Вдова Его Величества (СИ) - Демина Карина

— Ты…

— Я отказался от одной короны, — камень все-таки замолчал, и Кайден держал его на вытянутой руке. — Мне не нужна и другая. Я пришел за своей королевой. Но если ты не отдашь ее, я выйду из этой комнаты и пройдусь по твоему дому, чтобы каждый, кто живет в нем, услышал радостную весть.

Кайден оскалился.

— Я слышал, что люди давно ждут возвращения истинного короля…

Джон молчал.

— Если этого будет мало, я выйду в город. И прогуляюсь до храма. Там, говорят, хранится древний венец. И любой может примерить его, рискнув жизнью. Только во мне крови хватит, чтобы венец удержался.

— Ты… у меня армия.

— Если понадобится, то и я соберу, — Кайден пожал плечами.

— Люди суеверны, — нарушил молчание Гевин. — А твоя армия состоит из людей. Рискнут ли они поднять руку на истинного короля? И обратить на себя гнев богов?

— Чего ты хочешь.

Ненависть Джона ощущалась яркой, что солнце.

— Я же сказал. Свою женщину. Я заберу ее, а ты — камень. Можешь спрятать его. Закопать. Утопить. Разделить на части? Хотя не уверен, что получится. Все-таки в нем еще та сила… или я могу дать тебе своей крови, немного, но этого хватит, чтобы камень запел, а венец принял тебя. И тогда больше никто и никогда не оспорит твое право на этот трон, — Кайден погладил камень, который вновь отозвался нервным дрожащим звуком. — Сначала я думал тебя убить. Но потом решил, что мой наставник прав и нужно уметь договариваться с людьми… у меня получается?

Джио расхохоталась, и отзываясь на смех ее пламя взметнулось к потолку, лизнуло витражные стекла, которые, не выдержав ласки, рассыпались яркими искрами.

Ворвавшийся воздух принес запах грозы.

А Джон провел руками по лицу.

— Потом ты уйдешь.

— Уйду, — Кайден притянул к себе Катарину. — У тебя здесь тесно и скучно. Мы в Шотландию отправимся. Или туда, где поют киты… говорят, киты умеют красиво петь.

Джон рванул кружево воротника.

— Мне тебя даже жаль, — губы Кайдена коснулись виска. — Тебя вряд ли отпустят их послушать.

— Катарина, — взгляд Джона остановился на ней. — Ты и вправду хочешь уйти… с этим? Ты… бросишь… свою сестру?

— Думаю, — говорить было тяжело, но Катарина сумела. — Она справится. Из нее получится хорошая королева.

…такая, которая сумеет удержать венец.

— А я… я желаю вам счастья.

Это Катарина сказала вполне искренне. Вот только вряд ли ей поверили.

Киты и вправду умели петь. Их голоса, протяжные, наполненные какой-то неизбывной тоски, летели над морем. И то успокаивалось, отпускало утреннюю серость, окрашиваясь в сине-зеленые тона. Оно подбиралось к самому берегу, оставляя на камнях клочья пены.

Кружили чайки.

И голоса их вплетались в чудесную песню.

— Вон там, видишь? — Кайден развернул. — Темное…

Катарина видела.

Обрыв.

И стену, возведенную сотни лет тому. Она успела порасти мхом, покрыться тончайшими трещинами, по которым поднимался все тот же вездесущий плющ. Правда здесь, на этом берегу, листья его то и дело покрывались инеем, но плющ будто бы не замечал.

Катарина видела море где-то внизу, далекое, как прошлая жизнь. И китов, что казались огромными тенями. Изредка они поднимались, и тогда Катарина замирала зачарованная, боясь спугнуть это, ставшее вдруг близким, чудо.

— Замерзнешь, — проворчал Кайден, поплотнее укутывая ее в плащ из меха невероятной белизны. Катарина все собиралась спросить, что за зверю принадлежал он, но потом почему-то забывала. И опять собиралась. И снова забывала.

— Не с тобой.

Она стояла бы вечность. Просто глядя, дыша воздухом, одновременно и соленым, и горьким, наслаждаясь каждым мгновеньем этого утра, которое было ничем не хуже вчерашнего. И позавчерашнего. И того, которое было раньше, и все равно у Катарины не получалось поверить, что она и вправду поселилась здесь.

На краю мира.

