Его любимая Кошка (СИ) - Калина Анна

Бороду Рик брить отказался. Он к ней привык, он с ней сроднился, а ещё она хорошо маскировала следы от прошлого ранения. Рубцы почти затянулись, но всё же их вид напоминал о том времени, когда Рик Файс перестал быть уважаемым капитаном и стал изгоем. Следы от ожога сравнялись с цветом кожи, но всё равно осталась уродливая пигментация. А мазать лицо белилами как Харди Рик был не готов.

– Бороду можно аккуратнее подстричь и расчесать, – жалобно пискнул Харди.

Рик молча кивнул портному. Тот просиял радостной улыбкой, из-за чего с его лица сильнее стали осыпаться белила. Когда Харди ускакал, цокая каблуками, прочь из комнаты, Рик устало присел рядом с братом в соседнее кресло. Комнату лорду Файсу выделили просторную и светлую, с огромными окнами и дорогой массивной мебелью. Стены были обиты синим шёлком с золотыми вензелями. Все удобства. Водопровод, ванная с горячей водой. Гостиная, спальня, кабинет. Словно свой дворец во дворце.

– Как, обжился? – улыбнулся Маригор, кивая на пару сапог, стоявших в углу гостиной.

– Вполне, – пожал плечами Рик, – к хорошему легко привыкнуть, – а как ты? Выглядишь уставшим.

Маригор только вздохнул, потерев переносицу. Выглядел монарх и вправду вымотанным, уставшим и осунувшимся. Глаза покраснели, скулы впали. Груз власти никого не красил.

– После батюшки приходится разгребать столько дерьма, – зло вздохнул Маригор, – ты же знаешь, его не интересовало ничего, кроме баб и лошадей.

Рик кивнул. О том, что Хагар Первый был, мягко сказать, правителем аховым, все знали, все говорили, многие возмущались. Хагар игнорировал бунты, забастовки, развязывал войны и спускал казну на роскошную жизнь. Этим он доводил императрицу до истерик. Прежний император страстно желал абсолютной власти, страдал припадками ярости, страдал от паранойи и бредовых идей.

Его жестокость и неверность толкнула императрицу в объятия придворного офицера, имя которого так и осталось для Рика тайной. Её величество долго терпела издевательства супруга, но всё же не выдержала. По официальным данным, её сгубила сердечная хворь… по слухам – яд. Император ушёл из жизни закономерно и предсказуемо, если учесть то количество алкоголя, что он употребил за свою жизнь. Срамные болячки только приблизили кончину.

– Я хочу воплотить матушкины идеи в жизнь, – вздохнул Маригор, – её должны помнить… не его.

– У тебя получится, – пробасил Рик, похлопав брата по плечу, – у тебя её характер. Её сила. Ты выстоишь, а я прикрою спину.

Маригор слабо улыбнулся. С Риком Файсом они стали друзьями задолго до того, как узнали о своём родстве. Оба учились в кадетском училище, быстро нашли общий язык, несмотря на совершенную несхожесть характеров. Маригор был старше на пару лет, но при этом отличался более ветреным характером и легко сходился с людьми. А Рик Файс отличался сдержанным нравом и довольно тяжёлой рукой. Уже подростком он на голову обогнал в росте сверстников, так что легко из любой драки выходил победителем. Её величество очень радовалась дружбе молодых людей.

Рик всегда жалел Маригора, зная изнутри тот кошмар, который он изо дня в день мог наблюдать. Неуправляемый отец, убитая тоской мать. Рик жил в семье где царили любовь и понимание. Чета Файс была чуткой к взглядам и мечтам сына, поддерживала его во всех начинаниях. Детство лорда Файса и его юность прошли счастливо и без потрясений. Оттого сильнее выбила из колеи новость, что его родители ему не родные. Он монарших кровей… бастард императрицы. Таким же шоком это стало и для Маригора. Рик боялся, что друг отвернётся от него, но тот даже не осуждал мать, видя бесчинства отца.

« Если бы она бросила тебя совсем, я бы злился на неё, – сказал когда-то Маригор, – а так она всегда была рядом. Заботилась о тебе, обо мне… должно быть, ей было горько хранить эту тайну» 

Рик считал себя не вправе осуждать императрицу. Матерью он её так и не научился воспринимать. Матерью Рик считал другую, ту, что не спала, когда малыш Эллерик болел корью. Когда плакал по ночам, когда страдал ангиной. Ту, что была с ним рядом. Императрицу лорд Файс жалел и уважал, не держал на неё зла и не видел смысла ворошить прошлое. Это уже было, этого не изменить… к чему решать, кто был прав в своих поступках, а кто нет.

