Я тебя у него заберу (СИ) - Савицкая Элла

Он все такой же, каким и был в нашу последнюю встречу. Уверенный в себе, мужественный. Разве что щетина немного длиннее обычного, но ему даже она к лицу.

— Жениться? После того, что ты уже себе позволил с ней проделать? Что ж, это похвально, — едко цедит папа, но сейчас меня не смущают произнесенные с нотой отвращения слова. Мне обидно за Демьяна.

— А что я с ней проделал? Полюбил? Уж извините, я свои чувства в рамках дозволенного держать не умею и не собираюсь.

— Да ты вообще себя в рамках держать не умеешь! Видел я, сколько вокруг тебя девиц крутится. И в офисе твоем, и вне его. Ты поиграешь с моей дочерью, а она потом одна останется!

— Не останется! Я подарю ей такое будущее, в котором она будет счастлива! И только от вас зависит, будете вы с ней там или нет!

— Ты мне еще указания будешь раздавать?

— Папа, перестань! Демьян ничего плохого не сделал! Он так помог тебе, неужели ты не можешь быть хотя бы благодарен ему?

Скулы на родном лице сжимаются. Я не узнаю отца. Никогда он не был настолько негативно настроен на человека. Всегда справедливый и понимающий он кажется мне совершенно чужим.

— Я благодарен! За помощь благодарен. Но ты, Мариам, как никто должна знать, что ни Демьян, ни любой другой мужчина не будет принят в нашу семью, особенно после того, как встречался с тобой за моей спиной.

Я понимаю, что он имеет в виду. В нашу семью будет принят только “наш”.

— Почему? — не в силах сдерживать себя, вскрикиваю я. — Разве это так важно?

— Да, Мариам! — впервые за несколько дней подает голос дедушка. Он оборачивается на меня и вскидывает подбородок. — Так было из поколения в поколение. И так будет и дальше!

— Но посмотрите вокруг! Все давно не придерживаются этих условностей!

— Хватит спорить! Ты еще слишком мала, чтобы рассказывать нам как живут другие! — дедушка, повысив голос, выпрямляется во весь рост. — Хочешь идти к нему, иди! Но сюда дорогу забудь!

От дедушки слышать такое по-особенному больно. Я пытаюсь найти в его лице хотя бы каплю былой любви, но она будто испарилась. Стерлась, как и не было никогда.

Я бы могла привести еще примеры того, как мои одноклассницы вышли замуж за мужчин другой национальности, и их семьи были рады за них, устраивая пышные свадьбы и веселясь все вместе как родные. Могла бы поделиться тем, что теперь одна из них счастливо воспитывает дочь, а вторая вместе с мужем путешествует по миру. Я бы могла рассказать о других знакомых, но более чем уверена, что мои доводы останутся не услышанными.

Дело не в национальности, как всегда меня уверяла мама. Все дело только в нашей семье. Наша семья — это отдельный мир. Раньше я считала его счастливым, но теперь, стоя по другую сторону от родителей, понимаю, что ошибалась. Нельзя быть счастливой, если от тебя этого требуют другие. Счастье ведь идет изнутри.

Тяжело сглатываю и встречаюсь с отцом взглядами. Я чувствую, что ему тяжело. Знаю, что он, так или иначе, любит меня. Просто слишком крепки в его крови устои. Возможно, когда-то он сможет с ними побороться, если захочет, а пока…

— Мариам?

В воздухе повисло гнетущее ожидание. Горло все сильнее сдавливает, когда я понимаю, что от меня ждут решения. А принимать его чертовски сложно, когда за меня всю жизнь это делали другие. Мне не давали выбора. Никогда не давали сделать то, чего хочу я. А выбор всегда лежал на поверхности. Я хочу сама распоряжаться своей жизнью. Хочу видеть рядом с собой любимого и знать, что завтра я не задохнусь от безысходности. На глазах выступают слезы. Сердце отсчитывает удары.

— Прости, — мое слово еле слышно, но я уверена, все его отчетливо разобрали.

Взгляд в любимые карие глаза. Вижу, как напряжен Демьян. Прищурено наблюдает за мной, но без давления. Только он никогда не давил. Он один всегда давал мне выбор. И теперь я выбираю его…

Двумя шагами сокращаю между нами расстояние и вкладываю свою дрожащую ладонь в надежную мужскую. От страха, волнения и переживаний мои пальцы ледяные и влажные. А его горячие и сильные. Он, выдохнув, как будто до этого момента не дышал, крепко сжимает мою руку, а я готова разрыдаться от счастья. Впервые чувствую, что поступаю правильно. Не знаю, что будет потом. Что нас ждет в будущем, но в том самом будущем я хотя бы буду распоряжаться собой сама.

