Наталья Буланова - Выбор дракона

Но он дышал, а значит, дышала и она.

Когда звук падения полного мешка с мукой раздался неподалеку, она лишь отстраненно отметила, что Маркель уже лежит на брусчатке. Действительно волновал ее лишь один Рокаэль.

Она сама не ожидала от себя того, что сделала дальше. Как она резко вынула клинок, промыла рану и сжала края. Как аккуратными стежками соединила кожу и обмотала чистыми тряпками. Она никому не позволила дотронутся до него пока не закончила.

И только когда последний узелок был завязан на перевязке Оливия подняла глаза. Полные тревоги глаза матери рядом, недовольный взгляд местного врача и искреннее переживание на лицах снежных драконов. Все они высоко ценили Рокаэля, и сочувствовали ей.

Он выживет! Не из таких передряг выбирался! — сказала она сама себе и позволяя воинам положить Рокаэля на носилки.

— Я Вам сообщу о его состоянии, — получив доступ к пациенту врач сразу взял бразды правления в свои руки.

Но Оливия была с ним не согласна.

— Я пойду с Вами, — безапелляционно ответила она. И тот не смел возразить.

Оливия чувствовала свою слабость, ведь она любила, всем сердцем, всей душой. Именно поэтому была беззащитна перед лицом судьбы, как никогда. Быть не в состоянии повлиять на ход событий, ждать результатов и набираться терпения.

Все‑таки мама правильно говорила, что в душе она никакой не воин. Но Оливия ни минуты не жалела, что выбрала этот путь. Иначе, в ее жизни не было его — Рокаэля. И ей нужна была эта броня, эта уверенность в своем теле и духе, которые давали тренировки. Его тренировки.

Чувствуя, что на глаза набегают слезы, Оливия сжала кулаки. Нет, ей не было дело, что скажут о ее слезах другие. Ей нудно было быть сильной для него, ведь он может в любой момент открыть глаза, и она не будет рыдать. Иначе Рокаэль ее застыдит!

Он никогда не выносил слез. Помнится, однажды на его тренировках ее задевал молодой дракон, и довел все‑таки свое дело до конца — Оливия расплакалась от обиды. Именно тогда Рокаэль протянул ей какой‑то зеленый лист, сказав, что это поможет. А когда глаза девушки чуть не вылезли из орбит от жжения, когда она приложила его к опухшим векам, Рокаэль сказал, что в глазах воина не должно быть слез, и чтобы она всегда вспоминала это чувство жуткого жжения, как только накатывало позорное желание зареветь. И это, на удивление, помогло.

Но не сегодня. Посмотрев на Рокаэля, она все‑таки разревелась. Милара хотела было пойти за Оливией, но была остановлена ее рыжим солнышком. Хорошо, что он не знал, как называла про себя Навира девушка, иначе бы она ходила красная от стыда с головы до пят.

— Сможешь рассказать все, что знаешь? — внимательно следя за мимикой девушки, спросил Навир и Милара мужественно кивнула. Она понимала, что ни Оливия, ни Рокаэль сейчас не смогут помочь разбирательствам. А то, что они неминуемы понимала даже она. Хоть она и жила у драконов, но если главу убивали, там поднималась такая кровавая вендетта, что кровь стыла в жилах. И слава Создателю, что у драконов сначала во всем разбирались, а только потом заносили карательный меч над головой обвиняемого, а не всей его семьи.

Милара почувствовала себя важной, и она рвалась помочь тем, что могла сейчас лучше всего — рассказывала о своих наблюдениях, о том, как все разворачивалось у нее на глазах.

При ней проходил обыск тела Маркеля. Теперь уже в своем облике, ведь мир иной срывает все личины. И она видела, как застыли все драконы от находок, строя предположения, чьи они.

— Это разработки гномов, — со второго раза девушку услышали.

Навир удивленно повернулся к ней и задал лишь один вопрос:

— Ты уверенна?

— На все сто процентов, — подтвердила девушка и стала показывать пальцем на порошки, таблетки и пузырьки: — В этот пузырек добавляешь волос и принимаешь вид хозяина этого самого волоса. А вот этот порошок для отвода глаз, а вот этот стирает память последних минут, если швырнуть его прямо в глаза…

Милара все перечисляла и перечисляла, а лица все присутствующих становились все мрачнее.

— Так может кражи дело рук огненного лорда? — спросил один из снежных воинов и со сторону огненных драконов послышался негодующий ропот.

— Выводы будет делать следствие! — Навир поднял руку, прекращая все пререкания.

— Неужели мы остались без лорда? — спросил кто‑то из огненных и Навир не мог не ответить.

— Подождите хоронить старшего лорда, я уверен, он еще поборется за свою жизнь, — сказал рыжий дракон и посмотрел в ту сторону, куда унесли отца Маркеля. Пока он был жив и Навир искренне молился за него Создателю в мыслях. Если бы не его поступок, заслуживающий низкого поклона, брусчатка оросилась бы еще не одной кровью. И он боялся подумать, что сделал было бы со снежным лордом и его супругой, если бы их единственная дочь ушла бы вслед за Маркелем в царство мертвых… Ранение оказалось серьезней, чем думал Рокаэль. Он метался в бреду, тратя адски много усилий на то, чтобы выкарабкаться из состояния лихорадки. Его сознание играло с ним, постоянно подсовывая картинки, от которых бросало то в жар, то в холод. Его воспоминания, его великие победы и его удручающие поражения, его достижения и его провалы, его юношеские порывы и первые разочарования. Но все это он сносил стойко, пока он не увидел Оливию. Голую, у Лилового озера. Эти капельки в лунном цвете, это искушение. Раньше оно вспоминалось изысканным лакомством, которое хотелось вкусить. Сейчас это жгло его изнутри.

Лихорадка не щадила его, заставляя проклинать свое больное воображение, которое каждый раз по — новому проворачивало сцены, добавляя красок и действий.

Но когда в его эротический бред вмешался Маркель снежный дракон не смог больше этого терпеть. Огненный и так слишком много наследил в его жизни, чтобы еще доставать его в бреду. Это заставляло Рокаэля чуть ли не выпрыгивать из шкуры в стремлении наконец избавиться от этого бреда.

Шаг за шагом, попытка за попыткой, и четкость сознания начинала возвращаться к нему. Первый раз он очнулся в ночи. Белокурая головка покоилась на его руке, а лицо девушки в свете луны казалось болезненно — бледным. Он не успел ее разбудить — провалился в забытье снова.

Словно избавляясь от трясины, Рокаэль с упорством осла скидывал с себя недомогание. Все его силы уходили на то, чтобы задействовать все внутренние ресурсы организма. Ведь он еще не знал, в безопасности ли Лив и что с этим красным гадом, посмевшим поднять кинжал на его женщину.

Когда он проснулся в следующий раз — было ранее утро. Он лежал на своей кровати, а Оливия не заметила, что он открыл глаза. Она смотрела на тумбочку, истерзанную клинками, и шептала: