Я прячусь от ветра (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

— М… когда пришел мор… примерно через год… из соседних земель потянулись разбойники. Банды небольшие, но нападают в основном на женщин и стариков, — пусть это была правда, но к моему страху перед лардом отношения не имело. — За все время пропало девятнадцать девушек и молодых женщин. Еще несколько сбежали, кого-то просто бросили после того… после того…

Горло сжало, не позволяя продолжить.

— Не надо, я понял, — серьезный голос заставил открыть глаза и внимательно посмотреть на мужчину напротив. — Тебе я повторяю в последний раз — никто девок обижать не станет. Ни тебя, ни других. У нас за такое на цепь сажают без воды. До смерти. У каждого из нас есть матери и сестры.

— А тот рыжий? — меня и в самом деле немного пугали те активность и восторг, которые исходили от другого великана.

— Кастан? Он больше лается, чем кусает. Пока не захочешь, не тронет. Правила для всех одни. Идем, — поманив меня за собой, лард двинулся обратно к дому, мимо натянутых веревок с бельем и полуголых мужчин, бегающих по двору. — Ты тоже с этими разбойниками встречалась или кого-то из ткачих попортили, что так реагируешь?

— Нет, меня не трогали. Я одна почти не выхожу из поместья, да и в целом мало по дорогам шастаю, только если очень нужно, — вздохнув, решив попробовать поверить ларду, что его люди менее опасны, продолжила. — Прошлой зимой были морозы сильные, снег мел почти две недели, не переставая. В ту метель банды совсем осмелели. Две семьи вырезали, а как-то ночью сюда пришли. Пять овец утащили, пока заметили. Пришлось скотину едва ли не в дом переводить, чтобы как-то сохранить. Мы их сами берегли до последнего, не трогали, чтобы стада было из чего потом возродить, а эти пришли, еще и двоих мужиков порезали чуть ли не до смерти. Наши тонкорунные овцы — самые лучшие в пяти долинах. Были. Еще пять лет назад стада по три сотни ходили. Только остался от них пшик. Одно название.

— Куда девались?

— Известно куда, — во рту разлилась горечь, словно и сейчас над поместьем вился густой черный дым погребальных костров. — Что не съели, то обменяли на лекарства, когда мор пошел на второй и третий круг.

— И что, до сих пор мор в ваших краях бушует? — в голосе беспокойства не было, только будничный интерес, не больше чем к погоде на прошлой неделе.

— Все, кто мог, померли. Остальные не болели, хоть каждый за больными ходил. Иммунитет, видно, — лард на моем последнем слове чуть запнулся, и как-то недоверчиво обернулся. К нему тут же подошел один из солдат, доложив на непонятном мне наречии. Отвлеченная разговором, я не сразу заметила, как мы добрались до центральных палаток. Мужчины носились туда-сюда, весело переговариваясь, развешивая одежду. От некоторых, тех, кто выскочил из бани в одних полотенцах на бедрах, валил пар, как от чертей. Прикрыв глаза ладонью, я старалась не смотреть на крепкие мышцы и смуглую кожу, представленные в таком изобилии, что голова начинала кружиться. В какой-то момент перед нами выстроился живой коридор из мускулистых, полуобнаженных и очень довольных мужчин. С учетом того, что на самого ларда никто из них не смотрел, я пришла к неутешительному выводу — все для меня. Мужчины лыбились, поигрывали мышцами и все норовили случайно стать на моем пути. Не зная, куда прятать глаза, больше трех лет не видя здоровых, не отощавших от болезни и не покрытых язвами тел, я зажмурилась, тихо застонав. Тот факт, что я вдова, спокойствия не слишком добавлял. Щеки пылали, сердце стучало как бешеное.

— Оценила? — меня ухватили за локоть, крепко, но не больно и потащили куда-то. Приоткрыв глаз, с облегчением увидела лестницу и двери дома. — Тебя одной на них не хватит. Парни набегались-наскакались, как блохи, и с невероятной силой сейчас начнут себе искать уют и покой. Верни девок обратно, иначе можешь захлебнуться в нежности.

— Я не знаю, где они, — едва слышно пролепетала, с трудом приходя в себя. Теперь оставалось надеяться, что меня не замучают горячие кошмары, состоящие из полуголых, изголодавшихся мужчин. Кажется, дремавшее столько времени либидо решило пробудиться.

