Отринуть любовь (СИ) - Гордеева Ольга Владимировна

Озираясь по сторонам, Румянцев попятился к парапету, и тут снизу, словно подводная лодка, всплыла вимма с черными и золотыми полосами — цветами нагов. Вимма поравнялась с парапетом, распахнулась задняя дверь и Юлька, бросившаяся за ним следом, даже успела увидеть на месте водителя знакомого рыжего элеза.

Румянцев ловко прыгнул внутрь, оттолкнув ногой попытавшуюся его удержать Юльку. В этот же момент черное тело сбило ее с ног, и кошка, уменьшаясь на ходу, нырнула следом за ним, и вимма упала вниз, в сумрак, и стремительно понеслась прочь. Подоспевшие к баллистам часовые принялись стрелять ей вслед, но темнота мешала точному наведению. Поднявшийся на ноги Саша зажимал разорванное плечо рукой и выругался им вслед.

— Сволочи, — прохрипел он.

А Юлька вдруг поняла, что испытывает облегчение.

Молча они вернулись в его кабинет. Саша не на шутку хромал.

— Что я людям скажу, — пробормотал он с горечью. — Шандру… Стыд. Из-под носа, считай, из рук вырвали.

— Правду, — строго ответила она. — Они должны знать об опасности. Что ничего не кончилось. Он сам не так-то много и значит, — продолжила она рассудительно. — Главное, мы предупреждены, что эти двое живы, по-прежнему активны и сдаваться не собираются.

— Ты не понимаешь, что он для них такое, — вздохнул Саша, вытаскивая из шкафа аптечку и протягивая ей. — Помоги мне. Не хочу, чтобы наши видели. Стыдно. Тем более, оно через несколько дней исчезнет бесследно.

— Наверно не понимаю, — согласилась Юлька, помогая ему раздеться и принимаясь обрабатывать раны. — Кто он? Символ? Информатор?

— Генератор идей, — сказал Саша, охнув. — Кроме того, ему помогает знание нашей Земли, наших технологий, нашего мышления. Да он просто кладезь идей! Если они проберутся на Старую землю под его руководством, мы не разгребем последствий. А у нас нет Ворона, чтобы с этим справиться.

Юлька закрыла глаза. Ей было мучительно слышать это и не выдавать своих чувств.

— Почему нет? — возразила она через силу. — Есть. Может быть, он еще очнется.

— Мог бы — очнулся, — пробормотал он с болью. — Никто в это уже не верит.

Несмотря на поздний час, из Наган Карха Юлька направилась в Далерну и попала в настоящую русскую зиму. К счастью, термокостюм спасал от морозов, но вот дышать в сухом морозном воздухе на высоте было очень неприятно — у нее пересыхало горло и перехватывало дыхание. От шеадра до лечебницы она летела низко, на уровне вторых этажей, и медленно, хотя всегда предпочитала носиться, как угорелая, чуть ниже уровня вимм.

Главная лечебница Повелевающих, расположенная на окраине Далерны, светилась яркими огнями и жила своей неторопливой жизнью. Юльке нравилось, что больничные здания — разные, от маленьких индивидуальных домиков до больших современных корпусов — были разбросаны по огромной лесной территории, а из дальнего конца в конец можно было добраться на маленьких индивидуальных виммах, привязанных к территории, или на больших пассажирских, летавших по расписанию.

Ей нужно было большое здание, находившееся почти в центре. На входе ее пропустили без вопросов: ее уже знали, поскольку она появлялась тут очень часто.

Рес лежал в отельной палате, на верхнем этаже этого красивого современного здания. Даже не палате — уютной комнате. Ничто здесь не напоминало больницу, кроме специальной кровати и тоненьких трубочек, идущих из его носа и вен.

