Екатерина Оленева - Призрачная любовь

Ибо только тот, кто не имеет желаний, в ком чувства больше не кипят, по настоящему свободен. Для живых состояние это недостижимо. Потому что мир смертных, это мир несовершенства.

Над ними всеми раскинулась синь. Непередаваемая словами, — высокая, холодная и чистая.

Безумной и безжизненной мудростью светились черные глаза Морены.

— Вот мы и снова встретились, — пронеслось в воздухе. — Я повторяю тебе мое предложение о службе. Ты можешь остаться здесь, и не перед чем больше не нести ответственности. Ты станешь всесильной и холодной. В моих чертогах ты забудешь любую боль.

"Недаром холод, — лучший анальгетик. Потеря чувствительности означает потерю боли", — подумала Лена.

— Ты будешь подчиняться лишь мне одной. Ни ход времени, ни вечная борьба стихий и богов тебя более не коснутся.

На краткий миг Лена почувствовала искушение дать согласие. Она отлично помнила чувство покоя и уверенности, что владели ей в Стране Волшебных Холмов. Чувство всевластия. Ибо никто из существ, населяющих Миры, не мог причинять вреда ей, невидимой вестнице Смерти. Это было восхитительным. Быть ножом, которым отрезал. Проводил линию. Ровную, тонкую, невидимую линию. Но спорить с ней не могли даже боги. Любые. Злые или добрые, старые или новые, сочувствующие или безразличные.

Все они отступали перед безумным пустым и мудрым ликом Морены-Смерти:

"Стать тем, что никому не мило

О! Стать как лет.

Ни зная, ни того, что было

Ни что придет.

Забыть, как сердце раскололось

И вновь срослось.

Забыть твои слова и голос

И блеск волос".

"Для тех, отженивших последние клочья

Покрова (не уст, ни ланит)

О, не превышение ли полномочий

Орфей, нисходящий в Аид?

Для тех, отрешивших последние звенья

Земного…На ложе из лож

Сложившим великую ложь лицезренья

Внутрь зрящим — свидание нож.

Уплочено же — всеми розами крови

За этот просторный покрой

Бессмертья…

До самых летейских верховий

Любившей — мне нужен покой

Беспамятности… Ибо в призрачном доме

Сем — призрак ты, сущий, а явь —

Я, мертвая… Что же скажу тебе, кроме:

"Ты это забудь и оставь!".

Ведь не растревожишь же! Не повлекуся!

Ни рук ведь! Ни уст, чтоб припасть

Устами! — С бессмертья змеиным укусам

Кончается женская страсть…".

Свобода и бесчувствие.

Возможность видеть, насыщаться, впитывать в себя краски мира, поглощать их, вбирать, вдыхать…и ничего не давать взамен? Это же вампиризм чистой воды!

Лена отшатнулась от искушения, в которое готова была впасть. Как не страшно, как не пусто впереди, она выбирает Жизнь.

Морена не произнесла ни звука. Тихо истаяла, словно и не стояла напротив. Вокруг начал виться туман, клубился, клубился, клубился. Становился густым мраком, наваливающимся со всех сторон.

"Вот и все, — отстраненно пронеслась в голове Елена мысль. — На этот раз, окончательно и бесповоротно".

Темная пелена, застилавшая глаза, начала медленно рассеиваться. Её сменили белые краски. С удивлением Лена поняла, что видит перед собой обыкновенный белый потолок. Не без усилия повернув голову, девушка обнаружила, что лежит на кровати, что от руки к полиэтиленовой капсуле на штативе протянута длинная прозрачная трубка, по которой целительный раствор стекает ей в вену. В окно мокрыми пальцами стучал осенний дождик, уговаривая перестать бодрствовать и спать, спать, спать…

Лена мысленно тряхнула головой. Нет! Она уже достаточно проспала. Пора просыпаться.

Мысли волнами набегали одна на другую. Она жива? Она не умирала? Последнее, что приходило на память до снов, это как она стоит перед зеркалом и ножом вскрывает вены, не поперек, а вдоль синей трепещущей жилки. Густой горячей струей кровь льется в раковину. Испуганная, она тянется за полотенцем, спотыкается и падает вниз. Яркий плафон с потолка — вот последнее, что она помнит…

Но ведь все было совсем не так!!!

Прекрасно лицо с черными холодными мертвыми глазами. В насмешке изогнутые яркие губы. Холод от влекущего к себе, словно магнит, тела.

И приглушенный ласкающий слух шепот:

— Я реален. Я опасен. Я и есть ЗЛО.

Лена покорно поднимает на него глаза и шепчет в ответ:

— Ты убьешь меня?

— Ты сама убьешь себя, — пожимает плечами Призрак.

Какой же из двух приходящих на память вариантов — правда?

Первый?

Второй?

Лена ощутила, как тяжелая боль сдавливает виски.

В палату вошла медсестра и почти кинулась к ней:

— Очнулась?! Вот это приятная новость! Ты меня видишь?

Лена кивнула.

— Слышишь?

Тот же ответ.

— Хорошо понимаешь?

— Да.

— Умница ты моя, — ласково свернули глаза с полного, но вселяющего уверенность, лица. Такие лица бывают только у медицинских сестер.

— Матери-то твоей радость-то какая! Ведь не думали мы уже, что выкарабкаешься.

Лена быстро пошла на поправку. Она тщательно выполняла все предписания врачей. Покорно пила бесконечные антибиотики, покрывалась аллергией.

Вид матери, постаревший на все пятнадцать лет, привел Лену в ужас.

Угасший взгляд почти утративших цвет глаз, словно выгоревших от непролитых слез, состарили её, тяжелым грузом легли на Маринины плечи. Жизнь, было, поманила обещанием счастья. Но капризная птица не далась в руки. Повертелась, да и упорхнула.

Известие о несчастном случае в проклятом доме, само присутствие в городе которого теперь наводило на Марину ужас, повергло её чуть ли не в шок. Взрыв газа в помещение. Весь пятый этаж и чердак снесло почти полностью. Занявшийся пожар гасили несколько часов.

Олег скончался ещё до приезда "скорой помощи", вызванной соседями. Мишу удалось довести до больницы. Около суток врачи пытались бороться за его жизнь. Но бесполезно. Семьдесят процентов ожогов тела третьей степени, — оно и к лучшему, что с такой травмой не выживают.

Мальчик умер.

Марина позвонила бывшей сопернице и лично сообщила трагическую новость. Когда-то она мечтала о том, чтобы проклятой Черной Пантере, как называл её Олег, было мучительно больно. А она бы, Марина, присутствовала при этом, была бы рядом. Правы древние, предостерегающие против проклятий и неистовых желаний. Все случилось, как некогда, в неистовой ярости, Марина просила у богов. Только этот момент был самым страшным в её жизни.

Зоя приехала в тот же день.