Эта девочка Моя (СИ) - Царева Вероника

Мы заходим внутрь, и все взгляды устремляются на меня, как будто я какой-то серьезный преступник или что-то в этом роде. Это небольшое отделение полиции, и кажется, что все знают, почему я здесь. Дознаватель Симонов выходит из-за угла и приветствует меня в своей обычной безэмоциональной манере.

— Кирилл, пойдем со мной.

Он показывает на дверь, и я начинаю идти, мой отец следует за мной по пятам.

— Мне жаль, но вы не сможете пойти с нами.

— А почему? Мой сын арестован?

Голос отца отскакивает от стен, заполняя небольшое пространство.

— В данный момент нет, однако сегодня, я предложу вашему сыну добровольно сдать генетический материал для теста ДНК и тогда уже посмотрим.

— ДНК? Для чего? Он не насиловал ее.

Гнев звучит в словах отца.

— Есть человек, который заявил, что это не первый раз, когда ты совершаешь что-то подобное. Одна девушка заявила, что ты совершил над ней сексуальное насилие. Она обратилась в больницу для проведения экспертизы на предмет изнасилования, которая дала положительный результат.

Мой пульс учащается, желудок скручивается в тугой узел. Меня подставили… нет другого способа объяснить, почему все это свалили на меня.

У меня никогда не было секса с девушкой больше одного раза, и я никогда не занимался им девушками, которые этого не хотели. Никогда.

Да, я причинил боль Диане, но есть огромная разница между изнасилованием и записью без ведома.

— Что? — рычу я. — Это смешно. Почему ты вообще обвиняешь меня в чем-то настолько отвратительном? Я бы никогда этого не сделал.

Полицейский смотрит мне прямо в глаза и говорит:

— Потому что девушка конкретно назвала твое имя. Некая Мария Мальцева, вам ничего не напоминает ее имя?.

Я кривлю губы, мои вены наполняются льдом.

— Вы, наверное, издеваетесь надо мной.

Следующие несколько часов меня допрашивают те же два дознавателя, которые допрашивали меня в первый раз. На половине этого процесса в кабинет заходит девушка и берет мазок с внутренней стороны моей щеки, для того чтобы провести тест ДНК.

Я не знаю, сколько раз они задают мне одни и те же вопросы снова и снова. Они хотят сломать меня, заставить признаться, но признаваться не в чем.

Через некоторое время я просто пытаюсь не слушать их. Я думаю о выражении на лице моего отца, когда они обвинили меня в изнасиловании. Я знаю, что он не хочет в это верить, но когда я смотрел в его глаза, я видел, как его терзают сомнения. Я хочу злиться на него за то, что он не верит мне, но как он может после всего того, что я сделал. После того, как я разочаровал его. Все улики указывают на меня, поэтому я не могу винить его за то, что он сомневается.

Я отказался от адвоката несколько часов назад. Я не видел в этом смысла. Они не могут заставить меня признаться в том, чего я не делал, и нет никаких доказательств, потому что это был не я.

— Хорошо Кирилл, пока это все вопросы, которые я хотел тебе задать. Но я думаю, мы скоро увидимся, — говорит дознаватель, выглядя при этом недовольно.

Мне плевать на его гребаные чувства. Я выхожу из комнаты и быстро иду по коридору, опасаясь, что они могут передумать и запереть меня в одной из камер. Когда я добираюсь до небольшой зоны ожидания у входа, я понимаю, что моего отца здесь больше нет.

Я выхожу на улицу, надеясь, что он может быть снаружи, но, осмотрев все возможные места, я его не вижу. Для меня не должно быть неожиданностью, что он ушел, но все равно это неприятно.

У людей есть тенденция бросать меня, и это еще одно напоминание об этом. Когда тебе кто-то нужен, его нет рядом, по крайней мере, так происходит в моей семье.

Я достаю телефон, чтобы набрать номер отца, но не могу заставить себя нажать на кнопку вызова. Я решаю бежать домой, так как я все еще в тренировочной одежде. Это всего около пяти километров плюс-минус, так что я добегу меньше чем пятнадцать минут.

