Вера Чиркова - Выбор пути (СИ)

— Она имеет намного больше возможностей, чем ты можешь подозревать, и потому не спорь.

— А вдруг я ее потеряю? — еще надеялась переубедить главу цитадели целительница, но он внезапно развеселился.

— Это же артефакт! И его можно отдать только добровольно, находясь в здравом рассудке и памяти. Вот если ты после решишь оставить звезду себе, даже я не смогу ее забрать.

— Нет уж, и не надейся! У меня от этой кучи камней после утренней проверки шея два часа болела, так что и дальше сам таскай! — едко фыркнула куница и по расплывшимся в довольных улыбках лицам чародеев сообразила, что только что снова прошла какую-то проверку, — ну а вот это уже нечестно! Вместо того, чтоб о деле думать, проверки устраиваете!

— Извини, Веся, — миролюбиво сказал тогда магистр, — когда еще выпадет такой удобный случай! Зато теперь ты имеешь право голоса на совете магистров.

— Не нужно мне ни это право, ни твои камни, — упрямо отказалась куница, — мне бы детей вернуть… всех.

Простой хингайский шатер, стоящий на вершине холма, Веся заметила как только Тун преодолел гребень холма и перед нею открылась залитая алым огнем цветущих маков седловина. Впрочем, разнообразными весенними цветами был усыпан весь холм, как и вся окрестная степь, но почему-то именно здесь больше всего было маков. И неказистый походный шатер из сероватой кошмы совершенно не подходил этому алому праздничному великолепию.

Как и немолодая женщина, неизвестно откуда шагнувшая наперерез тэрху.

— Оставь свое животное здесь, — глухо произнесла она, и едва Веся слезла с Туна, требовательным жестом протянула руки к Антику, — дай!

— Нет, — отступила целительница, и, исполняя первую часть задуманного плана, послала в старуху крошку-лекаря, — сначала покажи детей!

— Они там, — коротко махнула старуха в сторону шатра, — все целы. Отдай Шаиля и забирай своих.

Тун стоял у куста не шелохнувшись, и это значило что Берест не расслышал в голосе незнакомки лжи, поэтому Веся, вздохнув, шагнула вперед. Но отдала спящего ребенка не сразу, сначала склонилась над ним и нежно коснулась губами смугловатого лобика, добавляя силы спрятанному в нем фантому.

— Возьми, — бережно протягивая младенца, княгиня всматривалась в стоящую перед ней женщину, пытаясь определить по покрасневшему, точно ошпаренному лицу, кто она такая.

Не чистокровная хингайка, это точно, хотя кровь степняков в ней есть, и одета как-то странно. Так не одеваются ни жители Этросии, ни, тем более степняки. Из-под короткого, всего-то по колени, мешковатого платья выглядывали широкие штанины, на ногах были короткие валеные сапожки, в каких хингайки ходят лишь дома, голова повязана низко спускающимся на лоб куском белого полотна. И хотя вся одежда довольно чистая, чего-то не хватало… чего-то очень важного. Веся смотрела, как она уходит, зная точно, что может больше не бояться потерять Антика-Шаиля, и пыталась сообразить, чего еще есть в других женщинах, но почему-то нету в этой, и главное, почему это так поразило ее саму?

А незнакомка, приняв ребенка, окинула быстрым, но внимательным взглядом его личико, стиснула губы, и крепко прижав Антика к груди, торопливо зашагала прочь. Но отошла всего на несколько десятков шагов, затем остановилась и выкрикнула короткую команду. В следующее мгновение из густой куртины кустов шиповника поднялась серая тень огромного шаманского фантома, поглотила женщину и взвилась в небо.

Веся должна была немедля послать вслед за нею Бора, с приказом отнять малыша и подать сигнал магистрам, готовым примчаться на подмогу, а она неподвижно стояла среди россыпи клочков алого шелка и зачарованно смотрела вслед уносящейся вдаль одинокой тучке.

— Весенка, — выбравшийся из Туна князь был уже рядом, дернул жену за руку, разворачивая к себе, несколько секунд внимательно разглядывал задумчивые глаза, чему-то улыбающиеся губы, затем облегчённо выдохнул и нежно поцеловал. Вначале бережно и осторожно, а почувствовав как губы любимой отвечают на его ласку, забыл обо всем на свете, и о детях и о магах.

Однако чародеи забывать про них и не думали, прилетели всей стаей, рухнули в цветы, отобрали у князя жену и принялись рассматривать ее ауру и проверять амулетами на яды и дурманящие снадобья.

— Феодорис! — возмутилась княгиня, — прекратите меня изучать! Я совершенно здорова и нормальна! Забирайте из шатра малышей и отправляйте баркой по домам, а мы возвращаемся в Южин… я только с Терсией сначала поговорю.

— Она на барке… — проговорил кто-то из магов, но Феодорис, оглянувшись, покачал головой.

— Уже нет.

Стремительно увеличивавшийся фантом почти рухнул у ног Веси, и выскочившая из него наставница сразу кинулась к княгине. Окинула ее встревоженным взглядом, торопливо пощупала запястье, по привычке проверяя, не дрожит ли воспитанница от страха или сдерживаемого гнева, и начиная успокаиваться огляделась по сторонам.

Заметив магов, выносящих из шалаша корзинки с детьми, травница нахмурилась и поджала губы, страшась задать сжигающий ее вопрос.

— Все живы, — поторопилась успокоить её Весеника, и осторожно прикоснувшись рукой к ее плечу, виновато добавила, — а Шаиля тут нет. Но ты подожди… не начинай его оплакивать, с ним все будет хорошо… идем отсюда, я все расскажу.

— Идём, — покорно согласилась Кастина, пряча горестный взгляд, украдкой смахнула предательскую слезинку и тихо, но твердо выдохнула, — я счастлива, что все дети живы.

— Тогда летим в Антаиль, поговорим там, — постановил Феодорис, и через минуту на полянке остался лишь невзрачный шатер.

— Рассказывай, — потребовал Ольсен, едва они оказались в кабинете Феодориса, — почему ты решила поступить не по плану? Почему просто отдала мальчишку?

— Не наседай на неё, дед, — тихо рыкнул Берест, не выпускавший из рук свое счастье и пока до конца не поверивший в ее невредимость, — значит, так нужно было.

— Я объясню, — поблагодарив мужа признательным взглядом, пообещала Веся, — пусть сначала все устроятся и прикажут принести перекусить. Пока нам спешить некуда.

— Это хорошо, — почему-то поверил ей верховный магистр, — тогда я пойду уберу амулеты.

— И мои тоже убери, — обрадовалась княгиня, снимая артефакт, — и забери, наконец, свой булыжник,

Камни, усыпавшие повисшую на цепочке белого золота многолучевую звезду, ярко засияли сотнями граней, и все в кабинете на миг застыли, изумленно переводя взгляд с Веси на магистра. А когда Феодорис подчеркнуто небрежно принял свой амулет и повесил на шею, по комнате словно ветерок пронесся. И было в нем и удивление и легкая зависть и даже разочарование.