Анна Орлова - Краткий курс магического права

— Аля, осторожно! — в низком голосе Поля звучала легкая укоризна, и у меня вдруг отчаянно заколотилось сердце. От смущения? От его близости? От неловкости? Я не знала.

— Привет, Поль! — сказала я, чтобы хоть что-то сказать. Поднять глаза было немыслимо. Только стоять, вдыхать исходящий от него аромат бергамота… и дрожать от предвосхищения того, что должно сейчас произойти.

— Привет, Аля! — откликнулся он мне в тон. — Разрешишь тебя проводить?

Я молча кивнула, не доверяя голосу, перехваченному от волнения.

Мы медленно шли по улице, говорили о какой-то ерунде (убей, не вспомню, о чем именно)…

Вот и мой дом.

Я замедлила шаги, решаясь, и выпалила:

— Поль, я согласна! Ну, выйти за тебя.

— Я рад, — просто ответил он, улыбнувшись уголками губ. Привлек к себе, заглянул в глаза. — Спасибо.

— Пожалуйста, — растерянно брякнула я.

Он усмехнулся и поцеловал меня…

Следующие две недели я не находила себе места.

Назавтра после эпохального объяснения Поль уехал, чтобы решить кое-какие дела, и обещал вернуться только через месяц.

А я металась между: «А не делаю ли я глупость?!» и «Скорее бы он вернулся!».

На работе все было по-прежнему. Стэн все так же меня не замечал, а госпожа Громова наблюдала искоса и загружала просто неимоверным количеством заданий, из-за чего мне приходилось засиживаться допоздна.

За последнее я была ей благодарна. С каждым днем возвращаться домой было все мучительнее. Мои квартирные хозяева так и не простили мне отказа их обожаемому сыночку. И если господин Раргош меня просто избегал, то госпожа Гадрка всячески демонстрировала свое неудовольствие: поджимала губы и говорила колкости.

Так что вскоре атмосфера в квартире накалилась до предела.

А тут еще Васисуалий, почувствовав, куда ветер дует, принялся меня изводить. При хозяевах он вел себя смирно, но стоило мне остаться одной, как он начинал изгаляться…

В общем, к концу второй недели я не выдержала. Отправила сообщение Блади с просьбой выбраться ко мне пораньше. Как моей свидетельнице, ей все равно пришлось бы приехать на свадьбу, а так… Я отчаянно нуждалась в моральной поддержке.

И однажды утром, когда госпожа Гадрка и господин Раргош уже ушли на работу, затрезвонил дверной звонок.

Я открыла и увидела зловещую фигуру в черном…

— Это я! — сообщила Блади, плюхнув сумку посреди прихожей, и раскрыла объятия. — Дорогая, я так скучала! Ну, поздравляю!

— И я скучала! — призналась я и позорно шмыгнула носом.

— Так, что это еще за слезоразлив? — осведомилась она и, отстранив меня от себя, принялась разглядывать с преувеличенным вниманием. — Обычные нервы, как у всех невест?

— Наверное. — Я хлюпнула носом и невольно улыбнулась.

Блади действовала на меня как лошадиная доза транквилизатора. Рядом с ней было как-то непривычно спокойно, почти как с Полем…

Подумав о рыцаре, я призналась шепотом:

— Блади, я боюсь! И вообще, все как-то… ну, не так!

— И все не то, и все не так, и все не так, как надо? — спросила она странно низким и хриплым голосом. И пояснила в ответ на мой удивленный взгляд: — Это цитата.

— А! — Я отвернулась. — Ну, наверное.

Как объяснить то смятение, которое я испытывала?

— Может, мы зайдем? — как-то очень мягко напомнила баньши. — Выпьем чая, поболтаем. У меня там пирожные где-то были…

— Ой, прости! — смутилась я и засуетилась: — Проходи, конечно!

Она кивнула и, подхватив сумку, прошлепала за мной.

Чтобы заварить чай, пришлось идти на кухню. И, конечно, Васисуалий не упустил такого случая. Сначала он гнусаво распевал какую-то похабную песенку, потом начал со смаком описывать, что меня ждет в первую брачную ночь…

Ну, к этому моменту у меня уже имелся кое-какой опыт, и Поль мне нравился, но… Рассказы червяка как будто все опошляли.

— Это кто тут завывает? — поинтересовалась вошедшая баньши, эффектно опираясь на косяк.

Выглядела она ослепительно: грива темных волос, бледное лицо, черный балахон. Да что она все черное носит? Хоть бы немного разбавляла цветным. Надо будет сказать…

Какие же глупости лезут в голову!

— Ну, я, и что? — нагло заявил Васисуалий. — А ты кто? Алькина подружка?

Последнее слово он умудрился произнести так, что пошлый намек читался просто большими буквами.

