Великолепная Лоуренс (СИ) - Рябченкова Марина

Девчонка в зеленом платье, коей я была когда-то, краснела от такого взгляда, каким смотрит на меня сейчас Джон.

Позади плеча Хэнтона Майкл Гроуз, позади моего — Ева Нельсон.

За невысокой трибуной, украшенной золотыми лентами и цветами, стоят сразу двое: хмурый регистратор в черной одежде и счастливый священник в белой рясе.

Говорил только священник: он прочитал недолгое обязательное вступление к обряду свадебной церемонии, говорил о земле и о небесах, об ангелах, что спустились с неба, чтобы засвидетельствовать рождение новой семьи.

Когда пришло время клятв, вопреки традиции, первой заговорила я:

— Джон Хэнтон, я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить. Я никогда не говорила тебе этих слов, пронесла свою любовь через года, и вот наконец о том, что чувствую, говорю вслух. Я люблю тебя! Доверяю тебе свою жизнь и обещаю сделать все возможное, чтобы твоя жизнь со мной была нескучной. Согласна ли я быть твоей женой? Джон, я безумно хочу быть твоей женой!

Лицо Хэнтона обрело непривычную мягкость. Гроуз за его спиной широко улыбается.

Хмурый регистратор странно переглянулся со священником. Нарушение правил его озадачило. Это хорошо. Проявленные эмоции на его скучном лице делают его менее похожим на служителя похоронного бюро.

— Нескучной? — задумчиво повторил Джон. — Знаешь, дорогая, у этих слов тревожный контекст.

— Мистер Хэнтон, ваша клятва, — дружелюбно напомнил священник, чтобы прекратить разговоры и спасти то немногое, что осталось от правил.

— Ты знаешь, какой я, — жизнь со мной обещает быть нелегкой. Я знаю, какая ты, — убежден, жизнь с тобой и вправду будет нескучной. Почему бы нам не пройти ее вместе и не посмотреть, что из этого выйдет?

На лице хмурого регистратора возникло больше эмоций. А вот на лице священника их стало меньше.

Мы обменялись кольцами и поставили свои подписи в журнале строгого регистратора. С этого дня и с этой самой минуты я больше не Лоуренс, мое имя отныне и навсегда — Анна Хэнтон!

— Я люблю тебя, — тихонько сказал мне Джон.

Я знаю, чего стоило такому человеку, как Джон, сказать эти слова, и я с благодарностью смотрю на него за то, что он нашел причины и силы проговорить их вслух. 

 43 дня спустя

Джон и я становимся силой, с которой придется считаться. Алан Лонгер это хорошо, должно быть, понял, когда правительственный иск к «Лоуренс нефть» был им проигран.

Справедливости ради, план Лонгера был хорош и он имел все шансы на успех, если бы не группа крупных бизнесменов, чьи интересы были так опрометчиво затронуты. Я получила от титанов промышленности невероятную поддержку, обеспечивающую в совокупности фактически неограниченные возможности. Каждый чиновник в зале суда был по отдельности куплен тем или иным бизнесменом, с которым имеет сколько-нибудь личное знакомство и совместные дела. Ведь никакому дельцу не нужен столь вопиющий прецедент, когда правительство узаконивает откровенный грабеж корпораций.

Алан Лонгер был на этом слушании: им было проиграно не просто сражение, Лонгер проиграл войну! Теперь, когда организованный им иск был проигран, те, кем этот человек так долго мог управлять по отдельности, почувствовали вкус победы. Он не предполагал, что эти люди способны на коллективную работу. Те, кого он считал безусловными одиночками, оказались способны объединяться ради достижения одной цели. Теперь Алан Лонгер будет вынужден бояться, чтобы эти могущественные люди не объединились ради новой цели — пойти против него самого, создав союз, во многом превосходящий его силу и влияние.

Стук от ударов моих каблуков эхом разносится по широкому пустому коридору. Я и Джеферсон идем плечом к плечу вдоль высоких деревянных панелей и быстро приближаемся к дверям, за которыми уже раздаются десятки голосов тех, кто нас за ними ждет.

Долгое многочасовое слушание позади, а я все равно не могу поверить в его исход!

Победа действительно за «Лоуренс нефть»? Слух меня не обманул, и с уст государственного председательствующего действительно прозвучало решение в пользу моей компании?

Я чувствую торжество победы, но не могу до конца насладиться этим чувством, пока в руках сохраняется волнительная дрожь.

Джеферсон прошел вперед и открыл для меня дверь. Когда переступила порог правительственного здания, меня ослепило не солнце, а десятки фотовспышек. Остановилась, легонько сощурив взгляд.

Я привыкла к этому. Где бы я ни была и чем бы ни занималась, внезапно возникшая вспышка перед моим лицом больше меня не пугает. Репортеры стали постоянными спутниками моей жизни, некоторых из них я узнаю в лицо. Самых проворных, наглых и удачливых знаю по именам. Майкл научил: если мне дорога личная жизнь, с такими репортерами лучше встречаться с глазу на глаз и давать то, что им нужно, — эксклюзив. Выгода такого партнерства — ненавязчивость и возможность повлиять на смысл того, что пишут в газетах, когда это очень потребуется.

Десятки репортеров кричат одновременно — голоса их сливаются в один непонятный вопль. Только благодаря молчаливым служителям закона на нас еще не набросились люди с микрофонами, блокнотами и фотоаппаратурой.

Осторожными шажками спускаюсь по широкой лестнице вместе с Джеферсоном. Когда мы встали за невысокую трибуну, огороженную канатным ограждением, толпа смолкла. Репортеры поднимают руки, Джеферсон жестом показывает на одного из них. Меня опять ослепила фотовспышка…

— Миссис Хэнтон!