Иванова, на пересдачу! (СИ) - Новикова Татьяна О.

Ну а чего терять? Если мы расстанемся, то бесполезно удерживать человека. Пусть уж знает, что я не из тех, кто готов кинуться к нему с распростертыми объятиями. Нет уж.

Я ни в чем не виновата. Никогда не изменяла. Была верна. И ребенок — не моя постыдная ошибка, чтобы я отдувалась за неё или вымаливала прощения.

— Согласен, — кивнул Стас, дослушав мою гневную тираду до конца. — Полностью согласен. Даша, я придурок. Конченый идиот. Уехал, не разобравшись. Оскорбил тебя этим. А потом сидел и думал… случаются же ошибки. Даже по теории вероятности, — он потрогал дужку очков, как делал всегда, когда сильно нервничал. — Оказалось, что бесплодие всякое бывает. И излечимое, и неизлечимое. Оказалось, что женщины беременеют даже от тех, на ком крест врачи поставили. Ты не представляешь, сколько я всего перечитал за эти дни! Азооспермия, некрозооспермия, — каждое слово он произносил по слогам. — И это только начало! Откуда я знаю, какая у меня там спермия? Анализы получил, консультацию по телефону выслушал. Даже не запоминал, что врач говорит. Бесплоден, и всё тут.

Дернул себя за волосы, волнуясь всё сильнее. Ногой затряс, как подросток перед экзаменом.

Я так и сидела с сопроматом на коленях, стараясь не думать ни о чем, чтобы опять не заливать кровать слезами.

— Я не знаю, что на меня нашло, — раздосадовано сказал Стас. — Не знаю, почему первым же делом решил, что ты изменяешь мне. Это было неправильно. Ты не давала мне повода усомниться, а я…

— Тебя можно понять. Не очень-то везет на невест, да? Все беременеют незнамо почему. Хочешь, сделаем тест ДНК? — криво ухмыльнулась.

Ну а что, мне-то скрывать нечего.

Правда, если он согласится, я почувствую себя ещё хуже. Ибо примирение наше будет сомнительное. С душком. Типа помирились, типа безоговорочно верит, но анализ всё-таки пройди.

— Не хочу, — ответил резко. — Это мой ребенок, а ты — моя невеста. Ты же оставишь его?

— Да.

Облегченно выдохнул, словно опасался, что я откажу или начну шантажировать как Настя, превращая своё пузо в объект манипуляций.

— Так сколько недель? Или как там считается?

Посмотрел на мой живот с недоверием и опаской. Я пожала плечами.

— Не знаю, к врачу ещё не ходила.

— Но ты пойдешь?

— Обязательно. Записалась на следующий понедельник.

— А меня возьмешь?

Этот вопрос, наивный такой и бесхитростный, заставил меня истерично расхохотаться. Я представила Измайлова, сидящего в очереди среди беременных девушек или мнущегося за моей спиной, пока гинеколог проводит осмотр или берет анализы.

Будет держать за ручку как прилежный глава семейства.

— Оно тебе надо?

Поморгал так рассеянно. Удивленно, будто бы хотел сказать: ты что, издеваешься?!

— Разумеется! — воскликнул горячо. — Наш ребенок. Не может быть. Я ведь думал, что всё, конец. Никаких детей. Никогда. А теперь…

Звучало, конечно, хорошо. Желанно. Но я не могла так просто отпустить ситуацию. Нужно прояснить всё здесь и сейчас. Лучше трижды переспросить, чем потом мучиться от незнания.

— Ты точно веришь, что я тебе не изменяла?

Стас ткнулся мне в колени лицом, и мне не захотелось выворачиваться. Теплый такой, даже горячий.

— Верю. Прости меня за всё. Никогда больше не обижу тебя. Не уйду. Не сбегу. Всегда буду рядом, только останься со мной, Даша. Ты нужна мне. Я без тебя загибаюсь, превращаюсь в затворника, мир ненавижу. Ты меня человеком делаешь. Прости, что я… такой.

Кажется, он не лгал. Не юлил. Был честен.

Значит, всё-таки поверил?..

— Я догадывалась, что просто с профессором-технарем не будет, — хмыкнула безрадостно. — Иллюзий на твой счет не строила. Но к врачу ты все-таки сходишь и сдашь анализы повторно. Ради меня.

— Даш, это необязательно, — я цыкнула, и он вздохнул. — Хорошо.

