Седьмая жена инквизитора - Лариса Петровичева

Кайя назвала адрес в Монском квартале. Понятно, моя седьмая жена из достойной, древней и обедневшей семьи.

Дом, возле которого остановился экипаж, испытывал не самые лучшие времена. Должно быть, раньше эти старые деревья и кусты в саду знавали руки опытных садовников, краска на фасаде здания не облупилась, а изящные завитки балконных решеток не хвастались ржавчиной. И уж конечно, раньше в этом доме не было таких скандалов, что слышно по всей улице. Выйдя со мной из экипажа, Кайя вздрогнула, ее лицо напряглось, и она решительно потянула меня за руку к парадной двери.

— Идемте! Скорее, Эдвард уже там!

Словно в подтверждение ее слов из дома донесся женский визг, а потом взахлеб зарыдал ребенок. Слуга, который, если судить по его видавшей виды одежде, исполнял роль дворецкого, повара, конюха, плотника и прочего работника, открыл нам двери и уставился на меня так, словно Кайя привела в родительский дом привидение.

Мы вошли в гостиную, и я увидел сцену, достойную античного театра. Молодой румяный здоровяк в щегольском костюме пытался отобрать ревущего младенца у худенькой девушки, лицо которой было щедро окрашено в красно-синий цвет побоев, а платье хвасталось пусть аккуратными, но заплатками. Дама, которая могла быть только госпожой Аберкромби, пыталась остановить его, хватая за рукав. Господин Аберкромби стоял чуть поодаль, с видом трагического актера глядя на зрелище. Кайя была права — он не собирался вмешиваться.

— Эдвард, нет! — прорыдала избитая мать: ребенка она держала так крепко, что его и тигр не вырвал бы.

— Пусти, мразота! Ребенком от мужа закрываешься?

Я кашлянул в кулак, почувствовал вкус крови во рту и машинально отметил: да, крепко меня пробрало. Герберт вовремя успел прислать птичку: к вечеру я бы не стоял на ногах, а к полуночи умер… Все обернулись на нас с Кайей, и я посоветовал тем зловещим тоном, который всегда производил нужное впечатление и на ведьм, и на таких вот нелюбителей держать руки при себе:

— Отпустите ребенка, молодой человек. И сделайте три шага назад… вон туда, к лестнице.

Кайя смотрела с нескрываемым торжеством. Да, она привела в дом того, кто мог укротить этого отважного бойца с детьми и женщинами. Эдвард обернулся, чтобы узнать, кто это осмелился встать у него на дороге, и изменился в лице.

Он вздрогнул, выпуская ребенка, и шарахнулся в сторону, едва не сбив кофейный столик. Его избитая жена тотчас же бросилась к матери, прижимая к себе дитя — Эдвард протянул ко мне трясущуюся руку и пролепетал:

— Нет… видит Бог, ничего плохого не хотел! Так, поучить дрянь, а то выдумала…

— Заткнись, — посоветовал я, чувствуя, как холодеет затылок. Над головой проплыли багровые нити огня — и это тоже производило впечатление.

Мое проклятие иногда может пригодиться.

— Это мой муж, — объяснила Кайя и выставила перед собой свидетельство о браке, словно щит. — Мия, теперь тебя есть, кому защитить. А ты… — она обернулась в сторону Эдварда, и ее глаза решительно сверкнули, словно моя жена по отчаянию была не ведьмой, а героиней античной драмы. — А ты проваливай отсюда, понял?

Госпожа Аберкромби перевела на меня удивленный взгляд, в котором вспыхнуло торжество. Она все прекрасно поняла про брак отчаяния, но все равно это был брак, венец всей женской жизни, главная ценность, то, к чему стремится весь нежный пол. Вышла замуж — все, ты правильная женщина, ты настоящая женщина. Эдвард затрясся, клацая зубами, и проговорил:

— Ты вышла замуж за Первоцвета? Багрового Первоцвета? Господи, спаси меня! Простите! Пальцем ее больше не трону! На милю не подойду!

Достойный отец семейства посмотрел на меня с нескрываемым страхом. Видно, в античных драмах такого поворота никогда не было. Госпожа Аберкромби открыла и закрыла рот, словно хотела что-то сказать, но передумала. Мия прижимала к себе ребенка, и ей было все равно, кто именно пришел ее защитить, хоть Багровый Первоцвет, хоть сам дьявол из адских пещер.

С точки зрения общества разница, впрочем, была невелика.

Кайя дотронулась до моего рукава и опустила руку. Ее лицо залила мертвенная бледность, и мою седьмую жену качнуло так, словно она почти теряла сознание.

Я давным-давно привык к такой реакции на себя. Ничего нового.

— Да, я Курт Лансеберг, Багровый Первоцвет, — я отдал окружающим легкий поклон и, посмотрев на Эдварда, продолжал: — Полагаю, госпоже Мие лучше будет переехать в родительский дом и растить ребенка подальше от вас. Согласны?

Эдвард мелко затряс головой. Ну еще бы он не был согласен. Я улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка теперь была максимально обаятельной, и, повернувшись к дверям, широким жестом указал на выход.

— А теперь — вон!

Я никогда прежде не видел, чтобы вон бежали настолько быстро. Когда топот Эдварда стих, то в доме воцарилась тишина. Все смотрели на меня, и Кайя зажимала ладонью рот, стараясь сдержать рвущийся крик.

Мне стало жаль ее. Она вступила в брак отчаяния, надеясь, что станет женой офицера или чиновника — но стала женой монстра, брак с которым убил шестерых предыдущих жен.

Моя седьмая теща опомнилась первой, как и положено светской даме, которой она себя, несомненно, считала, несмотря на бедность семейства.

— Все это, конечно, так неожиданно, так внезапно, — промолвила она тоном светской дамы, которую не способны напугать ни бури, ни громы, ни Багровый Первоцвет. — Но, Курт, дорогой мой, мы искренне вам признательны… и очень рады приветствовать вас в нашем доме. Уже время чая, прошу вас в столовую!

А вот это правильно. Бури бурями, а чай — по расписанию.

Кайя

Честно говоря, я не вслушивалась в то, что там бормотал чиновник. Да, я уловила, что моего мужа по отчаянию зовут Курт Лансеберг — ну и что, мало ли на свете Куртов? А Лансеберг одна из самых распространенных фамилий в королевстве. Я настолько спешила, настолько была охвачена желанием спасти сестру, что не связала его имя с Багровым Первоцветом.

А теперь было поздно. Теперь деваться некуда.

Все знали историю Багрового Первоцвета. Когда-то Курт Лансеберг узнал, что его любимая женщина — ведьма, на которую он охотился.

“Ты проклят навеки, — сказала ведьма, — и мое проклятие разрушит тебя, и ты умрешь в муках”.

“Лишь законный брак с его защитными чарами способен ослабить проклятие и не дать тебе умереть, — сказала ведьма, — но твоя жена проживет не больше года”.

“Лишь сила истинной любви разрушит мои слова, — сказала ведьма, — но