Я пролила чай и покраснела до корней волос, а Блади склонила голову к плечу, рассматривая червяка с каким-то плотоядным интересом.

Чувствуя свою безнаказанность, тот лениво разлегся на табурете.

— Аля, тебе вот это, — она ткнула пальцем в Васисуалия, — нервы портит, что ли? Ну ты даешь!

— А что я могу сделать? — буркнула я, болтая ложечкой в чашке. — Любимец моих квартирных хозяев!

— Ну, это ненадолго уже! — оптимистично заявила баньши.

— Ага, — согласилась я уныло. Терпеть мерзкого червяка уже не оставалось сил.

— Красотки, вы меня не стесняйтесь! — предложил Васисуалий, потягиваясь. — Начинайте!

— Он все время так? — спросила у меня Блади.

Я только кивнула.

— Аля, поставь пирожные на стол! — велела она, протягивая мне коробку, перевязанную розовым бантом. — И отойди мне за спину. На всякий случай.

— Ага.

Честно говоря, я так устала и измучилась за последние дни, что мне уже было почти все равно. И даже неинтересно, что собирается делать Блади. Ну, хочется ей за ним с топором побегать — так на здоровье!

Баньши обошлась без топора. Она открыла рот и… завизжала.

Честное слово, такое я видела только в мультфильмах! От голоса баньши все тело Васисуалия вибрировало. Под действием звуковой волны червяк дергался, как от тока. Колыхались складки мерзкой розовой плоти, беззвучно открывался рот…

Стакан на столе громко лопнул, пролилась горячая лужа…

А я наслаждалась.

Когда Блади наконец замолчала, Васисуалий стек на свой табурет бессознательной кучкой.

— Прости, — покаянно произнесла баньши, повернувшись ко мне.

— За что? — не поняла я, беря тряпку. — Если за червяка, то даже не думай извиняться!

— А? — удивилась она. Мотнула головой и усмехнулась. — Нет, за стакан. Не рассчитала немного.

— Мелочи! — отмахнулась я, вытирая лужу. — Ради такого! Я и не знала, что ты так умеешь.

— Алфеус тоже не знал, — чему-то усмехнулась она, довольно щуря глаза. Уселась на табурет, привольно закинула ногу на ногу и потянула за кончик банта на коробке.

— Кто такой Алфеус?

Я выбросила в мусорное ведро осколки стакана (хорошо, что он мой, а не хозяйский!) и заново налила чая.

— Мой жених, — легкомысленно сказала она. — Кракен.

Я чуть не облилась кипятком.

— Твой жених — кто? — спросила я слабым голосом.

— Кракен, — повторила Блади охотно, бестрепетно отхлебывая раскаленный чай, и добавила мечтательно: — Ах, какие у него тентакли!

М-да, кажется, баньши на своем маяке не скучала…

Мы пили чай в комнате. Деморализованный Васисуалий уполз куда-то зализывать раны, так что никто нам не мешал.

— Рассказывай! — велела Блади и откусила разом половину пирожного.

— О чем? — неискренне удивилась я, ковыряя свою трубочку с кремом ложкой.

— О нем! — Баньши умудрилась произнести это с придыханием, несмотря на полный рот.

И уж понятно, что она имела в виду отнюдь не Васисуалия!

— А что рассказывать? — Я опустила глаза. — Он хороший.

— Ну, еще бы! — Блади наконец прожевала и сказала проникновенно: — Аля, не пудри мне мозги! Ты ни слова мне о нем не писала, а потом вдруг оп — и приглашение на свадьбу. Что-то тут нечисто!

— Я и не пудрю! — скуксилась я. — Только это все так сложно…

— Скажи главное. Он тебе нравится?

— Ага, — призналась я почти шепотом. — Он такой… такой! Нежный, заботливый и вообще!

Щеки окрасились румянцем воспоминаний о нежном, бережном даже, прикосновении губ Поля…

Это было так не похоже на жадные поцелуи Астарта!

Наверное, это потому, что любовь к инкубу… ну, поддельная. Поверить в такое можно было только под влиянием магии.

А Поль… он был настоящим.

Даже странно, ведь между нами не было никакой любви.

Именно это я и попыталась объяснить Блади…

— Да-а, — протянула она, когда я замолчала и уставилась в чашку. — Ну вы и наворотили!

Чай окончательно остыл, но, чтобы хоть чем-то занять себя, я допила еле теплую бурду, уже покрывшуюся пленкой.

Баньши протянула руку и не больно дернула меня за прядь распущенных волос.

— Но он тебе все равно нравится, да? — спросила она сочувственно.

Я кивнула и прикусила губу.

— А он… по расчету! — пожаловалась я тихонько. — Блади, что мне делать?!