Мельничиха из Тихого Омута 2 (СИ) - Лакомка Ната

Пусть другие ищут способы разбогатеть при помощи колдовства. Пусть строят козни, перекупают долги и доносят инквизиции. Мне эти методы не подходят. Нам не подходят. Нам с Рейвеном.

— Опять разговариваешь с водяными чертями? — ко мне подошёл судья — в подштанниках и куртке на голое тело.

Он обнял меня со спины, и я очень уютно устроилась в его руках, положив голову ему на плечо.

— Чертей что-то не наблюдается, — ответила я. — Как ты думаешь — они затаились или исчезли? Или уплыли куда-нибудь в другое озеро?

— Какая разница? — ответил Рейвен, целуя меня в висок. — Лишь бы больше не пакостили. Чертям не надо вмешиваться в жизнь людей. Пусть даже кому-то кажется, что это было из лучших побуждений.

— А вот тебе не надо разгуливать почти голышом, — я быстренько переменила тему. — Не лето.

— Пусть не лето, всё равно не холодно, — он поцеловал меня в висок, и объятия стали крепче. — Мне до сих пор не верится, что ты меня выбрала, фея из другого мира.

— Ну, на фоне остальных мужчин ты явно выигрываешь, — я попыталась за шуткой скрыть нахлынувшую нежность.

Озеро переливалось перед нами всеми оттенками синего, клёны по берегу полыхали алой листвой, чуть оттенённой золотом буков — яркие, чистые краски.

— И чем же я выделился?

Я успела ответить прежде, чем Рейвен добрался с поцелуем до моих губ:

— Представляешь, все они заводили только песенки о деньгах. Граф, его мельник, Римсби, Димак, Бриско… Все они пели о богатстве. И только ты спел мне о любви.

Подружкой невесты на моей свадьбе вызвалась быть Сюзетт Квакмайер. И хотя свадьба предполагалась только через неделю, перед девичьими посиделками Сюзетт пришла пораньше, чтобы помочь мне нарядиться.

— Вы и в первый раз выходили замуж в простом платье, и сейчас не хотите прикупить что-нибудь понаряднее? — мурлыкала она, заплетая мне косы и украшая их последними осенними ромашками.

— Если тратиться на каждую свадьбу, — ответила я уклончиво, — на жизнь не останется.

— Да ладно, не прибедняйтесь, хозяйка, — усмехнулась Сюзетт. — Ваша деловая хватка уже в поговорку вошла. Теперь у нас в деревне говорят — мельничиха за что ни возьмётся, ей всё удаётся.

— Замечательно, — пробормотала я, внимательно наблюдая за девицей в зеркало.

Нет, Сюзетт ничуть не изменялась в отражении. Она приветливо улыбалась чуть широковатым ртом и вплетала в пряди моих волос цветы — ловко, очень легко, так что можно было задремать.

Наверное, я и задремала, потому что прошлую ночь Рейвен измотал меня до головокружения, так что я после вторых петухов отбивалась от него подушкой и клялась, что если он не даст мне хоть немного поспать, то отменю свадьбу.

Во всяком случае, когда Сюзетт сунула мне в руку яблоко, я вздрогнула и открыла глаза.

— Скушайте яблочко, — сказала она, доплетая последние пряди и туго перевязывая их лентой. — Оно сладкое, его успели снять ещё до морозов.

— Спасибо, — поблагодарила я, но есть совсем не хотелось.

Причёска была готова, Сюзетт помогла мне надеть новую рубашку и праздничный корсаж — чёрный, с алым кантом, а потом начали собираться гости.

Мельничиха Эдит не была девицей на выданье, поэтому ей и не полагалось девичника, но в деревне рассудили, что лишних праздников не бывает. В нашу кухню набилось столько народу, что пришлось тащить лавки и со второго этажа, и со двора, чтобы усадить всех.

С угощением мы с мамашей Жо постарались, и в ближайший час народ лопал и нахваливал яблочные и мясные пироги, жаркое с подливом из красного вина, печёночный паштет, которым были нафаршированы варёные яйца, и прочее деликатесы, рецепты которых я смогла припомнить.

