Моя панацея (СИ) - Манило Лина

— Очень просто. На будущее одно запомни: все счета и любую бумажку только на себя оформляй. Доверять кому-то, даже мужу, опасно для здоровья.

Инга пытается отстраниться, вырваться, а в глазах уже не паника. Злость. Удивление. Сотни эмоций, за которыми интересно наблюдать.

— Можешь позвонить в банк. Хоть министру экономики звони, мне плевать. Я всё равно прав: денег на счету Павлика уже нет.

Всхлипывает. Ей больно — даже мне это понятно, хотя меня чужие эмоции никогда не задевали. Но этой крошке невыносимо сейчас, чего уж тут говорить.

— И Павлика нет. Он сбежал. Когда ты это поймёшь, сразу легче станет.

Разжимаю пальцы. Инга мотает головой, не верит мне. Тёмные довольно короткие волосы падают на лицо, она не торопится их убрать. Словно замерла, а мой водитель плавно выкручивает руль. Он надёжный товарищ, потому что глухой. Очень важное качество. А ещё машину водит так, что любая дорога под колёсами мягче пуха кажется.

— Я всё равно вам не верю! — заявляет без излишнего надрыва в голосе. Смотрит на меня абсолютно сухими глазами, а в них злость.

Давай, детка, злись. Так веселее. Терпеть сопли и слёзы не могу.

— Твои проблемы, — пожимаю плечами, просовываю руку между сиденьями и забираю с переднего бутылку с водой.

Сушняк мучает, нервирует, а ещё мне нужна пауза. Просто немного перевести дух.

— Вы преступник! — объявляет и бьёт меня маленьким кулаком с остро торчащими костяшками бледных пальцев по плечу. — Похитили меня, это противозаконно. Меня будут искать! Вас посадят! Нельзя так с живыми людьми.

— Блефуешь.

Я не пытаюсь её задеть, но она действительно никому не нужна. Так иногда с людьми случается.

— Приехали, — говорю, когда машина снижает скорость у ворот моего дома.

Инга сжимается в комок, упирается, словно собирается провести в моей машине всю оставшуюся жизнь. Нет уж, я всегда играю по своим правилам. Даже на чужой территории веду в любой партии, не говоря уже о собственной.

Ворота поднимаются, показывается двор, где всегда тихо и спокойно. Почти всегда. Водитель паркует машину возле гаража, сам покидает салон практически бесшумно, а я выхожу на улицу. Огибаю салон, распахиваю дверцу со стороны Инги, а она шипит, точно дикая кошка.

— Что, первый шок прошёл и теперь показываешь зубы? — смеюсь, потому что сопротивляющаяся девушка меня веселит. — Не хочешь по-хорошему? Твоё право. Но всё равно будет так, как я сказал.

Тяну её за руку на себя и под оглушительные визги, под слабым градом отчаянных ударов, поднимаю Ингу на руки и иду к дому. Она мелкая, что тот котёнок, и такая же сердитая.

Кажется, дальше будет ещё интереснее.

Я сижу в просторной комнате… сколько уже? Не знаю. Она большая, наверное, уютная, обстоятельно обустроена. С красивым туалетным столиком для настоящих принцесс, кроватью под невесомым небесно-голубым балдахином, стенами цвета топлёного молока и большим арочным окном, выходящим в красивый сад, в котором царит янтарно-багряная осень. Просто сказочная идиллия — настолько, что дышать боязно в такой красоте.

Только всё это какой-то фарс. Я не понимаю, зачем я здесь. Для кого эта комната? Явно девичья. Кто здесь жил? Не могли же всю эту красоту в мою честь соорудить — ерунда это.

Когда незнакомец (надо хотя бы имя его узнать в самом деле) втащил меня сюда, то бросил лишь короткое: "Располагайся", и тут же вышел. Я даже сообразить ничего не успела, возразить, не то что возмутиться или попытаться сбежать. Всё произошло так быстро, резко, и дверь хлопнула оглушительно, отсекая меня от окружающего мира.

Потом я стучала в двери. Ногами, руками — чем угодно, лишь бы меня услышали. Орала даже истошно, звала на помощь, но кому бы я была нужна. Меня явно не для того здесь заперли, чтобы тут же давать свободу.

Я не дура, я сразу поняла, что никто мне не поможет, но во мне запоздало появилось столько злой энергии, что её просто необходимо было хоть куда-то выплеснуть. Даже если объектом будет несчастная дверь.

