Серебряный лебедь (ЛП) - Джонс Амо

Знаете, чувство которое возникает, когда чувствуешь, что за тобой кто-то наблюдает? Да, у меня было это раз семь. Когда я останавливаюсь, Татум перестает тявканье о какой-то игре, которая происходит в пятницу вечером, ее глаза скользят по моему плечу, прежде чем ее лицо бледнеет, а брови сходятся вместе. Я медленно оборачиваюсь, чтобы заглянуть в столовую и обнаружить, что все семь мальчиков смотрят прямо на меня. Я присматриваюсь к каждому из них, задерживаясь немного дольше на том, с растрепанными темно-каштановыми волосами, сидящий, ссутулившись на стуле. У него широкие плечи и сильная угловатая челюсть. Его глаза продолжают взывать к моим, когда внезапно я чувствую, что нахожусь в трансе. Зная, что должна отстраниться, сглатываю и поворачиваюсь, чтобы пойти на следующий урок.

— Ого! Погоди! — Татум подбегает ко мне сзади. — Что, черт возьми, это было?

Я пожимаю плечами, вытаскивая из кармана расписание.

— Они, наверное, слышали о моей маме.

Татум усмехается.

— Я уверена, что им на это наплевать. Это было что-то другое. Но, эй, — ее крепкая хватка на моей руке останавливает мое движение вперед, — ты же не хочешь, чтобы они заметили тебя, Мэдисон. Они не очень хорошие люди.

— Ну, кажется, уже поздновато для этого. — Я протискиваюсь мимо нее и направляюсь к задней двери, ведущей в спортзал. Иду по длинному коридору и собираюсь завернуть за угол в женскую раздевалку, когда натыкаюсь на твердую, как камень, грудь.

— Черт возьми, — шепчу я, убирая руку с его груди. — Мне очень жаль.

Я смотрю в медово-карие глаза, обрамленные густыми ресницами. Красавчик.

— Эй, не беспокойся. — Он поднимает с земли свою спортивную сумку и протягивает мне руку. — Картер. А ты, должно быть, Мэдисон Монтгомери.

— Отлично, — бормочу я. — Ты всё обо мне слышал. — Я опускаю глаза на его грудь, вспоминая, какой твердой она ощущалась под моей ладонью.

Он хихикает.

— Какую историю? — поддразнивает он, подмигивая мне.

Я улыбаюсь его попытке поднять настроение, качая головой.

— А я думала, это девчачья сторона?

— Спортзал совместный. Как тебе твой первый день? — спрашивает он, прислоняясь к стене.

— Ну, — начинаю я, обводя взглядом длинный коридор, — немного напряженно.

— Картер! Тащи сюда свою задницу! — кричит с другого конца коридора пожилой мужчина со свистком на шее и в бейсболке.

Картер не сводит с меня глаз, на его губах появляется легкая ухмылка.

— Увидимся, Мэдисон. — Он с ухмылкой отталкивается от стены и проходит мимо меня.

— Ага, — отвечаю я, когда он уже уходит. — Еще увидимся.

Обернувшись, чтобы посмотреть через плечо, я замечаю, что он наблюдает за мной, поэтому слегка машу ему, прежде чем продолжить путь на физкультуру.

Это два приятных человека, с которыми я познакомилась в свой первый день, и я не видела, чтобы он сидел с Элитными парнями, так что надеюсь, что он с ними не дружит.

Я жду водителя у ворот школы, когда ко мне подбегает Татум.

— Итак, Картер Мазерс. — Она шевелит бровями.

— Откуда ты вообще об этом знаешь? Это произошло буквально час назад. — Я наклоняю голову.

— Новости здесь распространяются быстро. — Она невозмутимо ковыряет ногти.

— Я начинаю это понимать, — бормочу я.

— Так или иначе, — продолжает она, беря меня под руку. — Мне нужен твой номер, чтобы мы могли спланировать этот уик-энд.

Я вижу, как мой черный мерс подъезжает к тротуару, и Гарри, водитель моего отца, выходит из машины. Татум достает свой телефон, и я бормочу ей номер, пока иду к своей машине.

— Ладно! Я напишу тебе! — кричит она, когда Гарри открывает дверь, и я сжимаю ее в руке.

— У тебя есть водитель? — спрашиваю ее, стоя одной ногой в машине.

Она отрицательно качает головой.

— Я за рулем.

Я машу ей рукой и забираюсь на заднее сиденье. Сегодня было по-настоящему интересно. Я не знаю, как воспринимать события, которые произошли, но если каждый день будет таким, как сегодня, мне предстоит долгая поездка.

