Психология проклятий (СИ) - Либрем Альма

Энниз уже отошла от проклятия. Она смирилась, казалось, и с хвостами, и с пушистыми ладонями, ведь год — какой это срок, — и рванулась к артефакту.

Сагрон не заметил, как именно она пролезла внутрь круга — прошла ли под руками или вновь почерпнула магию артефакта и телепортировалась внутрь. Это не имело значения; Энниз стояла в их кругу, сжимая в руках какой-то нож — и откуда он только у неё взялся?

Ни один из них не мог сдвинуться с места. Тьма дрожала, отказываясь поддаваться влиянию ритуального круга, и пыталась выбраться за его границы. Сагрон чувствовал, как першило в горле, напоминая о том, что пора бы и умолкнуть, но ни на секунду не позволял себе сомкнуть губы.

Музыкальная шкатулка открылась, и мелодия, тревожная, как в тот раз, когда артефакт только-только доставили в НУМ, разнеслась по всему помещению. Энниз занесла кинжал над Ирвином, будто бы и вправду винила во всём только его, и не обращала внимания на тонкую струйку силы, что впитывалась в её тело.

Нож тянулся к его горлу, но Сияющий словно ничего не замечал. Для него не существовало сейчас внешнего мира, только плетение заклинания, яркое, сильное, могущественное. Он все свои силы положил на то, чтобы вытащить из артефакта его мрак.

Сагрон заставил себя не думать о смерти друга. Он попытался — хотя бы мысленно, — подступиться к артефакту, представил, как сжимает его стенки, как пытается выдрать "невесту" на свободу. Приток силы стал больше; он видел, как побледнела Котэсса, как сжал зубы Ролан и тяжело дышала Элеанор, как пошатывалась поющая Хелена, но они сейчас уже не имели значения.

По коже Ирвина стекла первая капелька крови. Энниз преодолевала сопротивление магического круга, волшебную защиту, всё, что они только смогли установить, и убивала, медленно, но уверенно.

— Отойди от моего сына, неверная ведьма!

Энниз обернулась, скорее от неожиданности, чем потому, что соотнесла эти слова с собою.

Профессор Куоки застыл у самой границы круга. Он сжимал в руках свои вечные инновационные часы, маленькую сферу на золотой цепочке, и смотрел на Фору полным ненависти взглядом. Куда-то пропала и сгорбленная спина, и смешные движения; сейчас он казался величественным и почти страшным.

— Ничтожный старикан, — злобно выдохнула Энниз. В один миг Ирвин потерял значение в её глазах — она видела, как Куоки вплетал и свою силу в заклинание, как тьма "невесты" переплеталась с её собственной аурой, всё быстрее и быстрее возвращаясь на место. — Сумасшедший часовщик!

Она метнула нож — и тот ударил Куоки в сердце. Его смешной серый балахон почти вмиг просочился кровью у раны — алые капельки превратили непримечательную ткань в поле боя.

Куоки промахнулся.

— Это по докторской я — сумасшедший часовщик, — прохрипел Толин, и на его губах выступила кровь. — А по кандидатской — проклятийник. Теория случайных проклятий… — он захрипел и вымученно улыбнулся. — Чтоб оно работало, как мои инновационные часы!

Он с трудом поднял руку — и швырнул сферу в самый центр круга, в музыкальную шкатулку.

Магия достигла своего пика — и сильнейший взрыв силы собрался внезапно в пределах одной маленькой, незаметной сферы. Энниз бросилась к часам, сжала их руками, и тьма "невесты", уже скопившаяся в ней, хлынула наружу. Пропали куда-то и хвосты, и гнилостные следы на руках, уже начавшие проявляться — и она упала без сознания.

Волшебство схлестнулось — и в тот же миг затихло, осыпавшись мелкими осколками им под ноги.

Музыкальная шкатулка выдала весёлую, светлую мелодию свободы. Инновационные часы ответили ей тихим скрипом возле недвижимой Энниз.

Ирвин первым разорвал прочный круг. Он выдернул руки из пальцев Хелены и Элеанор и, оттолкнув Сагрона в сторону, рухнул на колени рядом с Куоки.

— Ты не можешь, — прошипел он, выдёргивая кинжал из его груди. — Ты не можешь так просто умереть.

— Что он делает? — Котэсса рванулась вперёд. — Надо звать целителя!

Сагрон вовремя поймал её за локоть и рванул на себя, не позволяя сделать и шагу. Остальные стояли, словно так и надо было — и смотрели на Ирвина со смесью восторженности и ужаса.