Я хотела запустить чем-нибудь в окно. Может быть, тогда получилось бы выскользнуть? Сбежать? Но, увы, не нашла ничего, чем можно было выбить стекло, а простым ударам оно не поддалось. Бронированное, что ли? Впрочем, я совершенно ничего не знаю о том, кто меня похитил, но вряд ли от него уйти так просто.

Отчего-то уже не страшно. Только холодно. Потом становится жарко. Только от одной мысли, что незнакомец мог оказаться прав, и Павлик действительно сбежал. С нашими деньгами. Но даже это — не самое главное, не самое плохое в этой ситуации. Если мой похититель не врёт, и Павлик меня бросил, тогда… тогда получается я четыре года жила с человеком, которого совершенно не знала. Который просто исчез из моей жизни, оставил на растерзание проблемам.

Но у меня пока нет на руках неоспоримых фактов вины мужа, а словам чужих людей верить нужно осторожно. Мало ли, кто что скажет. Что, каждому доверять? Я ведь совсем не знаю похитившего меня человека, не понимаю, на что в действительности он может быть способен. С какой целью он меня схватил в охапку, украл из моего дома и приволок сюда? Он… маньяк? А если он…

А если он убил моего Павлика? Вон, какие глазищи у него злые, какой он мрачный. И сильный. На моей коже отпечатками раскалённого железа воспоминания о его прикосновениях. В тех местах, где он меня касался, будто бы ожоги остались. Я даже задираю ткань светлой кофточки, рассматриваю свой бок, живот, ожидая действительно увидеть там следы чужих пальцев, ладоней. Но ничего нет, и все эти ощущения — лишь плод моего воображения.

Растираю кожу, яростно тру, чтобы смахнуть с себя воспоминания, хотя бы от тактильной памяти избавиться, но делается будто бы даже хуже. На меня давят стены, хоть они и очень светлые. Перед глазами всё подёрнуто дымкой, слегка качается и плывёт. Я снова плачу. Мысленно ругаю себя за это, но отчаяние изливается из меня потоками глупых никому не нужных слёз.

Плевать, что я уже взрослая, плачу и плачу. Не могу остановиться. Ещё и воспоминания накатывают внезапно, пропади оно всё пропадом.

Я снова чувствую себя маленькой девочкой, которую за малейшую провинность отправляли "подумать над своим поведением". Меня снова окунает с головой в прошлое, оно душит паникой, ощущением полной беспомощности и ненужности. Тогда я тоже сидела одна в комнате, а где-то рядом шумела жизнь, частью которой у меня никак не получалось стать.

За закрытой дверью шаги. Кто-то идёт в сторону моей комнаты, а я подскакиваю на ноги. Может быть, незнакомец всё-таки разберётся со своими тараканами в голове и отпустит меня. Я знаю, я наивная идиотка, но если он не изнасиловал меня сразу, не убил, то, может быть…

Может быть, всё обойдётся? Случится чудо? Ну, вдруг? Бывает же такое, да? С кем-то же чудеса эти, чтоб их, случаются. Чем я-то хуже?

Дверь распахивается, но на пороге совсем не тот, кого я ожидала увидеть. В широком проёме стоит водитель — тот самый, который вёз нас сюда.

Он коротко кивает, а я замечаю щедрую седину на его висках, хотя ему не больше сорока. Невысокий, сухой какой-то и абсолютно бесстрастный. На лице ни единой эмоции, лишь выражение отрешённости и какого-то скупого безразличия. Да уж, вряд ли его получится уговорить хоть на что-то.

Он подходит ко мне и протягивает лист бумаги. Обычный, A4, ещё тёплый после принтера.

Читаю короткую записку, а внутри вихрем самые разные эмоции.

“Меня зовут Егор, я глухой. Максиму Викторовичу пришлось срочно уехать, он приказал обеспечить вас всем необходимым. Через полчаса я вернусь, прошу подготовить список всего, что вам может понадобиться в ближайшее время. Чего угодно, я всё привезу максимально быстро. Ручку и бумагу вы найдёте в верхнем ящике. Я не знаю вашего вкуса, боюсь ошибиться в выборе. Всего доброго”.

Коротко кивает и разворачивается, чтобы покинуть комнату, а я трогаю его за плечо, останавливаю.