Только громкие причитания мамы заставляют посмотреть на семью. В глазах отца проскальзывает затаившаяся грусть, которая быстро сменяется на нечитаемое выражение. Он отводит взгляд, давая тем самым понять, что больше задерживать меня не собирается.

Мое сердце плачет. Душа кричит им не делать этого с нами. Не прогонять. Не отворачиваться. Но умом я понимаю, что сколько просить ни буду, умолять, а все равно все будет так, как решат они.

— Я сейчас спущу чемодан, — обращаюсь к Демьяну, и он кивает.

— Я помогу.

Мы поднимаемся ко мне, и когда оказываемся вдвоем в комнате, я делаю то, что должна была очень давно. Поворачиваюсь к нему и, прижавшись так крепко как могу, заглядываю в глаза.

— Прости меня…

От любимого запаха кружится голова, от ощущения такого родного крепкого тела под ладонями хочется плакать от счастья. Внутри меня все ощущения словно от зимней спячки просыпаются. Я вспоминаю, что мое тело умеет покрываться мурашками, стоит Демьяну обхватить мои щеки ладонями и склониться. Вспоминаю, что сердце, оказывается, умеет биться не от страха и волнения, а от окрыляющего томления, когда любимый замирает в паре сантиметров от моих губ.

Я не могу справиться с эмоциями. Слишком давно его не видела. Слишком тосковала. Кажется, все внутри меня горело без него и погибало.

— Прости, я… Должна была… Прости… Я так люблю тебя! Я боялась, что ты не простишь, и тогда…

Но договорить Демьян не позволяет. Его губы накрывают мои, и он рывком прижимает меня к себе. Целует жадно, уверенно, но при этом как-то по-особенному. Не так, как раньше. Слезы катятся по щекам. Я так боялась, что больше не испытаю этих эмоций. Боялась потерять его навсегда.

Лихорадочно обнимаю любимого за шею, снова испытывая страх, что он исчезнет. Глупо, но ничего не могу с собой поделать. Хватаюсь за него и даже не переживаю о том, что кислорода не достаточно. Вот он мой кислород. До хруста сжимает мою талию и как будто этими пьяными поцелуями доказывает и себе, и мне, что я, наконец, только его.

Оторвавшись, долго смотрит в глаза, а потом стирает большими пальцами слезы с моих щек.

— Поехали. Не хочу больше оставаться в этом доме.

На то, чтобы дособирать чемодан, у меня уходит пять минут. Мы спускаемся вниз. Давид ждет на улице. Проходя к двери, я останавливаюсь, чтобы в последний раз взглянуть на отца. Боль в сердце усиливается.

— Я люблю вас!

Пусть они знают это.

Демьян, поравнявшись со мной, вдруг произносит:

— Знайте, двери в НАШ дом всегда будут для вас открыты!

Мне хочется снова прижаться к его груди и бесконечно благодарить. Несмотря на все то, через что нам приходится проходить, он знает, что я никогда не отвернусь от своей семьи, даже если они это сделали сами.

Мы выходим на улицу, где курит Давид. Брат крепко обнимает меня и целует в висок.

— На свадьбу позовешь?

Киваю, глубоко благодарная ему за поддержку.

— Спасибо тебе! Не представляю, как ты теперь будешь…

— Все в порядке, Мариам. Я разберусь.

— Дава… — окликает Демьян и протягивает руку. Давид, качнув головой, пожимает ее, а потом они, отбросив все преграды и условности, крепко обнимаются и хлопают друг друга по спинам.

— Забирай ее уже и сделай счастливой!

Демьян, спрятав чемодан в багажнике, притягивает меня к себе за талию и помогает сесть в машину. Бросаю последний взгляд на родной дом, но странным образом не испытываю чувства потери. Тоски — да. Но чувствуя, как мои пальцы снова сжимает Демьян, я почему-то уверена, что впереди меня ждет другая жизнь. Настоящая. Моя.

Всю дорогу до аэропорта Демьян не выпускал моей руки. Мне хотелось расспросить у него обо всем, узнать как он, что делал все это время. Объяснить, почему я сама так поступила, почему не звонила. Желание таять в его объятиях казалось чрезмерным, но я просто положила голову на родное плечо и позволила себе впервые за долгое время расслабиться. Он рядом, а больше мне ничего не нужно.