Васичкина - Лада все сладит

Я с трудом смог сосредоточиться на ее вопросах. Что значит, что ей теперь делать? Да что угодно! Вон хоть за податями со мной поехать. Если захочет, конечно.

— Я помню, ты — сильный.

Эти слова мгновенно разломали всю идиллическую сцену. Внутри меня полыхнула боль и ярость, которой меня так старательно обучали, и мне многих трудов стоило проконтролировать свое лицо, дабы не перепугать Ладу еще сильнее. И все же она заметила. Ведунья ведь!

— Дан? — голос ее стал испуганным.

— А? Ничего. Просто… не напоминай мне больше, — я постарался унять бушующие внутри чувства и не выпустить их наружу.

Видимо, снова не получилось, так как девушка принялась извиняться. За что, собственно? Хорошо хоть на колени не упала, как мои крестьяне!

Совершенно не зная, что предпринять, как объяснить, что меня не нужно бояться, я попросту повел ее обедать. Может, если увидит, что я ничего плохого с ней не делаю, успокоится?

И снова я ошибся. Мысль, что я могу что-нибудь ей сделать, отмстив за неосторожные слова, ей и в голову не приходила! И боялась она не меня.

Она боялась за меня. Боялась, что обидела меня, и сделала больно. И снова я не нашелся что сказать.

Мы ехали по деревне, провожаемые шлейфом ненависти и страха. Это было омерзительно, но я стойко пыталась вглядываться в лица и пейзажи. Если уж мне предстоит тут жить, то я должна понимать, что за люди меня окружают. И хорошая же я буду княгиня, если заблужусь в мужниных владениях! Спросить дорогу, если что, здесь не получается, если только не бегать по всему ландшафту, догоняя перепуганных крестьян!

Достигнув какого-то пустыря, который местные отчего-то считали главной площадью, мы остановились и слезли с коней. К нам резвенько заковыляли два дедка и одна бабулька самого зашуганного вида и немедленно бухнулись перед нами в пыль.

— Это деревенские старосты, — прокомментировал происходящее Дан, — вероятно, хотят сказать, что опять неурожай чего-нибудь случился.

Голос его стал так холоден и зловещ, что я едва удержалась, чтобы снова не отскочить от него подальше, как во время нашего знакомства.

Видимо, князь это почувствовал, потому что уже в следующее мгновенье он слегка прикоснулся к моему плечу, будто говоря: «не волнуйся, это все не к тебе».

— Беда у нас, князь! — Пока я справлялась с собственными чувствами, действие стало развиваться, — саранча побила пшеницу. Может, репой возьмешь?

Взгляд Дана остыл до абсолютного нуля. Даже сейчас, направленная не на меня, его ледяная ярость ужасала до дрожи. А уж что сотворилось со старостами и сказать-то сложно. Они унижено заскулили, закрыли головы руками, сделали было попытку отползти, но видимо вспомнили, что они тут отвечают за все село и вернулись к нашим ногам. Зрелище было настолько омерзительным, что я едва не ринулась куда глаза глядят.

— Что мне делать, Лада? — Дан заговорил со мной на каком-то другом языке, видимо, чтобы не посвящать в свои метания скулящих стариков, — если я сейчас прощу им долг, они и в следующий раз попытаются недодать. Если не прощу… Саранча и правда поела их посевы. Они будут меня ненавидеть.

— Но они не умрут с голода? Сколько ты забираешь?

— Примерно четверть от их обычных урожаев. Сейчас же… голод будет.

— Но как же так? Я… я не знаю. Они будут голодать, потому что…

— Они будут голодать, потому что их посевы поели насекомые. Но будут думать, что голодают потому, что мы отняли у них последний хлеб.

— Но… как же ты с этим справляешься?

— Обычно, мне все равно, что думают обо мне крестьяне. Но знаешь, я подумал, что было бы неплохо, чтобы о тебе сложилось другое мнение.

Я удивленно уставилась на него, не понимая, откуда такая забота.

— Мне и самому выгодно иметь «добрую» супругу. Вроде как, я буду все так же уважаем, и меня все так же будут бояться, а ты будешь эдакой «матерью народа». Ты ведь целительница!

— А ты расчетливый, — я искренне восхитилась, — что мне нужно делать?

— Ничего, я сам все сделаю, просто постарайся не кривится так от отвращения, а нежно улыбайся. Сможешь?

— Конечно. Давай!

— Слушайте меня, люди! — Голос князя зазвучал более ровно и величественно, но все так же зловеще, — все вы знаете, что вчера я женился. Вот моя супруга — княгиня Лада. И в честь этого праздника я прощаю вам все подати в этом году!

Старейшины пораженно замерли, не веря услышанному. Несколько секунд прошли в гробовой тишине а потом… потом они ринулись благодарить с тем же энтузиазмом, с каким до этого ужасались. Особенно много слез счастья досталось моим сапогам. Я молча и с милой улыбкой вытерпела все эти безобразия и едва не бегом ринулась к своему коню, когда Дан, наконец, решил, что народной любви с нас достаточно.

В остальных двух деревнях повторилась та же сцена. Когда мы, наконец, вернулись домой, я была практически вычерпана до дна. Сил не было ни на что. Дан снял меня с коня и за руку отвел в столовую, где почти силой вручил чашку с каким-то отваром, приготовленным нашей кухаркой.

— Вот видишь, князь, какая непутевая супруга тебе досталась. Ты можешь так со мной не возиться, тебе ведь, наверное, неприятно…

— Почему неприятно? — Он, кажется, удивился, — я еще никогда ни с кем не возился, но пока ничего неприятного я не ощущаю. Мне даже… знаешь, вот смотрю на тебя, и становится как-то… не знаю как…

— Спасибо тебе, — я позорно хлюпнула носом.

— Только не плачь! Хватит на сегодня слезоразлива!

— Не буду. Сейчас не буду, но знаешь, вообще-то у меня слезы на близком месте, так что готовься к худшему!

— Я даже не представляю, как это, плакать, — он посмотрел на меня с некоторой долей любопытства.

— Ты никогда не пробовал?

— Нет, конечно! Я же темный.

— Ах, ну да. Я и забыла. Ну что ж, в следующий раз, когда огорчусь, с удовольствием продемонстрирую тебе это нехитрое искусство. Тебе еще надоесть успеет!

— Пусть так. Пойдем спать?

— Великолепная идея! А завтра, можно я пройдусь по окрестным лесам, посмотрю на травы? Сейчас, конечно осень и собирать почти нечего, но хоть посмотреть.

— Конечно, можно! Почему ты спрашиваешь?

— Ну, ты все-таки мой муж и господин. Так ведь говорил жрец?

— А! Это правильно! И как твой господин повелеваю! Немедленно спать!

Уже когда мы лежали рядом в огромной супружеской постели, мне пришел в голову животрепещущий вопрос.

— Дан! А что мы будем есть, если все подати ты простил?

— Ты только сейчас об этом подумала?

— Ага!

— Ну-ну. Да куплю я еды, я, между прочим, по золотому запасу вхожу в десяток самых богатых князей государства! Собственно, я уже купил почти всего, только мука осталась.