На острове, который, как выразилась Джио, крылом накрыть можно. Преувеличила, конечно, островок был вовсе не так уж мал. И от большой земли его отделял узкий пролив. В хорошую погоду эту, большую, землю и увидеть можно было, яркую, зеленую, укрытую перинами тумана, разрисованную скалами и огнями далеких костров.

Здесь жили люди.

Строили дома из белого камня, накрывая крыши камнем же, который раскалывали на тончайшие пластины. Они связывали их глиной и заклятьями, и крыши становились в достаточной мере прочны, чтобы выдержать зимние бури.

Люди делали узкие лодки, столь легкие, что и женщина могла перенести их на плече. И выходили в море, охотится на тюленей.

Женщины ловили рыбу.

И крюками собирали со дна водоросли, тонкие и хрупкие, которые сушили, чтобы, высушенные, вымочить в темном растворе, и вычесать, и спрясть. И пряжа выходила крепкой и легкой. Из нее делали ткань, которую раскрашивали алым.

И синим.

Здесь помнили прежний мир, и Кайдена приняли частью его. И Катарину, хотя в глазах местных женщин она порой видела удивление. И понимала его.

Она… она была чужой.

Слишком хрупкой. Слишком тонкой. Слишком светлой. И все же…

…она сделала глубокий вдох и оперлась на своего мужа. В его руках было тепло. А ветер… к ветру Катарина привыкла сразу.

И к солнцу, которое не грело, но все же умудрялось опалить. И вызывало к жизни веснушки… местных они заворожили до того, что некоторые девушки стали рисовать их соком чистотела.

Это казалось забавным.

— Ты в море пойдешь?

Отпускать его не хотелось. И пусть корабль Кайдена, сделанный из зачарованного дерева, был прочным, но все же море непредсказуемо.

И ревниво.

— Пойду, — он коснулся губами волос. — Если отпустишь.

Отпустит.

Катарина уже научилась и отпускать. И ждать. Вечерами, когда солнце стремительно несется к водам, и те вспыхивают всеми оттенками пламени. Научилась слушать ветер. И чувствовать приближение бурь.

Не бояться.

Проверять, подняты ли ставни. Разожжены ли камины. Горит ли пламя в Сигнальной башне. Кормить его смесью трав, что рождала светлый, белый почти дым, который так хорошо виден на закате.

— Куда?

— К дальним скалам, — Кайден не удержался и потянул губами прядку волос. — Рыбаки говорили, что в последние годы там неспокойно. Пойду проверю… и змей со мной.

— Сбежал?

Здесь много островов.

И гор.

И старых замков, что были поставлены в незапамятные времена, а после заброшены. И так, заброшенные, одинокие, они коротали свой век, постепенно приходя в запустение. И быть может когда-то у ветров выйдет разрушить скрепленные старой кровью стены, и тогда люди растащат камни, а память… память уйдет и того раньше.

Но пока замки жили. И два из них нашли себе хозяев.

— Кто ж его отпустит, — Кайден набросил на голову Катарины капюшон. — Особенно теперь. Он, конечно, волнуется…

Катарина фыркнула.

Сказано так, будто Кайден ничуть не волнуется.

— …опасается, как бы натура свое не взяла…

— Не возьмет. Рядом с Джио он другой. И на змея не похож. Это потому, что ее огня хватает на двоих. Как и его благоразумия, — Катарина закрыла глаза, наслаждаясь последними минутами покоя. Скоро скрипнет старая дверь, впуская экономку, у которой наверняка найдется дюжина вопросов, не терпящих отлагательства.

В мыловарни заглянуть надо.

А к полудню овец пригнать должны на стрижку. И пусть тут уж экономка станет возражать, мол, негоже хозяйке студеным днем из замка выходить, особенно в нынешнем-то положении.

Или остаться в мастерской?

Вчера в голову пришла удивительная по простоте своей мысль. И если пока работать в полную силу Катарина опасается, то сделать пару набросков ей никто не помешает.

Она улыбнулась.

— Ты красивая.

— Я старая.

— Мир тоже старый, но все равно красивый.

— Мир — это другое… вот… лет через пять или десять…

— И через двадцать, и через тридцать, — Кайден обнял ее крепко и осторожно. — Возможно, через сорок или пятьдесят… когда я сам стану старым и хромым. Буду ворчать, как Дуглас.