Невезучая, или невеста для Антихриста (СИ) - Снежная Александра

Смерть схватилась за то место, где положено быть сердцу, и картинно рухнула на пол, под соответствующую случаю музыку похоронного марша и выскочившую на экран картинку "гаме овер".

— Паразит, — в сердцах произнес Сеня. — Как есть паразит.

Крылатый дяденька, в это время, подобравшись к тылам тетки с бубликом на голове, глупо мурлыкал ей что-то на ухо и вызывающе нескромно ездил по ней своими загребущими ручищами.

— Люся, хочу деваньку, — не оставляя своей затеи, топнула ножкой краля и надула губки.

— О, денница моего темного восхода, я же просил, не называть меня Люсей. И на кой она тебе сдалась, пламень моего адского сердца?

— Люцык, так мне по душам тут и поговорить не с кем. И потом… У тебя сын растет. А ты подумал о внуках?

— Ксана, любимая, так вон ведьм сколько, чем тебе не… — крылатый богатырь вдруг заткнулся на полуслове и побледнел.

Семен Семеныч, тот, который Смерть, мгновенно вставил в уши наушники, включил трек Арии "Я свободен" на всю громкость и, переключив косу в демо-режим, стал играть в свою косилку. Черти зачем-то некультурно повернулись к честному народу волосатыми булками, зажали хвост между ног и стали ковырять ногтем стенку, и ковыряли они там явно что-то неприличное, потому что стенка обиделась. Сначала по ней поползли длинные трещины, потом появился хищный оскал, а затем, громко клацнув огромными зубами, стенка укусила всех чертей сразу. И чего-то там она у них, видно, откусила… Черти, тихо подвывая, крутились, как юла, вокруг своей оси, а стенка, смачно облизавшись, оглушила присутствующих очень громкой благородной отрыжкой.

Тетка, между тем, покраснела, как помидор, уперлась дыньками в богатырскую грудь и завыла полицейской сиреной:

— Ах ты, козлина безрогая, значит, как маме твоей, так я — святая женщина, а как мне — так в невестки ведьму? И что потом? Внуки у меня ведьмовское отродье будут? Уйду, — тетка яростно напирала на мужика, беспощадно тараня его аппетитными дыньками. — Завтра же уйду. Меня вон Пресветлый давно к себе зовет. Говорит, что ты не ценишь моих выдающихся талантов.

Мужик с крыльями жадно посмотрел на выдающиеся таланты, подпиравшие его недюжинную грудь, накрыл их своими здоровенными лапищами, явно демонстрируя всем как сильно он их ценит, и злобно зашипел:

— Вот же Пресветлый с-с-су…

Черти тут же закрыли глаза, зажали уши и присели под стенкой. Та в свою очередь вывалила шухлядку, а затем проглотила мух с дихлофосом. Сеня вытащил из ушей наушники, а мужик, так и не закрыв рот, часто-часто захлопал глазами, с тоской во взгляде снял грабли с выдающихся талантов и осторожненько сделал шаг назад.

— Ты же обещал не богохульствовать, — взвизгнула тетенька. — Ну, придешь ты, свинья, за желудями, — мстительно сощурилась она.

Не знаю, что она имела в виду под желудями, но желуди дядька явно сильно любил. И отсутствие оных явно грозило ему инфарктом, ибо стал он красным, аки вареный рак, и забыл как дышать.

— Су… су… суслик мой ненаглядный, — наконец вспомнил как дышать дядька. — Гад ползучий, этот твой Пресветлый. Только вчера говорил мне, что я подкаблучник, что ты у меня от рук отбилась, что с тобой надо построже.

— Ах, так? — и теперь уже совершенно злющая тетка вздернула нос, а брови собрала индейским жилищем. Поставив руки в боки, всем видом изображая разгневанную богиню, краля голосом подколодной змеи сладко пропела: — Люся, ты просто обязан отомстить за мою поруганную честь и достоинство.

— Готов, — дядька сделал шаг вперед, и крылья у него сзади зареяли, как пионерский галстук. — Всегда готов. Пойдем, душа моя, сильно ему отомстим.

Облизав губы и ярко сверкая глазами, дядька сделал еще один шаг, упираясь богатырской грудью в выдающиеся таланты, а лапами накрыл… тоже выдающиеся таланты, но только те, которые сильно выдаются сзади.

— Деваньку у светлого забери, — остановила крестовый поход крылатого краля, упершись пальчиком в тяжело вздымающуюся грудь сильно перевозбужденного дядьки и выписывая на ней остро заточенным маникюром захухренистые кренделя.