Она привычно села на край. Сколько прошло с того момента, когда Румянцев выпустил в него две стрелы стазиса и три — Некроса? Она посчитала… три недели. Он выжил благодаря тому, что выдернул одну из них, вторая прошла сквозь крыло, отдав лишь немного, а третья, вонзившаяся глубоко в спину, выпала при обратной трансформации, когда его тело самопроизвольно сменило облик, коснувшись земли, и отдала не весь заряд. Но он так и не пришел в себя. Его сильное, но истерзанное издевательствами и отравленное некросом тело сопротивлялась попыткам целителей вернуть его к жизни. Кроме того, наконечник той стрелы стазиса, которую он перекусил, застрял в груди при трансформации, войдя глубоко в мышцы и оставшись под кожей справа между ребрами. Его побоялись вынимать, не понимая, как это может повлиять на и без того еле живое, еле дышащее тело. Несколько дней целители боролись за его жизнь… потом его состояние стало стабильным, но он по-прежнему оставался в коме. Тело, все еще привязанное к вечному существу, начало потихоньку восстанавливаться. Заживали страшные раны, оставляя рубцы, которые, если бы он ожил и пришел в себя, постепенно бы исчезли бесследно. Но он не оживал, так и оставаясь неподвижным и безжизненным, и лишь редкое, едва заметное дыхание говорило о том, что в нем все еще теплится слабый, готовый в любую минуту угаснуть огонек. Юлька глядела, как с каждым днем все больше худеет лицо, зарастая русой седоватой бородкой, как высыхает без жизненных сил красивое, сильное тело. Она разговаривала с ним, надеясь, что может быть где-то там он ее слышит, гладила его худые неподвижные руки — следы шок бича и наручников уже почти сошли с них, целовала едва теплые, сухие, истончившиеся неживые губы… Все зря. Каждый раз это заканчивалось одинаково: она клала голову ему на грудь и бессильно замирала, пока ее вежливо, но настойчиво не уводили целители.

Иногда кто-нибудь приходил сюда. Ширин, Шандр, Даллах, Гевор, Эрлен, много других, совершенно незнакомых людей и Двуликих. Они так же, как и она, садились рядом и пытались поговорить. В такие моменты она уходила, оставляя их наедине со старым другом.

Мнения, что делать дальше, расходились. Поначалу Даллах и его целители надеялись, что лечение и особенная живучесть Вечного сами сделают свое дело, но теперь, по прошествии трех недель, они уже ни в чем не были уверены. Даллах говорил, что раны заживают не как на Вечном, а как на человеке — медленно, а Глава целительской школы Повелевающих жизнью вздыхал, что не чувствует в теле джив, необходимой для выздоровления. Целители школы Джмар высказывались еще более мрачно. Их глава, проведя у постели больного чуть ли не полдня, сообщил, что связь между телом и маар-обликом потеряна, он не нашел энергетического отпечатка — личного маар-облика. Еще их всех — и Повелевающих, и целителей Джмар — беспокоил этот неестественно вросший наконечник. Ни те, не другие не чувствовали остатков стазиса, но опасались, что именно он держит Рессера в небытии. Вынимать же наконечник боялись и те и другие, аргументируя это слабостью пациента. Более того, Повелевающие боялись, что даже если он очнется, пришедший в движение во время смены облика наконечник может его убить, разорвав грудную клетку.

Старые Вечные — Даллах и Реваль были обеспокоены текущим положением вещей. Анг Мирт затих, разведчики Илара докладывали, что партия войны полностью разгромлена, размыкатели невосстановимы. Более того, в крепости Кан хранились их чертежи, которые уничтожились вместе с модулями, а значит, технологии размыкания грани надолго потеряны. Во Фрейфене воцарился хаос, но как считал Шандр, идея проникновения в Ар Соль никуда не делась — она лишь ушла на задний план на какое-то время, ее последователи затаились, но не исчезли. Да и техническая мысль не стоит на месте. Кроме того, свои, доморощенные заговорщики были живы и продолжали мелко пакостить. Незадолго до вторжения Румянцев угрожал взрывом в шеадре, но к счастью, ничего подобного не произошло. Взрыв прогремел несколько дней назад, в людной, оживленной Ледере, в бывших владениях Кинэна. Предупрежденные еще тогда, при первой угрозе, Дети Ворона быстро и умело стабилизировали Грань, но сам факт изрядно напугал зависящее от стабильности шеадров сообщество земель. Необходимо было искать и обезвреживать своих собственных, внутренних врагов.

Всем нужен был Ворон — живой и здоровый. От Ширин Юлька услышала точку зрения, что если Рессер не очнется, надо прервать его жизнь, пожертвовав им ради нового, молодого воплощения Ворона, которого, как и Сашу, надо найти и выпестовать побыстрее. Ее до глубины души потряс Шандр, который неожиданно поддержал ее.