Сагертская Военная Академия (СИ) - Самсонова Наталья

— А вообще, — сказала Нольвен, когда мы переоделись, — это великолепно!

— И ткань надежно зачарована, — покивала довольная Мера. — Не мнется, не пачкается, не рвется! Ну, порвать-то ее можно, и запачкать тоже, но это надо сильно постараться. Давайте-ка, девоньки, начаруйте себе по табуретке, и мои гребни заплетут вам косы. Сама-то я ни разу не плетунья.

Тут я с содроганием припомнила единственную её попытку сотворить на моей голове подобие косы. Сколько волос тогда пало в неравной битве! Страшно вспомнить. И сколько еще бойцов погибло, когда матушка разбирала на локоны то, что наплела Мера… Зато мне не пришлось врать — мама сразу вздохнула: «Сама плела?»

Вспомнив это, я немного загрустила. Мама ведь любила меня, наверное. Хоть немножко?

– Не вешай нос, все образуется. — Бабушка подпихнула меня в бок, и я плюхнулась на трансформированный лисонькой табурет.

В тот же момент из шкатулки выпорхнули сразу два гребня и ворох лент. За пару минут мы с Нольвен обзавелись идеальными прическами. Больше всего Мера уважала «походную женскую косу» — множество тугих косиц, сливающихся в одну. Как говорила бабушка, когда-то давно такая коса плелась дома и расплеталась только по возвращении из похода. А от грязи и насекомых спасала магия. Сейчас, с развитием платов и порталов, необходимость в таких прическах отпала. Но многие студентки военки предпочитают именно косы. Их, в конце концов, удобно прятать под капюшон, чтобы во время дуэли не мешались.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказала бабушка, как будто в ответ на мои мысли. — Половина военки ходит с короткой стрижкой, половина — с такой косой. Если хотите, запишу вас к своему парикмахеру. Острижем все.

Мы с Нольвен испуганно переглянулись и тут же принялись уверять бабушку, что коса — это лучшая прическа на свете.

— Хотя потом и будет болеть голова, — добавила я, — очень уж тугое плетение.

— Надеюсь, — хмыкнула бабушка, — что головы у вас будут болеть от молодого вина, а не от прически.

Время до назначенного часа пролетело незаметно. Ближе к вечеру бабочки налились цветом и принялись едва заметно светиться. А бабушка, вытащив свою аптечку, начала пичкать нас зельями. Как она пояснила, молодое вино — это прекрасно, но приличные девочки пьют не пьянея, а потому надо помочь организму справиться с предстоящими трудностями.

— Хотя, если вас принесут, — задумчиво добавила Мера, — я ругаться не буду. Но обязательно поглумлюсь наутро.

— Возникает желание пить морс, — шепнула Нольвен. — Чувство юмора у Меры — исключительное.

— Я вся — исключительная, — безапелляционно заявила бабушка и хлопнула в ладоши. — Ну красавицы же! Только не забудьте сменить домашние туфли на подходящую обувь.

Подходящей обувью оказались дуэльные ботинки — плотная подошва и высокое шнурованное голенище.

— Они, — Нольвен неуверенно кашлянула, — они немного по цвету не подходят.

— Я не экономлю, — фыркнула Мера, — надевайте. Магия цвет сама подгонит. Так, косметика вам, юным и красивым, не нужна. Но! Чудесное заклятье сделает ваши брови и ресницы темнее. Остальное излишки. Ох, чуть не забыла.

И к бабушке подлетела увесистая шкатулка.

— Серьги, — возвестила Мера. — Тебе, Нольвен, изумруды в лунном серебре, а для тебя, Мэль, черные бриллианты в золоте. И довольно: переизбыток украшений никого не красит.

— Это слишком, — выдохнули мы с Нольвен в унисон. — Нам тогда еще пара боевых магов потребуется — защищать твои серьги.

— Боевых магов сами подцепите, — подмигнула Мера. — А серьги эти я ни разу не надевала. Это все Кенрик дары засылает, в бесплодных надеждах вернуть меня в семейное лоно.

Взяв серьги из рук бабушки, я тяжело вздохнула. Они были великолепны: от ажурной окантовки камня вниз спускался крохотный листочек, украшенный… Украшенный какими-то крохотными камушками. Чтобы сберечь свои нервы, я не стала спрашивать, какие еще камни использовались для создания этой красоты.

«Буду думать, что это хрусталь. Или стекло», — мрачно подумала и примерила серьги. Они не должны были подойти к сине-золотому наряду, но… Секундная вспышка магии, и дуэльные ботинки меняют цвет — синий, золотой и черный.