— Ну да. Я пока поверю, но через неделю сама придешь с предложением их вернуть. Надеюсь, в том тайном месте, о котором ты не знаешь, девушки в безопасности. Так?

Плохо соображая и думая совсем не о том, о чем надо, я кивнула.

— Ну-ну. Хоть это.

— Почему здесь нельзя сеять зерно? Место высокое и сухое, — мы спорили уже часа два, сидя у стола перед картой, на которой лоскутным одеялом были нанесены все земли баронства. Лард, как оказалось, немного понимал в сельском хозяйстве, но никак не хотел слушать моих слов и учитывать особенности земли.

— Здесь слишком высоко, воды мало, а горы задерживают дождь. Слишком сухо, — теряя терпения от необходимости кому-то объяснять, почти рычала я.

Мужчина фыркнул, откинулся в кресле, внимательно глядя на меня.

— Муж твой давно помер? — вопрос был неожиданным, заставив резко замолчать и тяжело вздохнуть.

— Больше двух лет, почти три, — разговор вдруг стал тихим, каким-то отстраненным.

— Ты не здешняя. Не делай такие большие глаза. По лицу, по фигуре видно. Говоришь быстрее и громче. Мы по этим долинам давно бродим, чтоб не замечать. Откуда сама?

— С низин. Больше двух недель верхом.

— С баронессой приехала?

Боясь сболтнуть лишнее, только кивнула. Пусть так и думает, это безопаснее. Лард видно собирался задать еще опрос, но нас прервали. В открытую дверь стремительно вошел рыжий Кастан, хмуря брови.

— Тазур, выйди на двор. Один из отрядов вернулся.

Тазур

Может, я отвык от женского общества, а может, Леран прав, и девица не так проста, как хочет казаться. Иммунитет. Я едва не споткнулся, когда услыхал от нее это слово. Среди моих людей с ним едва ли треть знакома, а тут экономка. Из низин. Которая на раз построила воинов, распределив работу и заинспектировав до такой степени, что парни едва ли не лозой под ноги стелились, впечатленные силой духа.

А речь? Говор совсем не простецкий. Вдовствующая она. Проходя мимо кухни на двор, на миг остановился, заглянув в обитель женщин.

— Ченни, — пожилая, но еще крепкая, женщина подняла голову, уже не вздрагивая. Эта быстро привыкнет и может стать хорошей помощницей. Если баронессу найдем. Еще одна головная боль. — Ченни, ты замужняя?

— Вдовая, лард.

Кивнув собственным мыслям, вышел за Кастаном. Вдовая. Вдовствующая. Что-то эта «булочка» не договаривает. Интересно, конечно, но потом, все потом.

— Что, Томаш?

— Да вот приехал третий отряд. Говорят, в деревнях тихо, словно вымерли все, но следов в лесу хватает. Не так далеко кострище и место лагеря нашли. Два дня, может, три. Как люди ушли. Может, баронесса?

— Не похоже, — тихо переговариваясь с харом, мы прошли по лагерю, проверяя, все ли воины успели привести себя в человеческий вид. — Люди не выглядели сильно испуганными, значит хозяйка уехала не так давно. Точно не три дня. Думаю, прямо из-под нашего носа выскочила. Нужно как-то вызнать у Анны, она точно знает.

— Не скажет, лард, — Томаш чуть скривился, но глаза блеснули весельем. Девка всем понравилась. — Девушка прямая и упрямая[11]. Но хозяйственная. Успела все дрова пересчитать, что парни из леса привезли. Они еще не порублены, а уже на учете значатся. Боевая. Спелая. Болезная немного, но это временно. Сложностей тебе будет с ней. Парни уже глаза косят.

— Это да. В сравнении с теми девками, что нам встречались — в этой сама жизнь пылает.

Мы помолчали, довольные тем, как стал лагерь. Скоро прибудут обозы и еще несколько отрядов, тогда часть парней можно будет по дамам в деревнях расселить, для присмотра за порядком, пока все до ума не доведу.

— Бери нескольких человек, из тех кто уже свободен, леса начинайте прочесывать, там где кострище нашли. Анна говорит, разбойничьи шайки народ третируют. Нужно изловить.

— Понял, лард.