И Золушки здесь не тихие (СИ) - Мор Ника

— Нам придется бежать еще дальше. Устроимся в какой-то глухой деревне. Скажем, что мы родственники. Брат и сестра. — Мужчина смотрел на мою реакцию.

— Отпустите меня. Я никому не расскажу о вас. Можете бросить меня на первом постоялом дворе. — Я судорожно мяла край одеяла, молясь о том, чтобы этот человек последовал моей просьбе.

— Нет. Я не могу быть уверенным, что ты меня не предашь. Возможно, лет через десять, я что-то доверю тебе. Но не сейчас.

Я вопросительно смотрела на мужчину.

— Я принесу завтрак. Раз тебе лучше, через пару дней поедем.

— Как вас зовут? Почему вы меня вытащили оттуда?

— Я может и не самый достойный человек. Но не избиваю женщин. Габриэль. Обращаться можешь сокращенно Габи. Переходи на ты. Представлять тебя буду, как свою сестру.

— А я…

— Я знаю кто ты. — Мужчина встал и вышел из комнаты.

Мы убегали еще неделю, пока ни приехали в какую-то дальнюю деревеньку, в которой был свободный дом. Габи сразу купил его. Мне отвели маленькую спаленку. Все минимально необходимое в доме было.

В дверь постучали.

— Здравствуйте, господа хорошие. Я староста. Дядька Микола. Кто вы и с чем к нам пожаловали? — Габи бросил быстрый взгляд на меня.

— Мы погорельцы. Дом сгорел, как и все остальное имущество. И раз уж нас ничего не держало на прежнем месте, решили отправиться в земли, которые принадлежат не местным барчукам, а короне. Все же в таких местах и налоги, и сборы меньше будут. Жить будем вдвоем. Меня зовут Габи, сестру Мила. Я охотник, она травница.

— Больно уж худенькая и бледная у тебя сестра. Непонятно, в чем душа держится.

— Болела долго, переживала из-за пожара. Но сейчас должна на поправку пойти.

— Добре, добре. Коли чего надо будет — обращайтесь. — Он встал, обменялся рукопожатием с Габи и вышел.

Мужчина повернулся ко мне. Осмотрел.

— Первую неделю не выходи из дома. Отлежись. Действительно больше на мертвеца похожа, чем на живого человека. Я пока узнаю про одежду для тебя и еды принесу.

Неделю я пролежала дома. Габи принес мне платья, видимо, купил что-то у сельчанок. Простые сарафаны с рубашками под них. Потом потянулись будни.

Габи научил меня готовить, показал, как убираться. Пару месяцев он везде ходил за мной, покорив тем самым всех девушек на выданье. Даже староста считал его поведение заботой.

— Зря он, девка, так о тебе печется. Бережет так. У нас мужики баб не обижают. Насильничать никто не будет. А ежели кто из девок говорит наоборот, — не верь, поведение свое непотребное такими словами прикрывают. Хотя, может и не зря он с тобой носится. Такую былинку и ветер унести может. Откормить бы тебя хоть немного. — Я улыбалась в ответ, но ничего не говорила.

Потом он стал отпускать меня одну. Я ходила в лес, собирала ингредиенты для зелий. К дому Габи сделал небольшой пристрой. В нем было две небольшие комнаты. Одна со шкафами, где хранились готовые составы, вторая кухонька, где я их готовила. Габи ходил на охоту. Приносил мясо, разделывал его, часть засаливал. Обрабатывал шкуры.

Раз в месяц из деревни отправлялся небольшой обоз в ближайший небольшой городок, Габи брал мясо, шкуры и готовые лечебные средства. В городе он сдавал это все местным торговцам.

Слух о том, что в нашей деревне живет травница, распространился быстро. К нам стали приезжать из других деревень. Никто не знал, что я дипломированный зельевар со слабым даром целителя. И очень удивлялись таланту и качеству зелий.

Габи все дольше смотрел на меня, что-то оценивая, взвешивая внутри себя. Я не раз ловила на себе его взгляды, но как только поворачивалась, он отводил глаза. Внутри росло напряжение.

— Габи, что-то случилось?

— Ты можешь уехать. У нас достаточно денег. Я дам тебе денег на дорогу. — Мужчина не смотрел на меня.

