Пари с мерзавцем (СИ) - Дюжева Маргарита

— Злишься? Уже хорошо. Хоть румянец на щеках появился. А то сидела квашня квашней.

— Я не квашня, — прошипела сквозь стиснутые зубы, принципиально не оборачиваясь в ее сторону.

— Еще какая, — усмехнулась Аллочка и, подойдя ближе, бесцеремонно притянула к себе.

— Я…

— Цыц! — придавила еще сильнее, не давая отодвинуться, и начала гладить по загривку, как кошку.

— Еще за ухом почеши!

— Без проблем, — взяла и почесала. 

Злость схлынула, и на ее место внезапно накатила слабость. Я перестала вырываться, уткнулась ей в плечо, глаза прикрыла и замерла.

— Ань, ну, бросил и бросил, — философски произнесла она, — я, конечно, понимаю, что сейчас тебе хреново, ничего не хочется, и кажется, что все. Конец. Не будет в жизни больше ни любви, ни радости…

Именно это я и ощущала.

— Поверь своей тетушке, которая уже дважды замужем побывала и не собирается останавливаться на достигнутом — все пройдет. Поболит, конечно, и по ночам спать не даст, но все равно пройдет. Жизнь продолжается...

Черт, эта фраза меня преследует.

— Как бы банально это ни звучало, тебе переключиться надо.

— Мне никто не нужен, — тут же отозвалась я.

— Речь не про мужиков. Поверь, ты им такая кислая и несчастная тоже на хрен не сдалась. Мало кто из них любит слезы за другими козлами подтирать.

Мерз не козел. Он просто… Мерз.

— Поэтому план такой: до пятницы можешь еще пострадать, пожалеть себя...

— Что потом?

— Потом у меня начинается отпуск. Во-первых, едем домой. Родители тебя уже заждались.

— Я не могу показаться перед ними в таком разобранном виде.

— Так соберись.

— Не могу.

— А ты постарайся. Порадуй батю с матерью, — жёстко произнесла она, — потом махнем на недельку на море.

— Не хочу.

— Хочешь. Меня тоже надо порадовать. Я столько суетилась ради тебя, так что отказ не принимаю. Позагораем, покупаемся. Программа максимум: мне — найти нового мачо, тебе — вернуть здоровый румянец.

— И что дальше? — ее энтузиазма я не разделяла. Мне не хотелось ни румянца, ни уж тем более какого-нибудь залетного мачо.

— Потом, дорогая моя, ты пойдешь на работу как нормальный взрослый человек. Будешь вкалывать по восемь часов в день, а может, и больше, чтобы времени на всякую ерунду, на мысли бесполезные не хватало. И хобби заведешь. Картины будешь писать, маслом!

— Чего? — посмотрела на нее, как на слабоумную. — Какое масло? Какие картины? Ты мне еще предложи вышиванием заняться.

— Почему бы и нет? А там, глядишь, и глазки заблестят, и волосики не будут похожи на пучок из-под козьего хвоста, — она бесцеремонно потянула блеклую, не особо причесанную прядь, — и интерес к жизни проснется.

— Как у тебя все просто, — проворчала я, осторожно высвобождаясь из крепких тетушкиных лапок свои несчастные волосы.

— Так зачем усложнять? За нас это прекрасно сделают другие. И вообще, Ань, я тебя не узнаю. Ты же никогда не пасовала перед трудностями.

— Просто меня никогда не бросали.

— Все когда-то бывает в первый раз, — пожала плечами Алла, — расценивай это как новый опыт. Хреновенький, но свой.

— Да на кой черт мне такой опыт сдался?!

— Просто для опыта. Чтобы не расслаблялась…

Расслаблялась? Да я уже забыла, как это делается!

— В общем, все. Фронт работы я тебе озвучила. Готовься! Я пойду чай поставлю, — Аллочка бодро выпорхнула с балкона, — а ты не забудь — в пятницу начинаешь новую жизнь!

— Непременно, — пропыхтела себе под нос и выглянула на улицу.

По лужам расходились круги от капель, срывающихся с деревьев, легкий ветер гнал по небу серые остатки грозовой тучи, и местами пробивались робкие солнечные лучи. Два десятка шустрых взъерошенных воробьев облюбовали ветки березы напротив наших окон и теперь самозабвенно наперебой чирикали. По двору с гвалтом носились насквозь мокрые пацаны, на соседнем балконе пожилой мужчина с удовольствием дымил сигаретой, щурясь от табачного дыма, а над городом перекинула коромысло яркая радуга.

