Наследие белого дракона (СИ) - Лисовская Ада

Я кричала, пока нэрры и нэс засуетились внизу, и чувствовала, как внутри меня разгорается сила. Казалось, сейчас я могу всё. И переубедить кучку высокородных тоже. А потом спины моей коснулось что-то твёрдое. Глухой стук, удар — и воздух вылетел из моей груди, тогда как я летела вниз, прямо в осколки ранее мною же и разбитых бокалов.

Я захрипела от боли, почувствовав одновременно боль в пульсирующей ноге, ударившейся о землю, и резкую боль в ладонях. Маленькие осколки стекла впились в них и разрезали кожу, пуская кровь.

Я оглянулась, когда услышала знакомый звон золота, и дыхание перехватило вновь: на помосте стояла Графия. Нога её в высоком сапоге медленно опускалась после того, как она пнула меня без малейшего усилия. Лоскуты красной ткани открывали бёдра, марионетка на груди колыхалась от частого дыхания, а браслеты на запястьях и предплечьях издавали победный звон. Лицо её было так же красиво и высокомерно, как мне и запомнилось. Она посмотрела сверху вниз на мою скрюченную от боли фигуру в сером балахоне и щелкнула пальцами, посмотрев в сторону балкона. По спине моей поползли колючие мурашки.

— Убрать отсюда мусор. Дорогу императрице!

В зале воцарилась тишина. Я кожей почувствовала исходящее от толпы благоговение и несмело подняла голову вверх. Пара стражников в красных доспехах вышли вперёд и разошлись в стороны, как только в центр вышла она. Одеяние её струилось алым шелком по хрупкой фигуре, на голове сиял драгоценный венец поверх платка, опускающегося к юбкам платья. На груди блеснуло украшение — серебро солнца, окружённое языками пламени. У меня не было времени подумать о том, где я уже его видела.

Императрица подошла ближе и взялась руками за перила, с интересом оглядев толпу. Вздох вырвался из моей груди: она была ещё прекраснее, чем на картине в книге Лоры. Но взгляд оставался тем же — добрый и бесконечно нежный к подданным.

— Прекрати, Графия, — сказала императрица, и я с надеждой затаила дыхание. Стражники, которым драконица щелчком пальцев приказала «убрать мусор» остановились в двух шагах от меня и принялись ждать новых указаний. — Девочка добра и милосердна, в этом нет греха. Окажите ей помощь и проследите, чтобы она добралась домой здоровой.

Я моргнула, всматриваясь в лицо императрицы Ламоры. В её серых глазах была печаль. По-кошачьи раскосые глаза были полны боли, и я почувствовала это, даже находясь так далеко от неё. Недавно она лишилась своего императора, а теперь взвалила на хрупкие плечи тяжелую ношу. Императрица медленно начала спускаться по ступеням, придерживаясь рукой в черной перчатке за резные перила. Я стиснула зубы и покачала головой. Это она, драхх побери, лишила Кайонела матери! Оставила ему пустоту и терзания наедине с той силой, что даровал Праотец всей их семье. Сколько раз он задавался вопросом, кто он, откуда и почему брошен всеми в том приюте?

— А тысячи детей из Низшего мира смогут увидеть дом, госпожа? Будут они здоровы?

На миг она остановилась. Императрица моргнула, прежде чем вновь перевести взгляд на меня, и продолжила идти к помосту под тишину, воцарившуюся в зале, и шуршание длинного подола своего алого платья.

− Император всегда ответственен за свой народ, милое дитя. Он принимает решения, от которых зависят судьбы тысяч и тысяч его подданных, — она сделала последний шаг с лестницы, и драконы расступились, склонив головы перед её величием. Ламора не сводила с меня глаз и продолжила идти. — Ради них император должен принять решение и навек лишить себя спокойного сна. Это нелегко, и моё сердце болит так же, как и твоё.

— Это не стоит того, — подбородок мой предательски задрожал. Она не понимала! — Бездарные не достойны такой участи! Они такие же, как и все здесь!

− Бездарность — не тягчайший из грехов, − произнесла она вдруг, ступая на помост. — Есть вещи намного страшнее, милое дитя. То, что спало до сих пор и то, что коснётся двух миров, погребая под собой и ничего не оставляя более этому миру.

