Рябиновая невеста - Ляна Зелинская
Помощь проекту
Рябиновая невеста читать книгу онлайн
Хорошо, хоть Торвальд этого не видел. Старый вояка такого бы точно не одобрил. Он вообще всегда держался подальше от всякого колдовства, потому и в избушку Тильды старался не заходить — боялся вёльву. А вот и жаль, что здесь нет сейчас Тильды! Она−то точно подсказала бы, что это такое. Но когда она вернётся, Олинн тихонечко у неё выяснит, что это было за украшение и куда оно могло деться.
Олинн подхватила хольмгрег и от страха сунула в глиняный горшок, стоявший на полке. И даже метёлкой быстро подмела пол, на всякий случай. Она ещё раз глубоко вдохнула, тряхнула головой, отгоняя сомнения и, закрутив волосы узлом на затылке, чтобы не мешали, принялась обрабатывать раны монаха. Вот только руки всё ещё дрожали, и она то и дело поглядывала на свою ладонь. Но ничего необычного больше не происходило. Серебряная звезда исчезла не оставив никаких следов.
И то ли мазь помогла, то ли успокаивающие прикосновения её пальцев — монах перестал метаться и бормотать и даже задышал ровнее и тише. Наложив на раны повязки с сушёным мхом и укрыв раненого шерстяным пледом, Олинн устало прислонилась к стене, усевшись прямо на лежанке.
− Кто же ты такой? — спросила она тихо, разглядывая раненого. — Как сюда попал? И чего ты такой лохматый? Как будто ваш бог запрещает вам волосы расчёсывать да заплетать! Или хотя бы остричь на худой конец? Странный он — ваш бог.
Бороду бы ему обрезать и эти космы тоже, ужас просто, что у него на голове! А какие большие у него руки… Кажется, если сложить обе её ладони, то его одна всё равно будет больше. И что за шрамы у него на запястьях? Странные шрамы, точно от кандалов.
Олинн посмотрела на его щиколотки. И там тоже были такие же шрамы, но уже застарелые.
Может, он был в рабстве? И бежал? Может, грёб где-нибудь на драккаре в проливах у Солёных островов? А может, и Торвальд прав. Бывает, что эти безумцы и к дереву себя приковывают, и не едят неделями. Странные они. И бог у них странный.
Зато, какие у него ресницы, длинные и тёмные…
На севере такой, как он, никогда не будет считаться красавцем. Слишком чёрные волосы и кожа тёмная, загорелая. Но что−то есть притягательное в нём, почему−то хочется его рассматривать.
− Интересно, как тебя зовут? — произнесла Олинн вслух. — И как мне тебя называть?
Она любила разговаривать сама с собой во время работы или в поездках. С лошадью, с деревьями и травами. С птицами. Если спрашивать у Великой Эль, то она всегда отвечает. Не словами, но знаками, подсказками, приметами. Лист с дерева упадёт, застрекочет белка, тучка набежит на солнце, или, как с этим монахом — ворон подскажет…
Вот и сейчас она надеялась, что чары помогут. Откликнутся на её вопросы. Но в избушке Тильды стояла густая тишина, и Олинн, вздохнув, встала и отправилась к очагу. Пора заняться едой.
Она решила сегодня остаться здесь и заночевать. Во−первых, из−за этой серебряной звезды. Мало ли что это было, лучше тут переждать, чем ехать в замок. А во−вторых из−за монаха. Вторые сутки в болезни обычно самые тяжёлые, и если к третьему дню больной не умрёт, то и дальше выкарабкается. А потом придёт Тильда, и она оставит выздоравливающего ей.
Интересно, как монах отнесётся к тому, что его выходила вёльва?
Олинн прыснула со смеху, помешивая похлёбку в котелке, и, посмотрев через плечо, произнесла, обращаясь к своему больному:
− Ну ты уж прости, что спасает тебя не твой бог, а ведьминские травы и мази. Но может, они прочистят тебе ум, и, вернувшись к своим братьям, ты расскажешь им, что не надо сжигать наши священные места и убивать наших знахарей. И королю своему скажешь, чтобы не шёл за Великие болота, а то сгинет.
Торвальд заглянул в избушку — принёс ещё дров для очага и спросил, кивнув на монаха:
− Жив ещё?
− А ты ждёшь не дождёшься, что он умрёт? — усмехнулась Олинн. — Из моих рук ещё никто не уходил в Тёмный Чертог, думаю, и для него час ещё не настал.
− Зря ты не слушаешь меня, пичужка! Ох и зря! — Торвальд задумчиво погладил усы и сделал шаг назад, так, чтобы стоять за порогом ведьминской избушки. — Не нравится мне этот монах. Не похож он как-то… на божьего человека.
− Чем же не похож?
− Торквес у него на шее, видишь?
Олинн тоже обратила внимание. Грубо сделанный обруч, из тёмного металла, из того же, что и солнце. Витая основа, словно два сплетённых между собой болотных ужа, заканчивалась сцепленными медвежьими лапами. Торквесс этот снять можно было только в кузнице, и он больше напоминал ошейник, чем украшение.
− Может, это тоже наказание такое? — спросила Олинн, снимая похлёбку с огня. — Ну, знаешь, вроде как за старую жизнь? Помнишь того монаха, который огромный ключ на шее носил? Ну, вот и это что-то вроде. Я вот ещё подумала, может, он в рабстве был? Видишь, следы от кандалов? Наверное, он бежал, а в божьего человека переоделся при случае.
− Может, и так… А может его подослали сюда… разведать что тут, да как. Да узнать обходные пути вокруг болот. Ладно, пичужка, как очнётся твой монах, так отвезём его в замок — пусть расскажет, как сюда попал.
Вечером Олинн зажгла свечи в осколках глиняных плошек и, осторожно присев рядом с монахом, потрогала его лоб. Он всё ещё был горячим, и губы мужчины потрескались от жара. Пил он мало, за всё время она смогла едва ли треть кружки в него влить. Она принесла деревянную ложку и, набрав немного отвара, поднесла к его губам, произнеся, почему-то шёпотом:
− Пей. Ну же, выпей немного. Или высохнешь, как берёзовый лист по осени. Давай же, ну! Что же ты какой упрямый!
Губы чуть приоткрылись, и ей удалось влить, наверное, половину ложки.
− Ну вот. Теперь ещё одну, − Олин снова зачерпнула отвар.
− Илли… Ли… Лия… Илли…
Монах зашептал тревожно и заметался на подушке, мотая головой из стороны в сторону,