Я начинаю с легкого бега, но он быстро переходит в полноценный, я набираю скорость с каждым шагом. Мои легкие горят, но это чувство, заставляет меня чувствовать, что я наконец-то могу дышать.

Я бегу и бегу, словно пытаюсь обогнать все проблемы, которые происходят в моей, я спрашиваю себя, как я дошел до этого…

Как моя жизнь стала такой хреновой?

Диана

Как только Марк входит в мою комнату, я понимаю, что что-то случилось.

На его лице нервное выражение, граничащее с испугом. Даже не зная этого, я могу понять, что он собирается рассказать мне что-то, что мне очень не понравится.

— Диан, кое-кто пришел поговорить с тобой.

Я закрываю глаза и качаю головой. Моя грудь начинает вздыматься от неровного дыхания. Я чувствую, как ко мне подкрадывается паника.

— Нет, нет, я не хочу ни с кем говорить.

— Я знаю… но боюсь, что без этого не обойтись. Это полиция, и они хотят поговорить с тобой. Я думаю, это было бы полезно для тебя.

— Для меня было бы хорошо, если бы все оставили меня в покое, — бурчу я, впервые за несколько недель почувствовав прилив гнева.

— Они в гостиной, ждут тебя. Ты хочешь пойти туда или хочешь, чтобы я позвал их сюда?

Я качаю головой. Я ни за что не хочу пускать их сюда, это мое безопасное пространство в течение нескольких недель, и я не позволю им вторгнуться в него. Я отталкиваюсь от кровати. Марк громко вздыхает, проводит рукой по волосам, и я понимаю, что он испытывает облегчение.

— Я буду в своей комнате, если понадоблюсь, хорошо? Если только ты не хочешь, чтобы я пошел туда с тобой.

— Нет, я пойду к ним одна, — говорю я ему, нет необходимости вовлекать его в этот неприятный разговор.

Я выхожу в гостиную и вижу мужчину и женщину, сидящих на диване, оба улыбаются мне, как только видят.

— Привет Диан, очень приятно познакомиться с тобой, — приветствует меня женщина. Ее голос мягкий и успокаивающий. — Меня зовут Елена Кострова, я дознаватель полици.

Я слегка киваю и сажусь в кресло. Часть меня хочет убежать обратно в спальню и спрятаться в кровати, в то время как другая часть меня знает, что пришло время поговорить, пусть даже совсем немного.

— Диан, это следователь по делу Кирилла Цепова. Он будет только слушать и делать некоторые записи. Вопросы тебе буду задавать я, ты не против?.

Я снова киваю, и она продолжает.

— Я знаю, что тебе будет трудно говорить об этом, но нам очень важно получить от тебя показания.

Я делаю поверхностный вдох, но воздух с трудом наполняет мои легкие.

— Хорошо, задавайте свои вопросы, я хочу, чтобы все это побыстрее закончилось, — говорю я, и хотя я знаю, что говорю грубовато, но она только улыбается мне, не обращая внимания на мой резкий тон.

— Диан, Кирилл Цепов совершал над тобой сексуальное насилие?

Мое сердце начинает болеть, когда я слышу его имя, рана на нем все еще свежа. Это так больно, что мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, о чем она только что спросила.

— Нет, он не делал ни чего подобного, — отвечаю я и смотрю, как следователь что-то записывает в блокнот.

Я хочу спросить его, что он записывает и почему, но почему-то не делаю этого. Я не хочу подвергать себя чему-то большему, чем нужно.

— Запись, которая была разослана студентам вашего вуза, вы знаете, когда и где она была сделана?

Я стараюсь держаться и не давать волю эмоциям, но это становится все труднее и труднее с каждой секундой, когда они задают вопросы, которые заставляют меня вспомнить человека, который разбил мое сердце на части.

— Она была сделана в моей комнате, через несколько недель после того, как я начала учиться здесь.

— Вы уверены? У нас есть основания полагать, что она была сделана на вечеринке, которую вы посетили через несколько дней после этого. На той же самой вечеринке, где по нашей информации вам подсыпали наркотик.