— Ажуре-еть, — выдохнула Нольвен, когда вдела выданные ей серьги.

— Именно, — Мера воздела палец, — если порадуете бабушку и хорошо окончите — будут вашими. Вместе с остальным барахлом.

— Барахлом? — переспросила я.

— К твоим, лисонька, сережкам еще есть браслет и кулон. А к твоим, Мэль, два кольца и кулон. Так что бейте лапками, девоньки.

Мы переглянулись и решили, что «лапки» жалеть не стоит. Не столько ради украшений, сколько для себя, но… Такая красота пойдет бонусом.

Перед выходом из дома мы с лисонькой посмотрелись в огромное зеркало, созданное Мерой. Там отражались две выпускницы военки, вокруг которых по какой-то неизвестной причине летали иллюзорные бабочки целителей.

— Обновим заклятье, — синхронно выдохнули мы.

— И вперед, — азартно кивнула Мера. — Жду. Защита дома уже настроена на вас. Если до утра не явитесь, приду за вами в казематы.

— Явимся, — уверенно произнесла я. — В казематах нам делать нечего. Там темно, сыро и холодно.

Бабушка с интересом на меня посмотрела:

— Это верно. Вопрос в том, когда ты успела это узнать.

— Запомнила по твоим рассказам.

— Ну, знаешь, лучше всего познавать жизнь на личном опыте, — подмигнула мне Мера и задумчиво добавила: — Хотя, возможно, это не тот случай.

Попрощавшись с бабушкой и получив на дорожку несколько незаконных советов из разряда «Как быстро и весело поджечь кабак», мы вышли на улицу.

— На нас смотрят, — тяжело вздохнула Нольвен и расправила плечи. — Пусть смотрят.

И на нас действительно таращились. Это смущало. Страшно представить, что бы мы чувствовали, если бы не заклятье!

«И страшно представить откат». Я поежилась.

— Давай через парк? — предложила Нольвен. — И путь сократим, и на цветы посмотрим. Говорят, что парку подарили какое-то редкое растение — ложный лилейник. Оно выглядит как лилейник, но не лилейник.

— Если оно редкое, то капризное, — логично предположила я. — А значит, не переживет нашу зиму. И вот не жалко им? Уже конец лета, впереди осень и трескучие морозы.

— Может, стихийники чего-нибудь придумают? — пожала плечами лисонька.

— Стихийники, — проворчала я. — Делают не пойми что, исчезают не пойми куда, но все на них надеются.

До парка было рукой подать. Пройдя под кованой аркой, увитой плетистой розой, мы прошлись по аллеям и, внимательно читая указатели, нашли ложный лилейник.

— Может, это чья-то шутка? — спросила я. — Оно выглядит как лилейник. Ни единого различия.

— Но написано: «Близко не подходить». — Нольвен кивнула на табличку. — Может, оно чем-нибудь стреляет?

— Пыльцой только если. — Я провела ладонью по жакету и хитро улыбнулась.

— Ты куда?! — ахнула лисонька.

А я, обернувшись к ней, напомнила:

— Наши наряды надежно зачарованы. Не пачкаются, не мнутся и не… Ай!

Из-под узких длинных листочков лилейника выстрелил тонкий зеленый жгут, и растение в мгновение ока подтянулось к моей ноге!

— Сказано же — близко не подходить, — едва дыша от смеха, выдавила Нольвен. — Зови на помощь!

Я подергала ногой, но лилейник держался крепко, а хохочущая подруга меня спасать не спешила. Отец-Хаос, ну до чего же идиотская ситуация!

— Хэй, росточек. — Я присела на корточки перед обхватившим мою ногу цветком. — Давай ты меня отпустишь? А я тебе завтра принесу удобрений. Самых лучших!

Цветок как будто прислушался ко мне и странно заизвивался. Вот только вместо того, чтобы внять моим словам и отползти, он, наоборот, все крепче опутывал мою ногу тоненькими жгутиками. А я боялась даже пошевелиться, потому что видела, что часть этих жгутиков у него оборвана. Пусть он поставил меня в неловкое положение, но он же живой.

— Ну росточек, ну хороший мой. — Я погладила его по узким листочкам. — Отпусти. У меня дела сегодня, я не могу тут с тобой оставаться. Хочешь, я тебе сейчас палку сломаю огроменную, обовьешься вокруг нее. И она никуда-никуда не уйдет.