Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

С другой стороны огненных Врат начинают сходиться самые мерзкие души из chazoure. Они воют и яростно кричат. Они тоже хотят выбраться из Подземного мира.

Пылающая арка увеличивается в размерах, становясь еще выше, горячее и злобней. Жар опаляет лицо и ресницы, но я не отступаю. Я не позволю Тирусу запугать меня.

Песня Перевозчиц больше напоминает пронзительные крики и стенания. Но именно так и звучат Скованные. Песня порождает страх, и в ней нет гармонии, но она идеально подходит Загробному миру.

Две души, пошатываясь, бредут по пляжу. Одива и Годарт.

Свежевыкованные звенья обхватывают их руки и горло. Ни одна из Перевозчиц не спешит к ним. Этого и не требуется. Одива и Годарт не могут устоять перед песней сирен Тируса. Она все еще звучит хрипло и горько. А его слуги теперь могут взглянуть в лицо своей судьбе.

Я ловлю наполненный отчаянием взгляд матери. И сердце сжимается. Совершила бы она столько ужасных поступков, если бы ей изначально позволили остаться с тем, кого она выбрала сама?

Она проходит мимо меня, стремясь к Вратам Тируса. Но в последний момент я хватаю ее за руку. Одива охает и сильнее сжимает ладонь Годарта. Радужка на ее глазах больше не черная, а голубая. И в них блестят слезы.

– Прости меня, Аилесса.

Я замираю на мгновение, а пульс учащается.

– Я очень этого хочу.

Цепляясь за горькие воспоминания, я не обрету покоя. Но если я прощу свою мать, сделает ли это Элара? Сможет ли ее царство принять Скованную душу и исцелить ее?

Есть лишь один способ выяснить это.

Я медленно отступаю назад, используя силы костей благодати и Света Элары. И оттаскиваю мать и Годарта от огненной арки. А затем разворачиваюсь и толкаю их в противоположную сторону – к мерцающим Вратам в Рай.

Они влетают в царство богини. И их ничего не отталкивает назад. Тела матери и Годарта расслабляются. А выражения на лицах смягчаются. Мама вздыхает, а затем благодарит меня коротким кивком и неуверенной улыбкой. После чего они рука об руку поднимаются по лестнице в Рай.

В груди вспыхивает надежда. Возможно, однажды мы сможем полюбить друг друга.

Пламя Врат Тируса бушует и разрастается все сильнее. Крики из Подземного мира становятся все громче. Я быстро возвращаюсь к пылающей арке, и огонь почти поглощает меня. Волосы рассыпаются по плечам. Ноги покрывают волдыри. Но я стискиваю зубы и еще сильнее раздуваю пламя Света Элары внутри.

К Вратам с другой стороны придвигаются души с изуродованными и искривленными лицами – самые злобные из Скованных. Те, кого Тирус пытал на самых глубоких уровнях своего царства. Но где-то за ними находятся две души из orvande, которых я больше не увижу. И которые больше не увидят меня. Но Эстель и Орельен живут давно и очень мудрые. Они должны понять, что происходит. Так что можно не сомневаться, что Орельен стоит с поднятым наготове молотом.

Ближайшая к Вратам душа – мужчина с выколотыми глазами и зашитым ртом – пошатываясь, шагает вперед. Он тянется ко мне сквозь Врата, и я замечаю, что на его руке не хватает двух пальцев.

Пламя Врат яростно ревет. Песня сирены Тируса звенит и пульсирует в неистовом и ожесточенном ритме. Если Врата опустятся – если Сабина и Перевозчицы не удержат их, – мы не сможем сдержать ожесточенных Скованных. Да, Тирус проиграет, но и мы, скорее всего, умрем.

– Ты хочешь, чтобы мы остановились? – кричу я во всю силу своих легких.

Мужчина с выколотыми глазами царапает ногтем ткань на моей блузке. Но я не уклоняюсь.

– Это несложно, Тирус. Просто перестань давить на свою невесту, чтобы она присоединилась к тебе. Если ты любишь ее, докажи это. Отпусти свою ярость и ненависть. Разорви связь моей души. Перестань требовать от нас кровавых жертв.

Огненные Врата пульсируют. Пламя вздымается и опадает, словно Тирус раздумывает.

Сморщенная рука тянется к моему горлу. На ней всего три пальца, но они длинные и цепкие. И легко могут задушить меня. Пальцы обхватывают мою шею. Сжимают ее, словно тиски.

Но я не отступаю. Сердце грохочет в груди барабанной дробью. Перед глазами мерцают черные звезды. «Прошу, Элара. Пожалуйста, не дай мне умереть вот так».

Пылающая арка взмывает в небо. Она поднимается метров на пятнадцать. А все усиливающаяся песня сирены Тируса бьет по барабанным перепонкам.

Перевозчицы поют громче, надрывая горло. И за их вызовом чувствуется мощный и объединяющий Свет. Врата Элары и мерцающая лестница озаряются вспышками серебряного сияния. Звезды Ночных Небес пробиваются сквозь грозовые тучи. А значит, богиня поддерживает нас своей силой.

Я не могу говорить с Тирусом, поэтому обращаюсь к нему мысленно, надеясь, что он услышит меня. «Элара может дать тебе второй шанс, если ты проявишь терпение, – говорю я. – Если ты сможешь даровать раскаявшемуся Скованному прощение, то, возможно, ваши царства смогут воссоединиться. Подземный мир может стать местом, где любой способен искупить свои грехи».

Сморщенная рука все сильнее сжимает горло. Темнота застилает глаза. Я вот-вот потеряю сознание. Вот-вот умру. Тирус меня не услышал. Либо ему плевать. Он никогда не изменится.

Пламя вспыхивает вновь. Песня сирен обрывается. Арка уменьшается до своих первоначальных размеров. А сморщенная рука отпускает мое горло.

Можно немного расслабиться. И я медленно выдыхаю, а затем с трудом втягиваю воздух.

Он сделала это. Тирус сдался.

Я медленно расправляю плечи. Грудь наполняет тепло. Я смотрю на тлеющие угли и кричу Орельену.

– Бей своим молотом, Форжерон. Зови шакалов.

Я не вижу его оружия. Но слышу, как оно ударяется о землю, сотрясая ее. А затем раздается вой и тявканье шакалов. Они появились, чтобы вернуть Скованных на нижние уровни Подземного мира.

Но я не теряю надежды, что Тирус проявит терпение и дарует своим душам больше милосердия. Кто знает, вдруг они даже смогут вернуться в Зеркалье. Я представляю Форжерона в новой роли – разрушителем цепей. И как Эстель выводит прощенные души из Подземного мира к своим дочерям, живым Перевозчицам, чтобы они смогли переправить их в Рай.

Сабина и Леуррессы смолкают. Пернель отпускает пылающую колонну. А другие Перевозчицы отпускают руки друг друга. Врата больше не связаны между собой. И огненная арка исчезает. А на ее месте остается лишь небольшой дымок, клубящийся над песком.

У меня подкашиваются ноги, и я прижимаю ладонь к груди. Мне все еще не верится, что мы