— Но ты же говорил…

— Мало ли, что я говорил. Я думал, тащу на себе докуку. Как все эти дамочки. Капризную, ленивую, неприспособленную. И каждый день понимаю, как ошибся. Каждый день понимаю, что сломал тебе жизнь. Что заставил жить не своей жизнью. Вижу, как ты смирилась, но не озлобилась. Как помогаешь людям. Вижу и ненавижу себя все больше и больше. Собирайся. Вечером отвезу тебя в город. Ты свободна, — и Габи вышел из дома.

Я села на стул. Свободна? Я свободна? Вскочила, заметалась по комнате и резко остановилась, как будто налетела на стену.

Куда мне идти? К мачехе? К дяде? Снова прятаться и надеяться, что меня не найдут охотники? Вздрагивать от каждого шороха после пережитого кошмара? Смогу ли я еще раз пережить такое? Кому я нужна? Эрику? Он наверняка нашел новую гувернантку, прошло больше года. Я подошла к окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу. Некуда. Мне больше некуда идти. Нет больше герцогини Милании Борлеа. Есть сельская травница Мила.

До вечера я просидела на стуле, сгорбившись, оплакивая и хороня свою прежнюю жизнь. Пришел Габи.

— Где твои вещи?

— Мне некуда ехать. Я могу остаться здесь? — на мужчину я не смотрела, теребила в руках платок, мокрый от слез.

Мужчина подошел, присел передо мной. Взял мои руки в свои, поцеловал их.

— Конечно можешь. Только пообещай когда-нибудь простить меня. — Я кивнула.

— Я приготовлю ужин, умойся.

Вот так, не расспрашивая, не теребя мои раны, мне разрешили остаться. После этого разговора отношения между нами стали налаживаться. Мы все больше говорили об отвлеченных вещах. И я, и Габи стали улыбаться, радуясь небольшим победам, и достижениям друг друга.

В один из дней ко мне забежал младший сын старосты.

— Мила, МИЛА!!! Там Габи мужики несут, его на охоте зверь сильно подрал!

Я выбежала из дома. В нашу сторону двигалось несколько мужчин, неся окровавленное тело. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Габи занесли в дом, положили на стол. Я разрезала одежду, осмотрела. Так много ран, так много.

— Не нужно. — Габи схватил мою руку.

— Я умираю. Выйдите, я хочу попрощаться с сестрой. — Я закусила губу, чтобы не закричать от отчаяния, по щекам катились слезы.

— Габи, как же так?

— Все правильно, девочка, все правильно. Карма она такая. Ты прости меня. Видишь как оно. У многих прощения просить нужно. У тебя особенно. Я же всю жизнь жил, как будто черновик писал. Думал, что переписать смогу. Что жизнь и не начиналась еще. А она уже закончилась. Единственный светлый огонек в ней — забота о тебе. Даже если попаду в преисподнюю, воспоминания о нашей с тобой жизни не дадут мне пропасть в пучине наказания. Кто же знал, что можно быть счастливым и в богом забытом месте? Что достаточно видеть лучики счастья в любимых глазах, держать за руку, знать, что ждешь.

Я слушала мужчину, держа его за руку и гладя по голове. Слезы текли не переставая.

— Спасибо. — Габи натянуто улыбнулся.

— За что?

— За то, что умираю не один. Не в канаве, как бездомный пес. И прости меня. За все. За то, что сделал. За то, что оставляю одну.

— Я простила, давно простила.

Габи поднес мою руку к губам, поцеловал и закрыл глаза. Теперь уже навсегда.

В комнату вошли мужчины со старостой.

— Иди девонька к себе, мы все сделаем, иди.

Мне помогли похоронить Габи.

Жизнь потекла дальше. Я собирала травы, готовила зелья. Продавала их и тем, кто приходил, и отправляла в город с обозом. Староста взял надо мной шефство. Его сыновья привозили дрова, что-то чинили, носили воду. Я, конечно, старалась большую часть делать сама. Но дядька Микола каждый раз приходил и отчитывал меня.

— Ты, девка, совсем сдурела? Ты что творишь? Ты детей не хочешь? Надорваться хочешь? Мне тебя еще замуж выдавать. Вот хоть за старшего моего. Хороший парень. Кузнец. Хозяйство крепкое. Засматривается на тебя.

Я сидела и прятала улыбку. Просто нужно было видеть нас рядом с сыном старосты. Великан и пигалица. Сын старосты был молчаливым и, как мне казалось, угрюмым мужчиной, который всегда строго смотрел на меня. И я ему нравлюсь?