РАСПАХНУВ ДВОЙНЫЕ парадные двери нашего дома в колониальном стиле, я бросаю сумку в прихожей и иду на кухню. Наш дом — именно то, что можно было бы ожидать от такого человека, как мой отец. Нейтрально молочно-белые стены с хрустально-белой лестницей, ведущей на второй этаж. Прежде чем подняться наверх, я достаю из холодильника банку колы. Мой отец и его новая невеста вернутся в понедельник, я встречалась с ней всего раз или два, но, судя по тому, что видела, она кажется милой. Лучше, чем его последняя жадная до денег бабенка, которую он все равно привел домой. Я поднимаюсь по лестнице, когда мой телефон вибрирует в заднем кармане. Быстро достаю его и отвечаю, когда вижу, что это мой отец.

— Привет.

— Мэди, прости, милая. Мы забыли сказать тебе, что сын Елены тоже переедет в поместье.

Я останавливаюсь, осматривая длинный коридор, как только достигаю вершины лестницы.

— Океееей. Я не знала, что у нее есть сын.

— Есть. Он учится в вашей школе. Мне нужно, чтобы ты держала его на расстоянии вытянутой руки.

— Что это значит?

Он вздыхает.

— Просто подожди, пока мы не вернемся домой, Мэди.

— Папа, ты говоришь загадками. Увидимся, когда ты вернешься домой, и я уверена, что со мной все будет в порядке.

Я вешаю трубку, прежде чем он может продолжить изводить меня или, что еще хуже, продолжит «разговор». После того, как я запихиваю телефон в задний карман джинсов, иду к двери своей спальни, останавливаясь, когда слышу звуки, доносящиеся из соседней комнаты. Он уже здесь? Борясь со своим любопытством, я толкаю дверь и вздыхаю с облегчением, вернувшись в свой безопасный пузырь. Пинком закрыв дверь, иду к стеклянным дверям в викторианском стиле, которые выходят на маленький балкон, нависающий над бассейном. Раздвигаю белые сетчатые занавески и отпираю задвижку, чтобы впустить немного воздуха. Легкий полуденный ветерок обдувает меня, рассыпая мои длинные каштановые волосы по плечам.

Мой безопасный пузырь блаженства недолговечен, поскольку «What's Your Fantasy» Ludacris’s сотрясает старинное искусство, которое висит у меня на стенах, своим глубоким басом. Я качаю головой, возвращаясь в комнату, где по-прежнему хранятся коробки со всеми моими вещами, которые еще не распаковала. Открываю дверь ванной, которая соединена с моей комнатой, и закрываю ее, прежде чем снять одежду, которую носила в школе. Скользнув в обжигающую, но успокаивающую струю воды, дважды умываюсь, прежде чем выключить кран и обернуть полотенце вокруг тела.

Выхожу из душа, когда вижу, что кто-то прислонился к дверному косяку другой комнаты, которая соединена с ванной. Из меня вырывается громкий крик, и я сжимаю полотенце вокруг своего тела. Я забыла об этой проклятой двери. Сейчас играет «Pony» Genuine’s, и я прищуриваюсь, глядя на высокого худощавого парня, стоящего передо мной со скрещенными на груди руками.

— Убирайся отсюда! — Указываю на его комнату.

Он посмеивается, его взгляд скользит по моему телу, и голова наклоняется.

— О, не стесняйся, сестренка. Я не кусаюсь… — Он усмехается. — Сильно.

Крепче сжимаю полотенце, осматривая его обнаженную грудь до того места, где гордо находится пресс из шести кубиков, с двумя мускулистыми руками, обрамляющими его торс. Большая татуировка в виде кельтского креста находится над его левой грудью, а справа у него растянулась татуировка с надписью.

Я смотрю на его лицо, где уголок его рта приподнимается в ухмылке. Кольцо в губе сбоку, и его глаза смотрят на меня, блестя озорством.

— Ты закончила трахать меня глазами, сестренка?

— Я не твоя младшая сестра, — шиплю я, сузив глаза. — Убирайся. Мне нужно переодеться.

— Ты не собираешься спросить мое имя? — спрашивает он, его гладкая, загорелая кожа светится в свете ванной, голубые глаза полны озорства. Он отталкивается от дверного косяка, о который опирался, и идет ко мне с огромным самодовольством, что может поспорить в развязности с самим 50 Cent. Его темно-русые волосы беспорядочно рассыпаны по всей голове, а рваные джинсы красиво свисают с бедер, демонстрируя ободок его трусов Phillip Plein. Он делает паузу, когда его грудь почти соприкасается с моей.