Выход (СИ) - Литвин Светла

— Соня тебе нравится? — спросила её, заранее зная ответ, но всё равно спросила, утирая слёзы.

Она утвердительно кивнула без промедлений. Тут и Мария радостно заулыбалась, но да, мы её замучили, и это было видно, даже с улыбкой. Купив платье, оставив девушке приличное вознаграждение за вход в наше положение и сверхурочную работу, мы вышли на морозный воздух.

— Ну наконец-то. — Пряников вцепился в Соню и повёл её к машине так, словно мы её сейчас у него вырвем из рук и больше не вернём.

— Садись в Лексус Кира-а-а. — деловито заявил Роман, намекая сразу же, на то, чем мы займёмся по возвращении домой.

— Нет, я на своей поеду. Мне завтра в десять утра нужно в ателье быть. Привезут ткани, я хочу посмотреть. — пошла к своей белой Панамере, Ромин подарок, мне, на получение водительских прав.

Рома на это моё заявление просто открыл дверь своего чёрного танка с пассажирской стороны. Спорить смысла не было. Пошла покорно в машину мужа.

— А… — только он сел в машину сам, я заикнулась о своей машине, но он предугадал.

— Я утром тебя сам отвезу, а потом машину подгоню к ателье. — проницательный Удав.

Утром я проснулась по звонку будильника в девять часов, хотя просила Рому разбудить меня в восемь утра.

Его самого дома уже не было, на кухне я не нашла завтрака и кофемашину он явно не включал. Стало моментально тревожно, но я не стала ему звонить на этой ноте. Тёплый душ помог успокоиться. А когда готовила себе кашу на завтрак, входная дверь хлопнула.

Убрала кастрюльку с плиты, и вышла радостная в прихожую встречать любимого мужа. Рома снял куртку, одновременно стряхивая с волос снежинки.

— Где ты был? Я тебя потеряла. — подошла ближе, и осеклась, мелком оглядев Рому.

Красные капельки на его белой рубашке довели до дрожи мгновенно. Ноги стало покалывать, душа заметалась, сердце просто навынос и меня повело с чёрными пятнами перед глазами. Прижалась спиной к шкафу, чтоб не упасть. Набатом в голове билось «этого не может быть», поэтому только я не закричала на него, не обвинила. Но испугалась до ужаса.

— Ездил твою машину забирать. Славка меня подобрал. Просто не смогу тебя в ателье увезти, нужно на объект ехать. Секретарь новый перепутал даты. Я думал завтра. — он, говоря со мной, начал расстёгивать рубашку, внутри всё похолодело, передёрнуло от воспоминаний и меня затошнило. — Кира, дай, пожалуйста, чистую рубашку, я тут немного испачкался. Вот, это тебе, кстати. — протянул мне контейнер с красной ягодой.

— Что это? — взяла неверными руками, заставляя пойти себя в гардеробную за чистой рубашкой.

— Брусника. Рита передала, сказала полезно беременным, для почек. Морс свари. — уже вслед мне крикнул Рома.

— Хорошо. — подала Роме рубашку, убеждая себя, что это не кровь, это сок ягоды.

— Ты чего такая? — он пристально на меня посмотрел и ждал ответа.

— Не позавтракала, что-то голову кружит. Пойду кашу поём, я уже сварила. — ответила с улыбкой, обняв Рому.

— Может, тогда не поедешь в ателье? Я вернусь домой через час. Не езди никуда. — просьба перешла в приказ.

— Хорошо. Пинается! — указала, куда пришлось, потому что сынок спал как сурок.

Просто для успокоения. Сама себя накрутила, а эта забава возвращала чувство беззаботности и счастья.

— Это он есть, просит, иди корми себя и ребёнка. — Рома развернул меня в сторону кухни, повесив мне на плечо рубашку с красными пятнами, не стал ловить пиночки.

— Жди меня дома! Я скоро! — крикнул Рома из прихожей, и хлопнула входная дверь, когда я давила одну ягоду за одной на его белую рубашку, радуясь идентичности пятен.

Роды начались раньше срока на восьмом месяце, хотя видимых причин для этого не было. Просто отошли воды, когда я стояла на кухне, нарезая мелко зелень для салата. Рома был в этот момент рядом и такого страха в его глазах, я, пожалуй, не видела даже там, в кабинете, когда чуть не спустила курок. Хотя тогда из-за слёзной пелены я, вообще, мало что видела в тот момент.