Да, жизнь продолжается.

***

Мы с тетушкой неспешно обедали в маленьком кафе неподалеку от универа. Я навернула полноценный комплексный обед и теперь радовала себя десертом — шоколадным пирожным с миндальной крошкой и легкими завитками сливочного крема.

— Если бы я столько сладкого жрала, у меня бы жопа была, как пароход, — завистливо проворчала Алла, потягивая зеленый чай. В последнее врем она увлеклась идеями правильного питания и мучила себя пареными овощами, несоленой рыбой, ростками пшеницы и прочими сомнительными деликатесами, — могла бы поберечь мою ранимую психику и не получать такой откровенный кайф.

— Обязательно, — я откусила еще кусочек и восхищенно прикрыла глаза, — блаженство.

— Зараза, — беззлобно отозвалась тетушка.

— Ты смотри-смотри, наслаждайся, — подначивала ее, продолжая уплетать сладкое, — времени до конца перерыва еще предостаточно.

Теперь я тоже работала в универе. Ассистенткой на кафедре у Белова. Уж не знаю, сам или по наводке дорогой тетушки, но он позвонил в начале августа и сделал предложение, от которого я просто не могла отказаться:

— Хочешь скромную зарплату, невыносимый график и злобного начальника?

— Хочу, — не задумываясь, ответила я.

Самостоятельные поиски работы к тому времени зашли в тупик. Диплом был, а понимания, где бы я хотела себя реализовать, отсутствовало. Вроде специальность техническая, и учиться мне нравилось, но вот инженером, технологом на производстве я себя не видела.

В итоге попала на такую работу, о которой и не грезила никогда. Даже мысли не допускала. И вот как оно обернулось.

Пока мне все нравилось: и работа на кафедре, и график, и даже суровый начальник, с которым мы давно нашли общий язык. Я звала его исключительно по имени-отчеству, он звал меня — генератором проблем и боевой свистулькой. Так и работали. Не скажу, что душа в душу — были и споры, и песочил он меня по страшному, когда тупила и что-то делала не так, но мне все равно все нравилось.

В сентябре, когда толпы студентов ринулись покорять храм науки, я ходила среди них царицей и чувствовала себя ну очень взрослой и очень деловой. А вообще, когда из поля зрения пропала любимая группа, универ стал казаться мне не таким уж и плохим местом. Обычные люди с обычными проблемами и радостями.

Кстати, Ермолаева осталась в аспирантуре. Я видела ее изредка в белом халате, мечущейся по лаборатории в главном корпусе. Она была абсолютно счастлива, разве что слюной от восторга на пол не капала. Фанатичный блеск истинного ботана горел в ее ясных очах, и, по-моему, она вечно была не в себе, даже хлеще, чем когда ночью на гонках запрещенных конфет напоролось. У нее даже что-то наметилось с аспирантом третьего года обучения — высоким, тощим, как жердь, очкариком, с гусарскими усиками и рано наметившейся лысиной. Неплохая пара. Хотя, мне кажется, Ольга продолжала тайно вздыхать по Волшину. Но могу и ошибаться. Кто их разберет, тихонь этих. В тихом омуте, как известно, хрен знает, что водиться может.

— Ты сегодня до которого часа работаешь? — поинтересовалась Аллочка, жадно косясь на мое пирожное.

— До четырех. Тимофеич уехал на конференцию, поэтому сбегу раньше.

— Какие планы?

— Прийти домой и ничего не делать. А у тебя?

— А у меня свидание, — она загадочно улыбнулась.

— Давай рассказывай, — скомандовала я.

И Алла, которая только этого и ждала, начала вываливать все про своего нового кавалера. По ее словам, вроде нормальный мужик. Порядочный. Пусть пробует, может, в этот раз все у нее получится.

— Ты сама когда на свидание пойдёшь?

— Когда-нибудь.

— Только не говори, что не готова. И все о своем гаденыше грезишь.

— Не грежу, — пожала плечами я.

— Забыла?

— Отпустила.

Забыть не так-то просто, но я пыталась. Даже познакомилась с парнем. Вроде неплохой — веселый и в то же время ответственный, внимательный, но все не то. Скучно, пресно, не мое. Дальше второго свидания и прогулки под руку мы так и не продвинулись. Наверное, мне надо еще немного времени, а может, другой человек, а может, действительно не готова.