— Он целитель, — прохрипел Сагрон. — Он по природе дара целитель. И если он ничего не сможет сделать, то уже никто не сможет.

— Он… — Котэсса застыла. — Он…

— Он — его сын, — кивнула Хелена, сделав шаг вперёд. — Старший.

Она не проронила больше ни слова, только с какой-то болью во взгляде смотрела, как Ирвин бормотал заклинание за заклинанием — и ничего не действовало.

Он в отчаянии прижал руки к ране и прошептал, зло, почти с ненавистью:

— Это ты виноват, папа. Это из-за тебя я — боевой маг и не могу тебя спасти.

Куоки с трудом открыл глаза и попытался прошептать что-то, но вышло только что-то на подобии хрипа. Ирвин склонил голову, вжимая руки в рану — и сдался, отпуская волшебство на свободу.

Магия полыхнула неожиданно. Яркое, внезапное сияние, сорвавшееся с его ладоней, пробило профессора Куоки насквозь, словно копьём, и вырвалось на свободу. Свечение распространялось по всему подвалу, и в ответ ему раздавалась игра маленькой музыкальной шкатулки.

Волшебство сдалось. Боевое заклинание щита, вложенное в руки целителя, растеклось по телу Толина, напитывая его жизненной силой. Он открыл глаза вновь — и, слабо улыбнувшись, протянул руку, чтобы потрепать Ирвина по голове.

— Сынок… — прошептал он. — Какой ты у меня взрослый стал, — и закрыл глаза.

Ирвин отшатнулся от него, с неверием посмотрел на свои руки — а потом перевёл взгляд на Сагрона, потерянный, опустошённый, уставший.

— Всё закончилось, — с трудом выдохнул он. — У нас получилось.

Сагрон оглянулся на Энниз.

— Что с ней? — спросил Дэрри, чувствуя, как дрожит и его голос. — Проклята?

Она разжала пальцы, и часовая сфера покатилась к Куоки и застыла прямо у его руки. Ирвин заставил себя подняться и, пошатываясь, подошёл к Энниз.

— Нет, — она распахнула глаза, всё ещё лёжа на земле. — Всё выгорело. Все выгорело… Я теперь свободна!

— Боюсь, — Ирвин оглянулся на Котэссу, — насчёт свободной придётся повременить. Котэсса, вы поможете мне наложить на неё сеть?

Тэсса только слабо, едва заметно кивнула, но так и не выскользнула из объятий Сагрона, лишь плотнее прижалась к нему — и подумала, что, наверное, совершенно не хочет просить коменданта искать ей какую-нибудь комнату.

— Если ты будешь, — почти с угрозой промолвил Сагрон, — делать столь неоднозначные предложения моей невесте, я лично наложу на тебя проклятие в стиле невесты. И мне плевать, что это невозможно.

— Невесты?! — возмутилась Котэсса, но Дэрри проигнорировал её, только, кажется, ещё более собственнически прижал к себе.

Ирвин бросил взгляд на спящего — но живого, — отца и обессиленно вздохнул.

— Перемирие закончилось, — пожал плечами он. — Но, мне кажется, нам с тобой давно уже было пора примириться, — он устало протянул руку. — Мир?

Сагрон вздохнул, глядя на чужую, залитую кровью ладонь, и протянул:

— Извини, я её сейчас никуда не отпущу, мне нужны обе мои руки. Но мир.

Ирвин засмеялся. Он оглянулся на Ролана, бросившегося к Элеанор, на Хелену, с интересом поглядывающую на своих бывших студентов, и сел возле постамента с артефактом.

— Точно попрошу об отпуске, — вздохнул он. — Не то я сдурею с этой магией.

Воцарившуюся на короткие несколько секунд тишину прервало громкое, радостное восклицание.

— Ирвин, сыночек! Они заработали!

Профессор Куоки сидел на холодных камнях, гордо вскинув вверх сферу с инновационными часами.

С инновационными часами, показывающими правильное время.

Лето выдалось на диво жарким и солнечным. Многие зелья бакалавров с кафедры зельеварения скисали, какие-то проклятия боевиков отказывались срабатывать, силовые вспышки поджигали там, где следовало замораживать. Особенно активные мертвяки, разбуженные бандой нелегальных некромантов, воняли сильнее, чем следовало, и Ирвин чувствовал себя загнанной лошадью.