Стрекоза в янтаре и клоп в канифоли (СИ) - Сергеева Александра Александровна

Окоченевший трамвай погромыхивал по тёмной ещё не проснувшейся улице. В заиндевевших дребезжащих окнах сменялись смутные тени на фоне белых сугробов. Фонари выгрызали из сумрака раннего зимнего утра клочки домов. Скукожившиеся под шапками снега деревья заглядывали в освещённые окна гроба на колёсах. Если искали, где погреться, то это они зря. Внутри трамвая, как водится, дубак почище, чем снаружи.

Силуэты редких прохожих казались персонажами театра теней. Вот-вот скроются за кулисой, внезапно пропав с глаз. Время будто застыло до весны, когда оно постепенно оттает вместе с городом. Сегодня перепуталось с завтра и ухнуло во вчера, замыкая круг, по которому она ездила бесконечно.

Трамвай тряхнуло, и подбородок ткнулся в высокий ворот парки. Нос и губы утонули в коротком щекочущем мехе подбоя. Словно в лицо ткнули чьей-то обожаемой кошкой: посмотри же, какая она прелесть! Юлька вскинула голову и поняла, что задремала с открытыми глазами. Мимо трамвая с рёвом пронеслась машина — по салону пронёсся сполох света фар. Соседка у окна недовольно хрюкнула и мазнула пальцем по смартфону.

Юлька безотчётно скосила глаза: по экрану прошмыгнула лента фотографий. Тонкий паучий палец с длинным бардовым когтем поймал нужную: сине-бело-зелёную с тощей зрелой грацией в вызывающем купальнике. Та увековечила себя в изысканной позе на фоне моря, песка и пальм. С фальшиво сальной улыбочкой на непереносимо красных губах. И выглядела счастливой. Более того: она выглядела довольной.

Скука.

Юлька мысленно обругала себя за нескромность, будто вслед за фотографией сунула нос в личное досье. Заморожено перевела взгляд на окно чуть впереди. Полусонно уставилась на ядовито-жёлтую вывеску, проплывающую мимо. Чуток поворочала упорно засыпающими мозгами и вдруг поняла: что-то не так. Это «не так» промелькнуло по пути следования мутного с недосыпа взгляда.

Пришлось вернуться «обратно». Взгляд упал на металлическую трубку, венчающую переднее сиденье. Она была тёмной и даже с виду ледяной. А сидящая на ней ящерка была белоснежной. И с виду вполне живой. Головкой, во всяком случае, белое чудо крутило живенько, открывая вытянутую пасть. В которой, между прочим, отлично просматривались тонюсенькие иголочки зубов.

Такими и берцовую кость можно перетереть в фарш — подумалось Юльке, прежде чем она зажмурилась. Чего только не мерещится, если удалось поспать всего четыре часа? Нет, с этим нужно кончать. Здоровый сон приносит больше пользы организму, чем здоровый секс. Секс дарит сиюминутное удовольствие. Зато с недосыпа тебя радует всепроникающе и полномасштабно весь день.

Так что график сдвигаем — пригрозила она. Сразу после секса никаких сюсюканий и баловства до полуночи. Она спит, и никаких гвоздей. Прямо с сегодняшнего дня — дала себе зарок Юлька, открывая глаза.

Ящерка перестала крутить головкой. И выпучилась на неё так, словно сама не ожидала увидать здесь людей. Да и трамвай с городом вокруг него. Её толстенький висящий хвостик вдруг встал дыбом и расплёлся. Целый веер отростков-ниточек окружил маленькую задницу солнечными лучиками с детского рисунка.

— Не может быть, — буркнула под нос Юлька, покосившись на соседку.

— Солнечный? — вскинулась та.

И припечатала пятерню к окну. Отняла её, заглянула в оттаявшую брешь и всё так же недовольно констатировала:

— Это не Солнечный! Что вы мне голову морочите?

В её голосе появились настораживающие нотки категорически немотивированной истерики. Юлька таращилась на затылок в вязанной шапке, пытаясь сообразить: чего он неё хотят? И когда соседка резко обернулась, вежливо переспросила:

— Что?

— Это не Солнечный! — повторила претензию взвинченная дамочка, вперив в неё обвиняющий взгляд.