– Твою шкуру уже делят придворные красотки, – произнёс Маригор после долгого молчания, – надеюсь, твоя давняя любовная тоска отступила?

Рик ничего не ответил брату. Маригор не понимал, как можно было хранить в сердце ту, которую даже не знал толком. Файс не раскрыл брату имя своей возлюбленной, не рассказал подробностей их знакомства. Ветренный Маригор бы не понял. Рассказать сейчас, что Авриэль Роннер и есть та девушка с Фаринго, тоже было глупостью. Брат начнет помогать и с большой вероятностью всё испортит.

– Я стараюсь залечить душевные раны, – кивнул Файс и улыбнулся.

Маригор довольно крякнул, ударив брата по плечу. Рик изобразил улыбку, а сам хмуро соображал, как ему стоит подступиться к леди Роннер. Авриэль изменилась, стала какой-то чопорной и сухой, только в глубине её золотистых глаз ещё плескались искры былого задора. Нужен ли ей такой, как Рик? Примет ли она его внимание? То, что леди Роннер не стала леди Канри, ещё не значит, что у командира дворцовой стражи есть шанс…

– Какой прелестный день, – щебетала Фари, любуясь безоблачным небом.

Сегодня и у неё, и у меня был выходной, и мы вырвались в город развеять дворцовую скуку и вдохнуть пыльный городской воздух, пропахший весной. Даже хмурые городские улицы с приходом тепла стали чуть веселее. Иначе блестели окна в витринах магазинов, иначе разносились звуки в пустых подворотнях. Город даже гудел в другой тональности. И копыта лошадей стучали по мостовой звонче, веселее. Клаксоны редких автомобилей своим «кряканьем» распугивали ворон и голубей на крышах домов. Журчание воды в трубах на крышах звучало уютнее. Ободряюще.

– Весна, – втягивая носом воздух, выдохнул Руфус.

Паршивец. Его же, кроме меня, никто не видит! И он пользуется тем, что я не могу сказать ему гадость. И прогнать не могу. Нахальный джинн в образе белого пушистого кота завис в воздухе, сверкая голубыми глазами.

– Купи мне пирожок… мур, – и Руфус перевернулся в воздухе, становясь на голову.

Зачем ему пирожок? Ему три тысячи лет! Он дух, он бесплотный, но пирожки ест! Как? Я не большой знаток джиннов, но исчезнувшую выпечку видела.

– Давай зайдём в пекарню и купим пирожков, – попросила я подругу.

Фари только языком поцокала, разглядывая меня будто учитель ученицу.

– Какие пирожки, Ави! – нахмурилась Льюис. – Бал уже на носу! Или ты ждешь, что Харди будет перешивать твой корсет?

Бал. Точно. Я же из-за него питаюсь всякой пакостью вроде капусты, морковки и прочего корма для морских свинок. И талия моя всё так же стройна, румянец на щеках не такой явный. Только взгляд у моего отражения грустнее день ото дня. Тоска глядит на меня из тарелки с супом. Тоска! На балу я буду в образе синего от голода уныния…

Весна ещё толком не началась, а головную боль уже устраивала. Каждый год во время цветения садов во дворце давался бал. Простой, скучный, с танцами и сладким пуншем. Но в этом году новая императрица решила слегка изменить традиции и сделать этот бал маскарадом, ещё и с тематикой костюмов. В этом году планировалась тема птиц и цветов.

Модистка повесит на петле из лент, если я заявлюсь к ней с фразой, что я поправилась в талии. Меня насмерть заколют шпильками. И будут правы. А господина Харди вообще инфаркт хватит после такого. А ведь мой наряд уже шьётся. Я должна быть незабудкой.

Вот Фари собиралась быть фиалкой. Господин Харди уже даже набросал эскиз наряда. Глубокий фиолетовый цвет, дорогой атлас и воздушные оборки из полупрозрачной сетки. И всюду множество крохотных фиалок из лент. К тёмным волосам Фариэллы и её голубым глазам этот наряд пойдёт безусловно. А жалование фрейлины покроет все расходы, ещё и на шляпку хватит. Мы же во дворце на полном довольствии содержимся, на что ещё тратиться, как не на гардероб. И Фари стойко сидела на диете, а я… а я иногда с диеты сползала.