Ульяна Соболева - Легенды о проклятых 2. Непрощенная

- Слабая девочка. Не сильная. Глупая. Очень глупая. Рано падать. Я не хочу. Жить будешь. Пока не решу иначе. Поняла?

А сам волосы мои гладит, скулы, черты лица пальцами повторяет.

- Чокнутая идиотка. – голос тихий, хриплый, без ярости. Опять как сам с собой говорит, - Ты чего добивалась?

- Сдохнуть хочу, чтоб ты больше никогда не прикоснулся. Сдохнуть, понимаешь? Ты когда-нибудь хотел сдохнуть, чтобы гордость твоя не сломалась?

- Хотел. Тысячи раз хотел. Только сила не в этом, девочка-смерть. Сила в том, чтобы гордость свою из пепла поднять, а сдохнуть каждый может. Это слишком легко. Жить сложнее.

- Зачем ты это делаешь со мной, Рейн? - Вздрогнул. Я впервые назвала его по имени. – Отпусти меня. Убей. Ты же мести хочешь. Отомстил. Ты выиграл. Дай умереть. Позор скрыть. Я из-за тебя теперь никогда домой не вернусь. Зачем я тебе? Я от ненависти дышать не могу. Я же презираю тебя так сильно, что меня трясет от мысли о тебе.

Взгляд под маской непроницаемый, тяжелый. Только секунду назад огнем полыхал, а сейчас замерз за какие-то мгновения.

- Ты принадлежишь мне. Ты моя. И пока я не решу иначе, ты не умрешь, не поранишься, не покалечишься. Ты будешь рядом со мной. И мне все равно, что ты чувствуешь. Ты моя вещь, Одейя. Дорогая, строптивая, но слишком нужная мне. Разве тебя волнует, что чувствуют твое колье или серьги? Так и мне наплевать на твои чувства.

- Не уследишь, - яростно прошипела, уже привыкая к запаху горелого мяса, даже наслаждаясь им. – утоплюсь. Со стены прыгну, лошади под копыта брошусь, только бы с тобой никогда больше…

Замахнулась, а он мне руки за спину заломил и к себе дернул, так близко, что я снова запах его почувствовала и дыхание на своем лице.

- Сама за собой следить будешь. Еще одна подобная выходка, и я убью здесь всех лассаров, а потом сожгу каждый лассарский город в который войду. Я буду убивать тысячами из-за тебя, Одейя дес Вийяр. Сотнями. Миллионами. Я буду убивать, а настоящей убийцей всегда будешь только ты. Возьмешь такой груз на свою совесть? М? Благородная Одейя дес Вийяр готова отвечать за смерти сотни тысяч лассаров?

Я смотрела на него и ничего не понимала. Только ненависть полыхала все сильнее в груди, испепеляла, грызла душу, а он вдруг пятерней за лицо схватил и губами к моим губам прижался. Я мотнула головой, а он крепче сжал мои скулы и целует жадно, сильно. А когда оторвался, его губы ранами покрылись и кровь по подбородку потекла. Вытер тыльной стороной ладони, усмехаясь.

- Ты ненормальный. Одержимый Саананом ублюдок.

- Не Саананом, Одейя…не Саананом. Тобой. Ты еще не поняла? Ты мой персональный Саанан, и я не отступлюсь от тебя. Не имеет никакого значения, что ты этого не хочешь. Я хочу. Всегда хотел.

Всегда? Какое всегда, если я знаю-то его меньше месяца. Не видела никогда раньше. Он конченый, больной отморозок. Тяжело дыша, смотрю в его глаза, а по коже мурашки. Каждое его слово страшное, как приговор, как необратимость. Психопат, действительно никогда меня не отпустит. Его взгляд скользил по моему лицу, шее, груди, вспыхнул, задержавшись на сосках, и снова вернулся к лицу. Я тут же прикрылась руками, а он на мне покрывало поправил.