Я сглотнула, а драконы вокруг обеспокоенно зашептались, пока императрица продолжила.

− Мой сын так же молод, как и ты, но он понимает и принимает наш долг. Долг перед будущими поколениями и нашим народом, − она оглядела загалдевшую толпу и вскинула правую руку. — Лавиум! Император вышел, чтобы завершить нашу великую цель! — её голос стал громче, и вот уже две руки были вскинуты, чтобы указать на мальчишку − другого слова у меня для него не нашлось −, что вышел на помост вслед за матерью. Волосы его были светлы, а в глазах горела решимость, несмотря на сжатые губы. — Те, в ком осталась кровь Праотца — выживут несмотря ни на что и поднимутся с колен на пепелище выжженой земли! Возвратятся в Сферу, что примет их, распахнув материнские объятия. — голос её был ровным, он разнесся по зале, побуждая драконов горячо поддерживать её слова. — Великие Дома объединятся, чтобы последний раз оглядеть Низшие земли под облаками, и свершить волю Праотца Драххара. В огне — свобода и искупление!

А после — всё завертелось. Рот императрицы еще открывался, но я уже не слышала ни слова и лишь смотрела на неё, не в силах справиться со своими чувствами. Меня словно молнией прошило. Я смотрела на Ламору и видела маленькую девочку, вместе с которой пережила кровавые воспоминания и пытки её матери, что вдалбливала в её голову эти слова. Мора! Одновременно хотелось кричать от осознания и броситься к ней, чтобы обнять. Выкрикивать слова сожаления, просить прощения за все те беды, которые она прошла в одиночестве. Я хотела так много сказать, но дар речи покинул меня. Мора, моя Мора, я плакала вместе с ней, за неё болело моё сердце, вместе с её кожей горела моя, а вместе с её родными я будто потеряла своих, наши глаза и воспоминания были едины, а теперь она стояла здесь, прямо передо мной и так далеко одновременно. Ламора настрадалась больше всех от своей матери, а теперь, спустя сотни лет, решила закончить то, что начала её безумная родительница.

− Почему?! — закричала я, пока слёзы текли по моему лицу, но крик превратился в беспомощный хрип. Я не могла видеть в ней своего врага, она просто не могла им быть. Несчастная девочка с сердцем, затянутым льдом и холодом, что защищал её от боли. Утихла ли она теперь? Я давилась слезами, тянув руку к императрице, как вдруг все в зале затихли.

На лице Ламоры застыло триумфальное выражение, когда за её спиной появился еще один силуэт. А когда он вышел на свет, все в зале ахнули, переводя глаза с императора Лавиума на… Императора Лавиума.

− Мама? — неуверенно произнёс тот, что вышел последним, и Ламора в страхе отшатнулась от обоих.

Она переводила глаза с одного императора на другого, не в силах скрыть недоумение.

− Лавиум? — неуверенно обратилась она сначала к одному сыну, а потом посмотрела на другого.

Как и каждый в этой зале. Драконы перепугались не на шутку и зашептались между собой. «Два императора!» Тот Лавиум, что вышел первым, высокомерно оглядел зал с помоста и остановил взгляд на мне, прежде чем сделать шаг вперед.

− В этом зале и в этой Сфере, − начал он, оглядев в зале каждого и высокомерно подняв подбородок. — Лишь я имею право носить этот титул.

Второй сгорбился под пристальным вниманием драконов и умоляюще посмотрел на мать, вытирая испарину со лба:

− Мамочка, мне страшно…

Я нахмурилась, услышав надломившийся голос императора.

− Лавиум, − с долей облегчения выдохнула Ламора и подошла ко взрослому сыну, чтобы взять его за дрожащую руку. Он вытер её о свои белые одеяния, прежде чем сжать руку матери. — Этого казнить, − приказала она без малейшего сомнения, и тогда, как я и догадывалась, Кайонел сбросил чужую личину.

Из волос его исчезло золото и свет, их погребла под собой беспросветная тьма. Темно-фиолетовый туман объял его фигуру, и через секунду возле императрицы и её испуганного сына уже стоял Кайонел.