Принц-ворона (СИ) - Петровичева Лариса

Джемма ахнула, и Тернер опустил книгу.

— Саламандра! — воскликнула она. — У Дэвина был ее скелет!

В глазах Тернера появился энергичный блеск.

— Значит, сможем снова запустить цепь сторожевых башен! — улыбнулся он.

А Джемма вдруг поняла еще одну вещь: жуткую, пугавшую ее чуть ли не до колик, но в то же время дававшую надежду на спасение.

— Два яблока способны развеять любую тьму, — прошептала она и взяла Тернера за руку. — Два целых яблока, которые появляются у вторых половин. Бен, мы должны пожениться.

У Тернера был знакомый священник в храме на окраине столицы, который мог обвенчать их, не задавая лишних вопросов. Но когда извозчик, поминутно осеняя лицо знаком круга и бормоча молитвы, довез их сквозь серую метель к крошечному храму, Джемма подумала, что в ближайшее время тут будет не до свадеб.

Храм был полон народа. На окраине столицы жили прачки и швеи, заводские рабочие и мелкие торговцы, сапожники и фонарщики, столяры и ткачихи — сейчас все они толпились под церковными сводами, пытаясь найти защиту у бога, и маленькие свечи в их руках казались россыпью созвездий, но не тех диких и страшных, которые плыли рядом с Вороньим королем, а теплых и ласковых.

— Примите святые дары и ничего не бойтесь! — Пробившись сквозь толпу за Тернером, Джемма увидела священника, который поднял над прихожанами золотую чашу с вином.

Кто-то из женщин заплакал. Святые смотрели с фресок с пониманием и сочувствием.

Тернер умудрился где-то достать свечу, протянул Джемме, и, когда их пальцы соприкоснулись, ей снова сделалось не по себе. Ведь их брак никогда не будет настоящим, потому что Джемма любит Дэвина и не хочет верить в то, что он умер. Они женятся лишь потому, что Вороньего короля нужно остановить.

— Подождем, — негромко сказал Тернер. — Скоро все разойдутся.

Им пришлось ждать полтора часа. Священник, отец Игерт, говорил с прихожанами — успокаивал, разгонял их страхи, находил для каждого доброе слово. Наконец люди разошлись, и в открытые двери Джемма увидела, что снег перестал. Летний вечер был темным — луна, которая вышла над городом, казалась какой-то больной, словно кто-то отравил ее.

— Пожениться? — удивился отец Игерт, когда Тернер рассказал, зачем они с Джеммой пришли в храм. — Надо же, не ожидал от тебя, честно говоря.

— Она — моя вторая половина, — сказал Тернер, и Джемма кивнула.

Отец Игерт понимающе качнул головой.

— Это меняет дело.

Джемма боялась, он скажет, что они не похожи на счастливых влюбленных, но отец Игерт лишь ободряюще улыбнулся и скрылся за неприметной дверью.

Тернер вздохнул и вытер ладони о штаны. Надо же, он волнуется! Впрочем, у Джеммы сейчас тоже все дрожало в душе так, словно вся она превратилась в туго натянутую струну, по которой мягко гуляли невидимые пальцы.

«Я не предаю Дэвина, — вздохнула Джемма и вдруг подумала: — Что, если он действительно умер?»

Вороний король принял его облик, но сам Дэвин уже далеко-далеко — не догнать, не дозваться.

— Это не по-настоящему, — прошептала Джемма. — Я люблю Дэвина.

Тернер усмехнулся.

— Я это уже запомнил, не сомневайся. — Он снова вздохнул и добавил: — Не волнуйся, я не собираюсь на тебя посягать. С меня довольно и прощения всех грехов.

Джемма улыбнулась и сжала его руку.

Она почти не запомнила, как прошла свадебная церемония, хотя раньше мечтала о том, как однажды войдет в храм со своей второй половиной и не забудет ничего из того, что там случится. Но память сохранила лишь густую тишину, золотой блеск окладов икон, теплое сияние свечей и надежду на то, что они смогут победить Вороньего короля.

«Дэвин жив», — с горьким трепетом души подумала Джемма, когда все закончилось, и священник объявил их с Тернером мужем и женой.

Она могла думать только о Дэвине. Если бы достучаться до него! Дотронуться хоть на минуту, сказать хоть слово! Если бы он мог ее услышать!

Она опомнилась только тогда, когда двери храма мягко закрылись за отцом Игертом. В церкви царила торжественная тишина, и казалось, что мир наконец-то сделался настоящим. В нем нет ни отравленной луны, ни серого снега, ни слишком темного для лета вечера, ни ужаса, который окутал север.

Тернер выглядел озадаченным. Они стояли в центре храма, взяв друг друга за руки, и Джемма вдруг подумала: «А что, если прямо сейчас я полюблю его без памяти? И забуду Дэвина?»

— Ты что-нибудь чувствуешь? — негромко спросил Тернер. — Что-то необычное?

Джемма прислушалась к себе. Сердце колотилось, к щекам прилил жар, но она понимала, что это лишь от волнения. Как не волноваться, когда обретаешь свою вторую половину?

— Не знаю, — сказала она. — А ты?

Тернер пожал плечами.

— Да вроде бы ничего… — Он осекся, выпустил руку Джеммы и растерянно дотронулся до груди.

В ту же минуту Джемму пронзило болью, острой и жгучей. Половина ее яблока, скрытая за возмущениями магических полей, пришла в движение. Джемме казалось, что она видит ее — не прозрачно хрустальную, а живую, пульсирующую огнем и кровью, дышащую, летящую к своей второй половине. Скоро они соединятся, и одно большое яблоко разделится на два целых. Два яблока, способных сдержать любую тьму.

Боль была такой, что сознание помрачилось. В бок ударили мраморные плиты пола — Тернер пытался было поддержать Джемму, но со стоном распластался рядом с ней. Его лицо побледнело, глаза закатились под веки.

Джемму охватило холодом. Судорожным движением, почти не осознавая, что делает, она нашарила руку Тернера на полу, сжала ее. В эту минуту снова дрогнула земля, и Джемма с ужасом подумала, что Вороний король мог почувствовать, как их яблоки пришли в движение. Что он будет делать, когда узнает об этом?

Церковь залило нестерпимо ярким сиянием, и Джемма почувствовала, как из нее что-то вырвалось — с болью, с кровью, с огнем. Грудь сдавило, и Джемма испугалась, что никогда не сможет дышать. Потом испуг прошел, и она обрадовалась: когда умрет, то встретится с Дэвином, и тогда все будет хорошо.

Но она не умерла. За болью и пламенем, наполнявшим грудь, пришло счастье — теплое, летнее, такое, которое поднимает от земли, уверяя, что ты можешь летать. Кажется, Джемма рассмеялась. Над ней светило июльское солнце, и шел теплый сильный дождь, и поднималась радуга. Мир наконец-то сделался совершенным, настоящим, и в нем больше не было никакого зла.

Радуга! Душа Джеммы танцевала и пела, она купалась в этом счастье и верила, что никогда не будет ничего другого — только счастье и детский, беспримесный восторг. Радуга! Радуга!

Должно быть, это и было полным очищением. Никогда еще Джемма не чувствовала себя настолько свободной и легкой. Все, что причиняло ей боль, ушло навсегда. Теперь она знала, что сможет выстоять и победить. Лишь бы Дэвин выжил и дождался ее.