Заставлю тебя полюбить (СИ) - Асхадова Амина

Он настиг меня у двери.

Быстро, молниеносно. Без шанса на спасение.

Я дернула ручку, и там меня ожидало поражение — сквозь охрану мне не пробраться, даже если уложу Давида.

— Куда собралась?

Я охнула от той силы, с которой он приложил меня к стене. Давид навалился на меня всем своим весом, прижимая к стене.

И захлопнул дверь.

Также безжалостно, как застегивал наручники вчера на моих запястьях.

— Убей или отпусти! — процедила сквозь зубы, — нас ничего с тобой не связывает. Ничего, кроме ненависти!

Сердце затрепыхалось в груди — оно забилось так сильно, аж до боли, когда Давид замахнулся.

Я видела перстень на его пальце — он тяжелый, увесистый. Если Давид ударит, мне несдобровать.

Я зажмурилась и приготовилась к пощечине… одну ведь уже получала. Немного знаю уровень боли, немного готова.

Секунда, две, три.

Я долго ждала.

Но боли не последовало. Давид не обидел меня… не оскорбил.

— Сука… — выдохнул тяжело, прерывисто.

Я открыла глаза и напоролась на его взгляд — в нем была ярость и немного горечи. Давид тяжело дышал, его ладонь впечаталась в стену над моей головой…

Он думал о страшном.

— Он тебя бил?

— Один раз, — я не стала скрывать.

— У вас что-то было? Если он тебя трогал, я все равно узнаю, — пригрозил Давид, — говори правду.

— Конечно, нет…

Зверя это не успокоило.

Давид сжал меня за талию и предупредил:

— Он урод, Жасмин. Во всем мире есть только два человека, которые способны на черную жесть. И я знаю обоих.

— А ты… чем ты лучше?

Я не заметила. Не заметила, как Давид помрачнел.

Как мелкая дрожь пробила его пальцы рук, которыми он касался меня.

— Не смей сравнивать нас.

Я кивнула и подчинилась.

Если жить хочу — больше не посмею. Признаться в любви другому, а затем сравнить их обоих — это почти самоубийство.

— Что между вами произошло? Почему Монарх хочет тебя убить?

Я прильнула к груди Давида, затаив дыхание, ненароком задела жесткие пуговицы на его сорочке и почувствовала, как провалилось его дыхание.

Давид все еще сладко реагировал на мои ласки.

Ненавидел, но хотел.

— Монарх — это даже не прозвище, Жасмин, — зверь дышал прерывисто, — он лгал тебе. Этот ублюдок имеет другое прозвище.

— Имя тоже? Расскажи мне, кто он такой.

Я нырнула пальчиками под лацканы пиджака, пригладив приятную ткань. А затем подняла глаза и медленно провела ладонями по напряженной груди.

Мне хотелось успокоить зверя, приласкать…

Мне хотелось узнать больше о моем Монархе.

И когда Давид это понял, он с силой опустил моего руки, запрещая касаться его.

— Довольно, девочка. Ты больше никогда его не увидишь. Я сотру память о нем из твоего сердца.

— Значит, все-таки убьешь меня? — я иронично усмехнулась.

И тихо вскрикнула. Давид обхватил мои запястья и дернул на себя.

Оказавшись вблизи, я посмотрела на его губы — они умели иронично изгибаться, насмешливо смеяться и искажаться в зверином оскале. Но при каждой эмоции они оставались чувственными.

С таким мужчиной каждая хочет целоваться… почему Давид выбрал меня?

Я выстрелила в его сердце, обосновала это любовью к другому, но Давид по-прежнему выбирает меня. Хочет меня. Забирает с собой в Москву и даже не отдал меня псам Романа.

— За что ты мне далась?

В его словах — горечь.

Я прильнула к стальной груди, уткнулась носом в жесткую шею и вдохнула его запах.

Я других мужчин не знала.

Не знала, как пахнут другие… я только Давидом дышала.

— В чем проблема быть обычной женщиной, Жасмин?

Я поцеловала его в шею — туда, где лихо билась жилка. Давид тяжело сглотнул, кадык дернулся, а глаза повязли во тьме.

В ответ на мои поцелуи Давид крепче вжал меня в стену.

Он наказывал меня за лживые ласки.

