Александра Черчень - Разная доля нас ожидает

Я не могу это допустить!!!

— Поставь кордоны, — хрипло выдохнула я, не глядя на Лирвейна. — Они должны взять его прежде официальных властей. Коронация завтра. Рыж приедет… потому что потом у нас с ним свадьба.

«Должна была быть», — прозвучало только у меня внутри, но больно стало даже физически. Я всхлипнула и, как девчонка, вытерла слезы ладонью, а потом порывисто развернулась к блондину и, вцепившись в его рубашку, зашептала:

— Лир, найди его. Спаси! Ты многое можешь, я знаю! Пожалуйста… — Подалась вперед, жадно целуя, гладя. — Милый, я прошу, я умоляю. Хочешь, на колени встану даже? Только спаси его!

— Дурочка. Это я вечно на коленях перед тобой. И сделаю все, что смогу. Мне он тоже дорог.

У нас меньше суток.

Они пронеслись как сумасшедшие. У меня была подготовка к мероприятиям, лорды и министры, но я отменила, что могла, и носилась как племянница Алира по поручениям. Потому что круг посвященных должен быть как можно уже.

Мы активизировали все, что могли.

Но я чувствовала себя бессильной! У меня в подчинении Хранители, самые сильные, самые умные и одаренные! А все, что я могу делать, — это ждать и готовиться!

Потому что Пламенеющего, последнего из элементалей, они найти не смогли!

И я почти сходила с ума. То, что оставалось в душе, не задавленное узами привязанности к ребенку и его отцу, пылало так ярко, что почти выжигало нутро. Рядом постоянно были Ро и Ярр. Только с их помощью можно было что-то с этим сделать. Ровена отводила глаза, когда я спрашивала, почему мне так больно, почему это как… агония.

«Мир прощается с одним из своих детей. Связи рвутся, — ворвался в сознание голос Тинай Иссо. — Ты к нему привязана, поэтому тоже чувствуешь».

Я не ответила. Только до боли сжала зубы и пошла заниматься делами дальше.

Мы бегали до позднего вечера, пока не явился Лирвейн, который просто меня усыпил. Добровольно я идти не хотела.

Утро началось во дворце и с голоса Мариоль.

Через два часа коронация…

Минуты похоронным набатом отсчитывались в моей голове.

Пока фрейлины занимались моей внешностью, я мысленно потянулась к Лиру, который контролировал всю операцию по перехвату. Все данные стекались к нему.

«Он приехал?»

«Нет», — почти сразу пришел краткий ответ.

Ладонь вдруг обожгла боль, и, опустив взгляд вниз, я с отстраненным удивлением заметила, как на светлый ковер упало несколько капель крови. Так сильно кулаки сжимала… Вокруг заохали, забегали, обрабатывая ранки и причитая, что нельзя до такой степени волноваться. Я лишь улыбалась и кивала, как болванчик.

Белье, нижние юбки, роскошное платье цветов императорского дома. Синий с серебром. Как же… многозначительно!

Мой выбор. Синий.

Как же так, господи, как же так?!

Не должно было так быть! Нельзя было…

Но сердце и дух отзывались протестом на эти мысли, а серебряные узы малыша связывали, как паутина. И я… думала о них. Улыбалась и чувствовала, как тону в нежности, как хочется взглянуть в серые глаза любимого, как хочется взять на руки младенца.

Не думала об осени, море и том счастье, которое всегда ощущала, когда мы были рядом.

За меня все решили. И я не против. Я просто физически не могу быть против!

— Вы готовы… — раздался голос старшей фрейлины.

Да… я готова.

Стройная девушка в отражении была бледна как никогда.

Но сегодня мне это шло. На плечи опустился императорский плащ.

— Пора.

И я развернулась, ощущая, как на губах появляется отстраненная улыбка, и вышла из своих комнат. За мной двинулись придворные дамы.

Коридор.

«Лир?»

«Нет… его нет!»

Создатель, сжалься! Пожалуйста, неужели я так много прошу? Я подчиняюсь твоей воле, я не иду против судьбы, я делаю все, что могу… Будь же милосерден! Я не могу позволить ему умереть!

Анфилада, галерея, пронизанная солнечными лучами. Стук каблуков по мрамору.

И нет вестей…

Двери тронного зала на горизонте.

«Лир!»

«Нет…»

Ноги уже едва держали. Я не знаю… не знаю почему! С одной стороны, он может и вообще не явиться на коронацию, а с другой, меня почти трясло от дурного предчувствия.

Двери распахиваются, и я вхожу, ступая по синей дорожке… и чувствую вспышку изначальной магии.

Такая наглость — телепортироваться прямо в тронный зал. Притом недалеко от самого трона… на свое место.

При виде Рыжа меня сначала затопила волна искристой радости, а потом тяжестью рухнуло осознание:

«Уходи! Уходи, душа моя! Суть моя, сердце мое. Тебе нельзя тут находиться».

Он… немного растрепанный, видимо, торопился, и такой невыносимо родной, что у меня глаза становятся влажными и я кусаю губы, чтобы не допустить слез.

«Аля… поздно. Он на виду. Мы ничего не можем сделать, разве что потом, после… подменить тело».

Я не ответила, не дрогнула, не обернулась, хотя там, за спиной, находился отец моего ребенка, тот, кого я любила.

А впереди — тот, кого я не хотела терять. Тот, при виде которого сердце всегда сладко ныло, с кем было тепло и спокойно. И наш мир рухнул. Я уже на осколках, а Рыж еще об этом не знает.

Придворные, застывшие в поклоне, Надин с улыбкой на лице, великолепный зал, искрящийся, переливающийся и безмерно прекрасный.

И он… и шаги.

Мои шаги.

Я ждала, я каждый миг ждала удара, того, что кто-то выступит, вмешается, сорвет задуманное.

Но… тишина.

Тишина, пока я поднимаюсь на тронное возвышение, тишина, пока говорит первосвященник. Я даже не понимаю о чем…

Меня трясет.

И меня коронуют.

Все как в тумане.

Тяжесть императорского венца на голове, скипетр и держава в руках, и я опускаюсь на трон.

И вот тогда… замерший маховик начинает раскачиваться!

Подходят Синие и Белые. Ингрид Вьюжная так и светится самодовольством, и я понимаю… и вспоминаю. Адис Вермен был ее фаворитом. И он уже мертв. А что если женщина его любила? Она мстит! Той же монетой.

Любимый за любимого.

— Ваше величество, — склоняются они, — можно ли говорить?

— Говорите, — падает мое слово. Хотя все, чего мне хочется, — это заткнуть их навечно.

— Мы просили бы позвать Палача Стихий, — надменно продолжает блондинка. — По обычаю вы не можете отказать нам в этом. Не так ли, лорды?

— Палач, — зову, одновременно дергая связывающую нас нить.

Пространство расступается, и выходит он. Кланяется мне, кивает придворным.

— Высший судья, справедливейший, — почти мурлычет Вьюжная. — Знающий все.

— Вам есть что сказать, кроме общеизвестных истин? — вскидываю бровь и, не выдерживая напряжения, прячу руку в складках платья, чтобы с силой смять ткань.