- Сейчас принесут чан с горячей водой – согреешься, и мы едем в город. Выберем для тебя новую теплую одежду и украшения. В дорогу скоро. На Талладас. Любовнице велеара не пристало тряпье носить. И с этого дня ты спишь в моей комнате. Никаких служанок, горничных. Я сам твоя горничная и служанка.

- Боишься, что не уследят? Боишься, что сбегу от тебя или покончу с собой?

Он усмехнулся. Страшно усмехнулся, как оскалился.

- Нет. Не доверяю никому. Я уже давно разучился бояться. Страх не живет вместе со смертью…только с жизнью. Запомни это, девочка. Когда перестанешь бояться, значит нет больше жизни в тебе.

Горничные принесли еще один чан, и Рейн кивнул на него.

- Давай. Залезай и грейся.

- При тебе?

Пожал плечами.

- А чего я там не видел сегодня ночью? Раздевайся! Или тебе помочь?

- Не подходи ко мне.

Взгляд под маской вспыхнул насмешкой, а чувственные губы снова изогнула ухмылка.

- Ты до сих пор считаешь, что эти твои слова меня удержат? Если ожоги и боль не сдерживали?

Отвернулась от него, сбрасывая покрывало на пол. Стянула сорочку через голову и шагнула в горячую воду. Только сейчас поняла, насколько замерзла. Все тело свело. Пока я молча сидела в чане, он так же молча сидел напротив в кресле, раскинув длинные ноги в сапогах, и курил, пуская кольца дыма к мозаичному потолку. Ужасен и прекрасен одновременно. Я все чаще ловила себя на мысли, что он притягивает взгляд. Что-то есть в нем такое, необъяснимо притягательное. То ли волосы, то ли весь его облик в целом, и эта маска…Мне всегда хотелось её содрать, чтобы обнажить его тайны, так же, как он сдирал с меня одежду.

- Что за песню ты пела, ниада?

- Когда? – сморщилась, промывая порезы на пальцах.

- Там. На карнизе. Ты пела песню.

- Не твое дело, меид.

- Ты одно слово на валласком произносила…где ты его слышала?

- Не твое дело, - повторила и закрыла глаза, чтобы не смотреть на него…чтобы не видеть, как он смотрит на меня.

- Где ты слышала эту песню, ниада?

- Нигде не слышала.

- Значит, сама придумала, маалан?

- Не смей меня так называть! Никогда!

- Почему?! Мне нравится! Ма-а-лан, - он отчетливо произнес каждую букву, а у меня в груди засаднило, - Тебе подходит. Маленькая красная птичка, поющая только на закате, возвещая о смерти солнца. Это он тебя так называл?

Я промолчала, чувствуя, как приятно растекается тепло по всему телу, а внутри все равно холодно. Все равно сердце клещами сжато и не отпускает. Не дает вырваться из них. Пусть просто замолчит и оставит меня в покое. Уйдет, наконец. Избавит от своего присутствия. От себя.

- Он был валласаром, Одейя? Ты его любила, маалан?

- Он был человеком, а не животным, как ты.

Открыла глаза и вздрогнула, когда увидела Рейна совсем рядом, он сидел у чана на корточках и смотрел на меня. На губах опять усмешка…только в этот раз с оттенком горечи. Никогда его не пойму. Никогда не пойму, что он от меня хочет.

- Каждый человек может стать животным. Если его заставить им стать.

***

Я стояла, стиснув зубы, пока он бинтовал порезы, а потом одевал меня, действительно, ничем не хуже любой служанки. Шнуровал корсет, затягивая посильнее. Расчесывал волосы. Долго расчесывал. А я стояла с закрытыми глазами и проклинала его. Так яростно, так неистово. Кто-то сказал бы, что это лестно, когда тебя одевает мужчина, но я знала, зачем он это делает. Он унижает. Играется, принуждает, давит своими прикосновениями. Своим вечным навязчивым присутствием рядом со мной. И это невыносимо. Это ужасно настолько, что меня трясет каждый раз, когда он ко мне приближается. Рейн все делает мне назло. Все для того, чтобы я стала перед ним на колени так или иначе. Чтобы смирилась.