Дядька завыл. Вот совершенно, как волки в лесу на луну воют. И у меня мурашки по коже побежали, как тараканы по стенкам студенческого общежития. Черти боязливо обняли стенку. Стенка закрыла шухлядку и побелела. Сеня быстро всунул в уши наушники, втянул шею и накрыл голову капюшоном.

— Ксана, и ты вот эту в невестки хочешь? — тяжело вздохнул дядька. — Душа моя, пожалей мальчика, ты на ауру ее посмотри, ходячая катастрофа.

Я обиделась. Чем это ему моя аура не понравилась? Он бы на свою посмотрел.

— А экстрасексы твои, дармоеды, что, зря мне тут харчи переводят? — не растерялась тетка. — Пусть почистят.

— Ксан, так мне ж опять звонить Пресветлому придется и кланяться, — недовольно засопел чернокрылый.

— Ой, — ехидно прищурилась краля, тряхнула бубликом и сложила на выдающихся талантах белы рученьки, — прям уж, и кланяться? А чего это мы вчера с ним до полночи в райских кущах сидели?

Мужик подозрительно покосился на чертей. Те стали мотылять волосатыми граблями и громко сопеть хрюнделями, всем видом давая понять, что сдали дядьку не они.

— Так это… Бизнес-план составляли, — соврал не моргнув ни одним глазом крылатый, и даже перья у него на крыльях не шелохнулись.

Тетеньке, видать, экстрасексы по секрету всему свету, уже донесли, чем там дядька в кустах непонятно с кем занимался, потому что морда у ней стала похожа на агитационный плакат времен Великой Отечественной "А ты записался в добровольцы?"

Тетка приняла позу "Родина-мать", наставила на дядьку указательный палец, как пистолет, и зашипела:

— Значит, пульку расписать — это теперь бизнес-план называется? И во сколько же мне твой бизнес-план обошелся? — топнула ногой она. — Кого ты на этот раз проиграл, паразит?

— Почему сразу проиграл? — выпятил богатырскую грудь крылатый. — Я, вообще-то, выиграл.

Хитрая тетка, очевидно, только этого и ждала. Красиво качнула бедрами, вызвав у крылатого повышенное слюноотделение и нездоровый блеск в глазах.

— Вот и отлично, Люся. Деваньку забери, — с наглостью бульдозера опять наехала она на богатыря.

— Душа моя, у меня ходовая барахлит, а к Пресветлому автослесарь сегодня преставился, так я, это… долг предъявить хотел, — стал возмущаться дядька.

— На моем Пежо поездишь, — отмахнулась от крылатого тетенька, разглядывая меня алчно-жадным взглядом.

— Ксан, сжалься, у меня в твою "косметичку" крылья не влезают.

— Уйду, — снова стала шантажировать крылатого тетенька.

— Хорошо-хорошо, — грустно вздохнул дядька, расправив охренительно здоровенные крылья. — Вспомню молодость, полетаю пока. Хотя по мне, — богатырь повернул ко мне кислую физиономию и смерил недовольным взглядом, — не стоит она автослесаря. И что ты в ней нашла? Тютеха растютехой.

— Она петь умеет, Люцык, — приободрилась краля. — Правда же, умеешь, милая? — тетка пнула меня ножкой в сапоге от Версаче и прошипела:

— Пой.

Я, зачарованно глядя на красивого дядьку, затянула дурным голосом:

— Ой, чий то кинь стоить, що сива гривонька. Сподобалась мени, сподобалась мени, тая дивчинонька.*

Дядька с теткой заинтересованно переглянулись и одновременно спросили:

— Хохлушка, что ли?

— У вас что, пунктик насчет хохлушек?

А лица у этих двоих, между тем, прибрели выражение такое себе, любвеудавительное. Ну, это когда удав на кролика смотрит и всем своим видом говорит, что сильно-сильно его любит. Всего. И шерстку. И ушки. И пимпочку.

— Борщ варить умеешь? — напрягся дядька.

И дернул же меня черт ляпнуть. Не знаю, какой именно, потому что на данный момент вокруг меня их было много, и все они, прикинувшись шлангом, тихо теребили хвосты и целовали стенку в углу, видно, просили отдать то, что она перед этим откусила. Только правое ухо у каждого торчало, как спутниковая антенна, явно свидетельствуя, что черти безобразнейшим образом подслушивают.