— Вот и славно. Слушай, — меня вдруг осенило, — а вдруг ребенок Насти… ну… тоже от тебя.

Измайлов дернул плечом.

— С этим тоже разберемся, но позднее. Настя уже пристроенная, Игорь с неё пылинки сдувает и выбирает, в какой цвет покрасить детскую спальню. Ну, а если ребенок мой — не откажусь. Я поговорю с ними, Даш. Но не сегодня. Сегодня я хочу быть только с тобой.



Он приблизился ко мне. Взглянул в глаза так, как смотрят на что-то бесценное. А затем тронул мои губы своими. Нерешительно. Боясь отказа. Боясь, что между нами исчезла та искра, что разжигала интерес.

Боясь, что мы отныне чужие люди.

Но я ответила на поцелуй.

Потому что простила его. Потому что верила ему. Потому что понимала: не бывает идеальных людей, как не бывает и идеальных поступков. Мы все косячим. Главное — осознать свою ошибку раньше, чем случится что-нибудь непоправимое.

Можно, конечно, обижаться. Из вредности махнуть хвостом и сбежать, дожидаясь извинений. Типа: я страдала, теперь ты страдай.

Но зачем?

Это не сделает нас счастливыми, только отдалит лишь сильнее.

А я не хочу бегать друг от друга. Я хочу родить ему ребенка. Хочу просыпаться с ним по утрам. Хочу становиться лучше ради него.

Потому что я влюбилась в Станислава Измайлова так сильно, что не представляла, как прожить без него ещё хотя бы день.

Страшен тот мужчина, что подходит к интересному положению своей жены с научным интересом. Который проверяет на ней житейские теории ("не хочешь огурчик с молоком?") и зачитывается энциклопедиями.

Ещё пометки делает: ага, не прокатило, селедку шоколадом она не заедает.

Стас Измайлов мог получить докторскую в области акушерства и гинекологии, потому что разбирался в моей беременности лучше меня самой. Он даже первым объявил:

— У нас будет мальчик.

По каким-то неведомым мне параметрам, чуть ли не по народным поверьям.

Но ультразвук подтвердил эти слова.

Мальчик. Малыш. Наш собственный комочек счастья, который в настоящее время избивал материнские органы с особым садизмом. Мы единогласно решили назвать его Егоркой.

Хорошее имя, да и звучит солидно: Егор Станиславович.

Девять месяцев пролетели незаметно. Сначала мы со Стасом долго притирались друг к другу. Всё-таки оба с характерами, можем и вспылить. Потом осознавали себя почти родителями.

Получалось с переменным успехом, но обошлось без кровопролития.

Кстати, наш уход из общежития обсуждали ещё несколько месяцев. Я бы даже сказала: складывали легенды о том, как Измайлов ввалился в мою комнату, а через час вывез меня оттуда вместе с пожитками.

Ребята даже делали ставки, когда я вновь вернусь в общагу, считая, что у нас такие любовные игрища: уехала — забрал — опять уехала.

Не вернулась.

Никогда уже не вернусь.

Измайлов сдал анализы, и врач долго втирал ему что-то про улучшение показателей. Мол, в редких случаях такое бывает. Случаются погрешности. Его спермограмма — слово-то какое жуткое — не была идеальной, но процент того, что сперматозоиды удачно доберутся до цели, имелся.

Везунчик-Стас воспользовался этим процентом.

Мы поженились тихо, сыграли скромную церемонию в кедах и джинсах, торжественно поужинав в пиццерии. Родственникам сообщили о свадьбе уже по факту. Очень уж я не хотела нервничать из-за маминых закидонов.

Разумеется, мои родители обижалась на нас несколько недель (даже подружились с родителями Стаса ради такого дела и вместе бойкотировали новоявленное семейство), но когда поняли, что скоро станут бабушкой и дедушкой, растаяли.

— Ты пьешь витамины? — строго вопрошала мама по утрам. — Тебе выслать морс из черноплодной рябины? Она полезная.

Я не представляла, какими путями мама собиралась выслать мне эту рябину (бутылками через почту, что ли?), но всякий раз отказывалась.

А ещё родители пытались наведаться к нам в гости, дабы помочь с беременностью — интересно, как? ребенка за меня выносить? — да только я была непреклонна.

Нет уж. Надо держаться друг от друга на расстоянии, чтобы любить и понимать. Чтобы не скандалить по мелочам. Чтобы не ругаться из-за воспитания внука и не делить кухню. Чтобы успеть соскучиться перед следующей встречей.