Ненормально длинные густые нарощенные ресницы — с которыми явно перестарались — захлопали глухариными крыльями. Впалые щёки, залитые тенями, навевали мысли о черепе бедного Йорика. Большие лихорадочно блестевшие блёклые глаза доказывали, что жизнь интересная штука, раз мы так разнообразны. И так непредсказуемы в каждом следующем выверте психики.

Ящерка с интересом оглядела охреневшую хозяйку бесстыдного купальника — Юлька чуть не фыркнула в голос. Но удержалась, собирая в кучу поневоле оттаявшие мозги. В принципе, ископаемые останки глубоководных ракообразных ей сейчас стократ интересней какой-то взбалмашной гусыни под боком. Но что-то подсказывало: эта неврастеничка так просто не отцепится.

— А я тут причём? — осторожно осведомилась она, заглянув в глаза соседки, где плескалась самая натуральная злоба.

Вступать в словесные препирательства смертельно не хотелось. Можно, конечно, встать и отойти подальше. Ехать стоя — заодно и взбодрится. Но стоять очень трудно, когда сидишь. Да и вообще: с какой стати? Что-то не нравится? Покупай себе личный трамвай и катайся с комфортом в одиночестве. Хоть сиденья грызи в собственное удовольствие — никто протестами не забросает.

— Но, вы же сказали!.. — не унималась липучая психопатка, настаивая на своей версии не произошедшего.

— Что я сказала? — решила Юлька продолжить бесперспективные препирательства глухого со слепым.

Потому что краем глаза наблюдала за ящеркой. Предварительная гипотеза о глюке отпала сама собой. Малышка была реальной. И выказывала явный интерес к происходящему, затейливо крутя хвостиками.

— Вы сказали… Не может быть! — обрадовалась назойливая собеседница тому, что она действительно что-то услышала.

— И, где в этой фразе было про Солнечный? — вежливо осведомилась Юлька, подавив пренебрежительную усмешку.

— Не говорила, — полуобернувшись, подтвердила сидящая впереди бабушка бурятка.

Прикольная бабулька: в повязанном по-деревенски пуховом платке и шикарной собольей шубе до пят. Оценив этакое богатство, соседка тотчас невзлюбила шеголиху. Ещё бы — мысленно прокомментировала Юлька — такая шуба, и на какой-то старой плесени. Почему не на ней? Просто свинство какое-то.

— А вас вообще никто не спрашивает! — ощетинилась соседка, неловко замахнувшись на бабушку рукой с зажатым в ней смартфоном.

Это уже был акт агрессии. Дамочка явно не в себе. Теперь никакие сюсюкания не помогут ей прийти в себя. Против лома только лом.

— Рот закрой, — сухо приказала Юлька.

Она придерживалась твёрдого правила: никогда не хамить женщинам, годящимся ей в матери. Эта же старше лет на десять — не больше. К тому же не обзавелась аналогичным правилом.

— Что?! — аж задохнулась от такой наглости проапгрейденная курица.

— Опять проблемы с ушами? — холодно уточнила Юлька, покосившись на ящерку.

Та махнула несколькими хвостиками-ниточками, словно понукая её продолжить склоку. Она и продолжила:

— Не хами бабушке, — выложила этой задрыге свою позицию.

— А пускай, — махнула сухонькой ручкой та и отвернулась, насмешливо сообщив: — Что ж поделать, коли Бог умишка не дал?

Странно. Сидя у окна и обернувшись через левое плечо, бабушка была обречена увидать ящерку. Однако ж не сподобилась.

— Да, как вы смеете?! — вконец разошлась соседка, перейдя на клёкот и крутя башкой в поисках поддержки.

Судя по скоротечности поисков, её нелепые ожидания не оправдались. Парочка прилетевших реплик были не в пользу скандалистки — кто-то сугубо раскрепощённый даже похвалил её матом. У наших людей по этому поводу однозначная позиция: хамству — бой, а если я сам хамло, так это совсем другое дело.

Юлька демонстративно отвернула голову: тупой разговор окончен.

— Выискалась тут! — не желала лишать себя последнего слова явно неадекватная дамочка.

Можно было проигнорировать, если бы не её руки, которые Юлька зацепила боковым зрением. Сунув их в сумку, эта идиотка достала длинную металлическую пилку для ногтей. Зажала её острым концом вверх. Затем переложила из правой руки в левую. Но тётка явно была правшой: левая сжимала пилку с трогательной беспомощностью калеки. Да и ткнуть острым предметом сидящего рядом человека куда сложней стоящего прямо перед тобой.