— Даже в эту гребаную минуту ты лезешь в мои штаны, чтобы выцепить пушку! Я бы дал тебе все, сука. Дал бы больше, чем мог дать он.

— Проблема в том, — я облизнула враз пересохшие губы, — что нормальная тебя бы не заинтересовала.

Меня спас звонок.

Давиду позвонили сообщить, что Роман разбился на машине. Фура превратила его седан в груду металла. Скорость была огромная, шансы на выживание — заведомо стремились к нулю.

Это произошло на трассе, ведущей к кладбищу.

От многочисленных повреждений Роман скончался на месте.

Я похолодела: кто мог подстроить аварию?

— Для меня это тоже новость. Поверь мне, Давид, — попросила я.

Он покачал головой — в стечение обстоятельств никто из нас не верил. За нами явно наблюдали.

— Ты потеряла мое доверие, Жасмин.

Я кивнула: это было ясно по охране, караулившей меня за дверью. Я теперь под присмотром, и все события — на моей совести.

— Почему ты не сдашь меня властям? Больше нечего скрывать: я не буду с тобой. Для чего я нужна тебе?

— Со мной ты будешь, Жасмин. И ни с кем больше. И уж тем более, — Давид скривился, — ты не будешь с ним.

— Ты не посмеешь…

— Что именно? Не посмею отдать тебя чужому женатому мужику?

Он толкнул меня в сторону кровати. Перечить было страшно, поэтому я не сопротивлялась и послушно села. Вокруг кровати были только щепки от старой мебели.

— У меня месячные. Первый день…

— Я не собираюсь тебя трогать.

Давид подошел близко и обхватил пальцами мое лицо. Я дернулась, и челюсть свело болью. Пальцы держали крепко.

На глаза навернулись слезы: я стала пленницей.

— Так, что я не посмею, Жасмин? Не посмею оставить тебя себе? И главное: кто за тебя вступится?

— Ты же понимаешь, что я не по любви спала с тобой?

— Вполне.

— Каждый раз трахая меня, ты будешь ждать удара в спину.

— Как сладко ты произносишь пошлые словечки, — Давид хрипло рассмеялся, — это возбуждает.

Давид отпустил меня, сунул руку в карман и вытащил оттуда небольшую коробку. Он бросил мне на кровать упаковку лекарств.

Я даже не читала название — так сильно пылала чувствами…

А зря.

Давид перевел на меня тяжелый взгляд. Наваждение спало… он снова ожесточился.

— Пока я не закончил с тобой, ты принадлежишь мне. Любишь другого? Люби. Мне по хрену. Но трахать тебя я один буду.

— К чему ты это? — я до боли прикусила губу.

— Я прочитал, первую таблетку пьют в первый день месячных, — он кивнул на коробку, — значит, начнешь сегодня.

Я опустила взгляд.

Три блистера — с 21 таблеткой каждый.

Сердце пропустило удар. Уши заложило.

Я отшатнулась от лекарства как от огня.

— Это противозачаточные, — объяснил Давид, — пока на три месяца.

— Я не буду их пить. И с тобой я больше не буду.

Давид неласково улыбнулся и потрепал меня по щеке, мол, наивная глупая девочка.

Боже…

Сердце билось так бешено, что я с трудом дышала. Когда он склонился и поцеловал меня, я не противилась.

Давид отодвинул бесшовный край и без труда зашел в меня пальцем. Задыхаясь от жажды, я открыла рот и едва услышала, как он сказал:

— Я собираюсь трахать тебя каждый день. Без защиты. До тех пор, пока ты не надоешь мне.

Я тихо застонала, испугавшись, что никогда не надоем ему.

Давид ушел, но вернулся со стаканом воды. Он нежно вытащил один блистер и достал из него первую таблетку.

— Не пить таблетки — твое право. Но если залетишь, тебе придется выносить и родить этого ребенка. А теперь открывай рот.

Я распахнула губы и высунула язык, а Давид положил на него маленькую круглую таблетку.

Так будет лучше для нас. Для меня.

Иметь детей от нелюбимого мужчины было страшно.

— Моя девочка, — похвалил Давид, — собирай вещи, мы вылетаем домой.

Давид

Пять лет.

Столько я провел за решеткой по своей глупости.

Думал, что выйду из тюрьмы — стану умнее, начну женщин разборчивее выбирать.

Выбрал.