Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли (СИ) - Сергеева Александра Александровна

И тут её подкинуло. Она развернулась и бросилась на прыгнувшего навстречу Севку. Налетела на что-то кричавшего сына и умудрилась повалить его на дорогу.

— Ты что! — почти визжал он ей в лицо, стряхивая с себя ополоумевшую бабу. — К бате! Скорей! Не успеем!

Юлька завалилась на спину — его слова пробивались к её сознанию сквозь вязкую преграду отупения и ужаса. Руки тянулись к подскочившему ребёнку, пальцы хватали воздух. Он подцепил мать за руки и рванул с земли на себя. Ноги не слушались, и Юлька плюхнулась на коленки.

— Ма! — рявкнул в лицо Севка и отвесил ей пощёчину: — Очнись! Батя уходит! — вторая пощёчина. — Нам нужно с ним!

В мотнувшейся башке просветлело — звуки начали пробиваться в окуклившийся мозг. Даян уходит — на этот раз её ударило кошмарной мыслью, и тело само взвилось вверх. Его потащило в сторону — Севка буквально волочил мать за собой.

Её глаза вперились в красавчика с голливудской улыбкой — никак не могли оторваться. Тот стоял у Нивы, целясь в них из какого-то ружья. Его губы кривились, ноги переминались.

— Не могу! — заорал он через плечо мужику в дублёнке.

— Щенок! — сухо бросил тот.

Шагнул к неудавшемуся убийце, вырвал ружьё. Отшвырнул парня, поднимая оружие. Юльку развернуло к рухнувшему на колени сыну. Севка буквально упал на отца, бестолково шаря руками по его куртке. Она успела его закрыть, когда снова грохнуло. В спину ударило. Вроде не сильно. Но, вмиг обмякнув, она упала на своего мальчика, обо что-то оцарапав щеку.

Завалилась на бок — кажется, он выбирался из-под неё. Кажется, опять грохнуло — всё как-то невнятно и будто не с ней. Ни страха, ни боли, ни мыслей.

Нависший над матерью Севка дёрнулся, как припадочный — бронзовый малыш на его плече прижался к вздувшейся на шее голубой жилке. Сынок тяжко мучительно выдохнул, силясь удержать голову. Медленно опустился на мать — крутящаяся перед её глазами белая ящерка ласково погладила его по мокрому лбу хвостиками.

Ледяная ладонь накрыла Юлькину щёку:

— Не бойся… я с тобой… пока батя… не…

Где-то очень далеко грохнуло — она едва различила осточертевший звук. Ни страха, ни боли, ни тревог. Тихо и тепло. И покойно на душе, как никогда прежде.

— Ну, покоя-то я тебе не обещаю, — ядовито прокряхтел голый карлик, заколыхав над Юлькой жирными студенистыми щеками.

Из его тонкого длинного, похожего на флейту носа вился зеленоватый дымок. С золотыми и бронзовыми искорками. На лысой макушке надоедливого нудиста плясала белая ящерка, вздымая над собой узорчатую сетку хвостиков.

— Ишь, чего захотела? — брюзжал голый самовлюблённый прыщ, сложив на груди толстые короткие ручонки.

Юлька отчётливо почувствовала, как опустились её веки. Однако прилипчивый паршивец никуда не исчез.

— Ничего я не самовлюблённый, — обиженно бухтел он, шевеля пальчиками-сардельками. — Ты сама-то! Мужу рога наставила? Наставила. А после с ним же наставила рога любовничку. А бесстыжий у неё я, — пожаловался он кому-то невидимому и его же укорил: — Нашли, кого выбрать! Нахалка и богохульница!

Юльку поразило именно второе обвинение: она богохульница? Неверующая — это да. Но чтобы Бога хулить? Или Богов — возникла в голове какая-то абсолютно чужая мыслишка. И совершенно ненужная, мешающая — она пыталась припомнить о чём-то жизненно важном.

— Никуда он не денется, — проскрипел уже невидимый карлик. — Нашла о чём тревожиться. Твой парень в порядке. Лучше побеспокойся, как мне угодить. А то возись тут с ней, а в ответ одни оскорбления. То паразит, то прыщ… Сама-то ящерица облезлая! Немочь бледная. А туда же!

— Я умерла? — не выдержав, внезапно обрела она голос.

— Отстань! — буркнул невидимый карлик. — Не до тебя…

И осталась с ней одна тишина.