— Тридцать семь недель — это, вообще, уже доношенный ребёнок. У вас не преждевременные роды, а физиологические. — успокаивающе говорила фельдшер в машине скорой помощи, когда мы ехали в перинатальный центр.

— Что это значит? — мой умный Удав совсем растерялся, до него не доходил смысл слов и его рука которой он нежно держал мою ладонь была холодной, отчётливо дрожащей.

— С тридцать седьмой недели, по сороковую, оптимальный период для рождения ребёнка. После сороковой недели ребёночек считается уже переношенным. Наоборот, хорошо и легко сами родите. У вас такой примерный вес плода хороший. Три килограмма. Богатырь! — с улыбкой сказала женщина, только Рому её речь вовсе не успокоила.

— Да, ему просто тесно стало. — поддержала врача с улыбкой, мне было волнительно — хорошо, чего нельзя было сказать о Роме.

Его трясло, лицо не выражало ничего, кроме, страха и недоверия словам фельдшера, взгляд растерянный, но он промолчал, чтоб меня не нервировать. А я же отчего-то не чувствовала ни тревоги, ни беспокойства. Волнительно только было, от понимания, что уже сегодня я возьму нашего сына на руки. Я знала, что всё будет хорошо, малыш родится здоровым и нет причин для беспокойства. Разве что Рому хотелось пожалеть, больно печально он выглядел.

Сами роды проходили легко и не только под контролем лучших врачей, но и под неусыпным и чутким вниманием Романа. Он хоть и короткое, но всё время родов, стоял позади меня и едва касался моего плеча. Следил больше за действиями врачей, а когда Ванечка родился, поцеловал меня стремительно в пересохшие губы.

— Спасибо за сына Кира. — шепнул на ухо хотя наш мальчик так громко кричал, но я его услышала.

Ответить только не успела, лишь встретились с ним взглядами и мне на грудь положили Ванечку. Такой горячий, тяжёленький, и совсем на Рому непохож. Наш первенец — моя маленькая копия в мужском варианте. Тёмные глазки и тёмные волоски на голове. Ничего общего с тем мальчишкой из сна, которого Рома поднимал над головой.

Несколько минут нам дали полюбоваться нашим сыном, а потом забрали, перерезав пуповину.

— Когда мне его вернут? — спросила с тревогой, это Рома мог подойти к столу, где обмывали и измеряли ребёнка, что он собственно и сделал, а я была по-прежнему прикована к кровати.

— Вернут, не переживайте мамочка, себе точно вашего малыша не оставим. — сказала одна из медсестёр улыбаясь, и ставя мне капельницу.

Спустя три часа, мы нашей маленькой семьёй в три человека были в палате. Я, полулёжа на кровати, держала Ванечку на руках у груди, малыш уже поел и безмятежно спал, но я не могла спустить его с рук. Рома, похожий на врача в белом халате, стоял на коленях опираясь локтями на кровать и, так же как я, не мог оторваться от ребёнка.

— Возьми его на руки. — попросила Рому, осознав, что за это время он подержал его лишь однажды, ещё в родзале.

— Сейчас. — Рома моему предложению обрадовался, встал, подвинул кресло вплотную к моей кровати и осторожно взял на руки сына.

— Один есть, осталось ещё девять. — с улыбкой глядя на Ванечку, прошептал Рома.

— Каких девять? Ты с ума сошёл? Максимум ещё двоих. — так же тихонько возмутилась, всё-таки рожать мне, а не Роме.

— Ладно. — согласился Рома, но больно хитро прищурился в этот момент.

Пять лет спустя

Я готовила на кухне ужин, когда ко мне подбежала Наташа.

Дочь Сони и Егора. Она гостила у нас, пока её мама была в роддоме, родив ей на днях младшую сестрёнку.

— Тётя Кила, а Ваня не даёт мне поиглать в палавозик. Они со Славой сказали, что девочкам нельзя иглать в палавозы. — малышка под конец своей жалобы скуксилась и чуть ли не расплакалась.

Присела на корточки перед ней, чтоб предложить кое-что поинтересней.

— Подумаешь, паровозы. Ерунда какая! Мы с тобой лучше манник на десерт испечём. Поможешь мне? — можно было и не спрашивать, Наташины глазки загорелись восхищением.