Вера Юдина - Хранители Черной земли

— Где это? — строго спросила Саша, — разве может быть место лучше нашего дома?

— Это немного другое место, — едва сдерживая грусть в голосе, ответил профессор.

Саша недоверчиво прищурилась и обернулась. На письменном столе, стояла большая фотография Элизабет, в уголочке которой чернела маленькая, атласная ленточка.

Саша метнула в отца строгий взгляд, и топнула ногой.

— Что это значит? Немедленно прикажи ей вернуться! — потребовала она.

— Когда–нибудь она вернется, — стараясь обнадежить дочь, ответил профессор, — когда–нибудь, мы с ней обязательно увидимся, а пока мы должны отпустить ее. Сказать ей что любим, и отпустить.

— Нет! — крикнула Саша, — я хочу к ней! Она не имеет права оставлять меня! Зачем тогда она сегодня приходила ко мне? Чтобы сейчас уйти!

Саша кричала на разрыв, крепко сжав, свои маленькие кулачки. Чувствуя, как разрывается его сердце, Виктор вскочил, подхватил дочь на руки и крепко прижал ее к груди. Горячие слезы заблестели на смуглой щеке мужчины.

Девочка продолжала кричать и вырываться, колотя отца своими маленькими кулачками, по спине, по голове; со злости пиная его ногами. А Виктор, безропотно терпя ее истерику, продолжал прижимать к себе беснующуюся девочку до тех пор, пока Александра не устала и не затихла.

— Зачем она приходила. Ведь я уже привыкла, что вас нет рядом. Пришла и ушла, это не честно. — Всхлипывала девочка.

— Лекси, мама ушла три дня назад, сегодня ты не могла ее видеть, — грустно ответил Виктор, понимая, что фантазия ребенка, воспаленная продолжительной болезнью могла сыграть с ней злую шутку.

Вдруг Александра затихла, совсем. Она перестала всхлипывать, и строго приказала отцу:

— Отпусти меня.

Виктор послушно поставил девочку на пол, и сделал шаг назад. И вдруг он замер. Он увидел в глазах своей дочери безразличие. Еще мгновение назад, девочка билась в истерике, призывая к себе самого родного человека, а теперь ее взгляд потух. Он вытерла слезы, и холодно посмотрела на отца.

— Если она ушла, значит, и я забуду о ней. Она больше мне не нужна. — Сухо произнесла Александра, и гордо вскинув голову, вышла из кабинета, оставив профессора, стоять, пораженного такой резкой переменой.

Александра сдержала слово. На протяжении десяти лет, девочка не разу не вспомнила о женщине, которая ее родила, а так как Виктор не знал, что произошло тогда в комнате, он решил, что Саша просто пытается выразить, таким образом, свое детское недовольство, и предпочел оставить всю ситуацию так, как она была.

Виктор вбежал в парадные двери, довольно резво для своего возраста. Легко преодолел лестницу, на ходу достал ключи от своего кабинета, и в одно мгновение, справившись с замком, быстро запер за собой дверь.

Часы показывали одиннадцать часов вечера. Когда он вышел из аэропорта, то сразу почувствовал за собой слежку, он ощутил ее интуитивно, и несколько часов опасливо петлял по городу, стараясь завести преследователей в тупик. Лишь убедившись, что опасность миновала, он направился домой.

Первым делом, необходимо было спрятать то, что он привез из Каира. Он чувствовал, что его находка может перевернуть все понимание Египтологии как науки, но без доказательств и фактов, это был всего лишь клочок бумаги.

Виктор оглянулся. Весь его кабинет, был как на ладони, каждая вещь лежала на своем месте, книги ровными рядами расставленные на полках, документы стопочками сложенные на столе, все было так же, как он оставил, уезжая в Египет на очередные раскопки.

Но только сейчас идеальный порядок царившей в кабинете педантичного профессора, играл против своего хозяина. Ему нужно было спрятать свою находку, но как спрятать что–то в месте, где любое изменение сразу бросится в глаза.

Виктор знал, что его дочь, которая за десять лет после смерти матери стала замкнутой и настороженной, все свое свободное время проводила или в своей обсерватории, или в кабинете отца за чтением книг. Поэтому он был уверен, что девушка обязательно обратит свое внимание, на что–то необычное появившееся в кабинете. И видит бог, меньше всего на свете, Виктор хотел, чтобы его девочка была вовлечена в эту грязную историю.

Виктор еще раз осмотрелся, и вынул из внутреннего кармана пиджака темный рулон сомнительного происхождения. Сняв грязную, чудом не истлевшую от времени тряпку, он развернул заветный свиток, чтобы еще раз полюбоваться своей находкой. Восторг и гордость отразились на его морщинистом лице. Вдоволь насладившись своей находкой, он нервно и опасливо оглядываясь, словно кто–то мог следить за ним, свернул свиток, и трепетно прижал свое сокровище к груди. Этот свиток достался ему с огромным трудом, пришлось преодолеть немало сложностей, прежде чем привести его домой.

Долгое время Сцаенский искал следы своей царицы, чтобы доказать что Нитокрис не просто плод его воображения, а реально жившая женщина, правившая Египтом во времена древнего царства. Он знал, что на ней закончилась эпоха правления фараонов, которых люди отожествляли с богами, значит, она была последней, кто еще хранил первоначальные основы древнеегипетской религии, и Виктор верил, что найди он след Нитокрис, как тайна, столько лет тревожившая его сознание станет очевидным фактом.

И вот когда она занимался раскопками, в пустыне, недалеко от фаюмского оазиса, к нему в палатку вошел странный пожилой человек. Путник признался, что уже много дней бродит по пустыне в поисках одного затерянного храма. Виктор никогда не слышал упоминаний о том самом храме, поэтому предложил только разделить с ним трапезу, и остаться на ночлег, чтобы искатель мог передохнуть. Незнакомец согласился на удивление быстро, и весь вечер они провели за беседой. Слегка разогревшись крепким вином, Виктор разоткровенничался, и рассказал странную историю произошедшую с его дочерью много лет назад. Странник слушал внимательно, но казалось, не придавал значения словам охмелевшего профессора.

Утром Виктор не обнаружил странника в своей палатке. Карту же, которой незнакомец так гордился, профессор обнаружил в своей походной сумке.

Когда солнце только раскалило белые пуски пустыни, к лагерю профессора приблизилась группа всадников, одетых как бедуины. На лицах их были повязки, оставляя открытыми только глаза — черные, глубокие, бездонные словно ночь. Виктор впервые за всю свою археологическую деятельность испытал истинные страх. Но, стараясь придать своему голосу и виду беззаботность, все же заговорил с ними:

— Чем я могу вам помочь?

Один из всадников выехал вперед и заговорил: