Дочь брата (не) для меня (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна

— Бесполезно, Лизавета, ему уже не помочь, — цедит сквозь зубы тиран и тащит меня все дальше, а я царапаю чертовы пальцы в кровь, отчаянно цепляясь за ветки, спрятанные в траве.

— Че, заливаю? — спрашивает у отца Бугор и когда видимо получает положительный ответ от него, мне в нос почти тут же ударяет запах бензина.

Я в панике перевожу взгляд на Бугра и понимаю, что он сейчас делает. Короткими, четкими движениями, он выплескивает из канистры бензин, обливая и машину и Руслана.

Ужас ледяной змеей ползет по моему телу, оставляя после себя отвратительную липкую испарину. Я даже над верхней губой ее почувствовала.

— Папа нет… нет… — истерично повторяю одно и тоже, — прошу не делай этого, не надо, — дрожащий голос срывается в хрип, — я сделаю все что ты скажешь, только не делай этого…

— Во-первых Лизавета, — он с силой толкает меня на землю, при этом делает знак куда-то мне за спину, и на мои плечи тут же ложатся знакомые пальцы-сосиски, — ты и так будешь теперь делать только так, как я скажу. Во-вторых, я больше не допущу, чтобы меня опрокидывала баба. Мне хватило твоей потаскушки-матери. Тебе так поступить с собой, я не позволю. И в-третьих… — его губы искривляет хищный оскал, когда он поочередно смотрит то на меня, то на Руслана, — после сегодняшнего дня, тебе вряд ли когда-либо захочется еще трахаться, — и его тело начинает сотрясаться от беззвучного смеха.

Это выглядит так пугающе со стороны, что меня невольно прошибает холодный пот.

— Пап, — осипшим голосом позвала его…

— Не смей меня больше так называть, — рявкнул он так громко, что мне заложило уши, — у меня больше нет дочери. Теперь для меня ты просто грязная, мерзкая блядь.

Он сплюнул это слово так гадостно, как будто на моем месте сидело что-то отвратное и скользкое.

Глаза защипала от обиды.

— Можешь не лить воду, она не поможет, — холодно сказал отец и я заметила, как он скользнув за пояс брюк, выудил из под свитера пистолет.

— Черт! — выдохнула громко… со свистом.

Отец зыркнул на меня так красноречиво, что во рту все пересохло вмиг. Он резко развернулся на пятках и направился в сторону Руслан.

— Черт! Черт! Черт! Что он делает? — мой голос срывался после каждого слова, — эй, пальцы-сосиски останови его… слышишь?! Останови! — из-за паники и страха, что затмили мой разум, я не думала, что говорю и что делаю.

— Остановись, пап! — взвыла я нечеловеческим голосом, когда он направил оружие в сторону Руслан. — Боже… папа… НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Глухой выстрел разорвал мой мир на куски…

Вспыхнувшее пламя, лизнувшее искорёженный металл, ослепило, поглощая под собой не только остатки моего благоразумия, но и инстинкт самосохранения. Мое тело, будто в агонии выгибается в руках Лекса, и я каким-то чудом выворачиваюсь так, что оказываюсь на свободе.

— Ах, ты сучка! А, ну стоять! — орет мне в спину бугай, а я со всех ног несусь туда, где точно найду спасение.

Слезы застилают глаза, и в мыслях бьется только одно:

«Чертов, придурок! Как ты, мог оставить меня одну?!»

До машины, где рыже-красное пламя становится все жарче, остается всего лишь несколько широких шагов, когда оглушительный удар срубает меня с ног.

По инерции выставляя руки перед собой я лечу вперед, но в глазах уже темно, но я продолжаю чувствовать … как мое тело ударяется о твердую землю и я уже кувыркаясь продолжаю катиться по ней.

— Бляядь! — слышу будто сквозь вату злой голос отца и еще что-то… что-то протяжное… надоедливое… как будто звуки сирены.

— Уходим, — коротко говорит Бугор, а дальше… сознание покидает меня.

Но последнее, что понимаю точно… так это то, что есть надежда на то, что нас с Русланом могут спасти…

Из вязкого бессознания, меня медленно выдергивает два чувства суровой реальности.

Первое это то, что я ощущаю, как нещадно затекли руки, а втрое — дикий холод, который сковывает тело так, что пошевелиться невозможно.

Твою мать! Это ж как нужно было вырубиться, чтобы ни разу не перевернуться?!

Морщась, раздираю слипшиеся от влаги ресниц и несколько раз сморгнув рассеянный взгляд, в растерянности оглядываюсь по сторонам.

— Эй?! — с ужасом выдыхаю я, когда ко мне приходит осознание того, что я нахожусь не в больничной палате, а в огромном помещение, в котором беспросветно темно и зловеще тихо. Черные углы давят зябким холодом и я громко сглатываю, неожиданно ставшие жидкими слюни.

— Эй! Где я? — голос срывается на хрипение, которое эхом проносится под сводами помещения и я понимаю, что нахожусь в каком-то амбаре.

Я с силой дергаю руками, задратыми высоко у меня над головой и тут же слух царапает мерзкий лязгающий звук металла о бетон.

Блядь! Этого не может быть!?

Черт! Снова я вляпалась в какое-то дерьмо?! Ну, от чего это происходит со мной!?

Паника раздирает все мое самообладание в клочья, и я с остервенением начинаю дергать руками.

— Черт! Черт! Черт! — неистовое сипение вырывается из моего горла и глаза мгновенно наполняются горючей влагой.

Нет… нет… нет…

Я не могу поверь в происходящее.

Мой мозг начинает медленно плавиться от возникающих каждую секунду вопросов.

Бесполезно кручусь на одном месте волчком, в попытке высвободиться из крепких пут и не сразу замечаю в хаотичности истерических стенаний, что в помещении я уже не одна.

Первую тень замечаю только в тот момент, когда где-то у меня над головой раздается характерное потрескивание при включении люминесцентных ламп.

— Эй! — от жидких слюней, что то и дело усердно приходится сглатывать, в горле исчезла сухость и мой голос теперь звучит очень звонко и громко. — Кто, здесь? Что вам от меня нужно?

Паника не дает здравомыслию хладнокровно оценить ситуацию.

Клокочущий в груди страх, подстегивает мое неистовое желание вырваться из крепких пут… Первобытный инстинкт самосохранения затопляют все чувства осторожности, и я делать всё возможное, чтобы как можно скорее вырваться на свободу иначе… коротко перевожу дыхание… быть беде…

Звонкий хлопок, на мгновение заставляет застыть на месте, и я ошалело озираюсь по сторонам в поисках источника звука. Щелчок и прямо в нескольких метрах от меня, тени начинаю оживать, и одновременно с их движениями загорается приглушенный свет.

— Папа?! — в недоумении смотрю на мужчину, который восседает на стуле в метрах десяти от меня.

Меня будто в кипяток упускают с головой. В черепной коробке так горячо, что предохранитель не выдерживает и перегорает. Я теряюсь на каких-то доли секунды в прострации, пока мозги медленно перезагружаться начинают… и как только все становится на свои места, у меня нутро все покрывается толстенным слоем инея.

Блядь! Как же я наивно сама себя обманула, на поляне.

Теперь я поняла, что призрачная надежда на то, что нас с Русланом спасут, в тот момент, когда я потеряла сознание, была безжалостно растоптана в пух и прах.

В горле засаднила ядовитая горечь, когда перед глазами вспыхнул образ Руслана в огне… получается если я здесь, то … Руслан мертв?!

Безудержными горячими ручьями слезы полились из глаз… О своей участи в этот момент я не думала совершенно…

— Лизавет, ты что моя дорогая плачешь? — фальшиво-участливо рокочет под потолком пустого помещение голос отца.

Дернув подборок в сторону, чтобы скрыть слезы от отца, вдруг вижу то, от чего в мыслительном аппарате наступает полный пиздец…

Оказывается я стою перед мужчиной… ой, блядь! оказывается пока я про себя все раскладывала по полочкам, даже не заметила того, что пространство сзади отца заполнилось десятком мужиков… и то что я, подвешенная на крюк с завязанными руками нахожусь перед ними в одном нижнем белье. И конечно же надо быть полной дурой, чтобы не догадаться, что за наказание придумал мне отец и к чему были сказаны им слова перед тем, как выстрелить в Руслана.

Нутро скручивает животный страх в тугой комок и чувствую, что еще чуть-чуть и меня стошнит от переизбытка эмоций. Часто-часто начинаю хватать мелкими глотками воздух, чтобы хот как-то остановить закручивающуюся в черную воронку панику, готовую поглотит мое сознание, стоит только дать послабление своей воле.