Были здесь и Модести, и Кармэль, которых я запомнила в числе ведьмочек, а остальных нам придётся вычислить.

Когда все выпили и расслабились, я взялась говорить речь. Начала с благодарностей, что пришли разделить мою радость по поводу свадьбы, а закончила не так, как гости ожидали.

— Я ведь из другой деревни! — объявила я, вскочив на лавку, чтобы привлечь внимание всех. — А у нас существует прекрасный и трогательный обычай! Чтобы удача невесты перешла и на гостей, надо посмотреться вместе с невестой в зеркало! Несите зеркало!

Жонкелия тут же притащила зеркало в полметра длиной, в крепкой деревянной раме.

— Кто первый? — весело заголосила я. — Пусть подходит каждая! Никто не уйдет, пока не посмотрится в зеркало!

Девицы со смехом подходили ко мне, и я обнимала за шею каждую, прижимаясь щекой к щеке и улыбаясь от уха до уха.

Но были и такие, кому срочно понадобилось выйти. Вот прямо сейчас и ни минутой позже!

Таких на выходе встретил Рейвен в сопровождении четырёх городских стражников, один из которых держал такое же зеркало, как Жонкелия.

Кто-то начал понимать, что дело нечисто, раз на девичнике появился жених при исполнении, а кто-то торопливо пошёл к лестнице и попытался открыть оконные ставни, которые мы предусмотрительно приколотили снаружи.

— Все окна и двери закрыты! — крикнула я, чтобы бедняжки не суетились. — А на печной трубе — сетка для ловли птиц! Не сбежит никто!

Ведьмочек вычислили за час, не больше. Справились бы и быстрее, но через пятнадцать минут стало ясно, что девичник превращается в массовый арест, и началась паника, усмирить которую смогли только Рейвен и отряд городской стражи, прятавшийся до этого в курятнике.

Я торжественно вручила Рейвену список имён тех девиц, чьё отражение не соответствовало оригиналу. Их оказалось одиннадцать:

Переписанных девиц увели, а остальным гостям предложили продолжить праздник и перейти к свадебным песням, но никто почему-то не захотел остаться.

Глядя, как гости улепётывают в сторону дороги, мелькая крепкими икрами в полосатых шерстяных чулках, Жонкелия только горестно вздохнула.

— Что же вы за люди, — проворчала она. — Даже свадьбу умудрились испортить. Теперь нас за десять миль стороной обходить будут.

— Ничего, мамашенька, — бодро отозвалась я. — Пусть не любят, зато уважают.

— Так уж и уважают, — ядовито ответила старушенция и начала убирать со стола.

На допросе деревенских девиц я не присутствовала, но все они были посажены до суда под арест, а их допросы Рейвен принёс домой, чтобы мы могли изучить записи не торопясь.

Разложив листы на полу, мы углубились в чтение, разбирая каждую строчку, каждое слово.

Все девицы говорили, что Эдит учила их заклинаниям. Обычно к девушке подходила Эдит, показывала свои умения, уговаривала присоединиться к остальным ученицам и начитывала заклинание превращения в птицу, чтобы новообращенная могла прилетать в голубятню возле мельницы, где и происходило обучение.

Уроки велись, пока девицы находились в облике птиц. Эдит брала каждую на руку, читала ей заклинанье, и усаживала обратно на насест. О заклинаниях, меняющих внешность, не говорил никто. Заклинания, которым учила Эдит, были безобидными — заговор на ясную погоду, на удачу, как стать красивее в глазах других.

Ничего особенного в показаниях ведьмочек мы не нашли, и все они были, в общем-то, похожи, кроме показаний Модести. Она несла какой-то бред, что она была любимой ученицей Эдит, и та обещала, что однажды к ней придет великий демон, который научит её настоящему колдовству. Но на вопрос, ходила ли Модести вместе с Эдит к торговцу редкими растениями, Модести ответила отрицательно. Нет, не ходила.

После смерти мельника занятия прекратились, а Эдит перестала общаться с ученицами.

— Думаешь, это Модести — та самая девица, с которой Бриско ходил к Димаку? — спросила я, отрываясь от допросов.