Спаси моего сына (СИ) - Росс Софи

— Простите, — закусываю губу и тут же нагибаюсь, стараюсь руками не дать тесту расползтись дальше по идеально чистой напольной плитке. — Я не специально…

— Эй, голубоглазка, ты что делаешь? — Камиль присаживается следом на корточки и перехватывает мои грязные руки за запястья.

Тесто продолжает плыть по траектории к межплиточному шву.

— Уб-бираю г-грязь…

— Тише ты, — беззлобно цыкает на меня Камиль. — Это можно сделать тряпкой. Ты чего так перепугалась-то?

— Извините…

— Странная ты девушка, Алена. Можешь хоть всю кухню превратить в поле битвы, если накормишь меня…что там у тебя кстати?

— Блинчики.

— Блинчиками, точно. Руки помой, я сам все вытру.

— Но вы же?..

— Что? — он поднимает взгляд на мои глаза, и я опять теряюсь.

— Мужчина?

— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — Камиль качает головой. — Ну, мужчина, и что дальше? У меня руки, по-твоему, отсохнут, если я возьму в них тряпку?

— Но…

— Не отсохнут, Ален. Занимайся дальше нашим завтраком.

Под теплой водой я отмываю руки от уже успевшего немного подсохнуть теста и принимаюсь за карамель. Камиль в это время тщательно вытирает лужу и отмывает все поверхности, на которые попали брызги.

Мне так странно наблюдать за этим…

Мой муж никогда такого не делал. Ратмир всегда считал, что это женская обязанность — поддерживать чистоту в доме.

Когда я сворачиваю последний конвертик с творогом, Камиль ставит передо мной банку с детской смесью и бутылочку. Я с удивлением рассматриваю эмблему привычной Давиду фирмы на крышечке и непонимающе хлопаю ресницами.

Неужели у Камиля есть дети? А где он тогда их прячет?..

— Одолжил по-соседски. Или у тебя малой уже нормальную еду ест?

— Немного… В смысле Давид вообще не очень много ест, так что смесь подойдет.

— Чуть позже организую доставку. Напиши мне список, что именно требуется Давиду.

Я замираю, потому что не знаю, как на это реагировать. Вообще-то я планировала сразу после завтрака уйти, чтобы больше не доставлять Камилю проблем, вот только обратиться за помощью мне по-прежнему не к кому.

И паспорта у меня все еще нет.

— Я на сто процентов уверен, у тебя в голове там сейчас что-то закрутилось. Не поделишься мыслями? — Камиль замечает мой ступор.

— Я не могу пользоваться вашим гостеприимством. И вашими деньгами… — опускаю голову.

— В таком случае у меня есть для тебя выгодное предложение, голубоглазка. Выгодное для нас обоих.

Боже…

Неужели он все-таки захочет получить свое через…через… Через постель? Он не тронул меня ночью, потому что я была в невменяемом состоянии, а теперь спросит по полной?

Бесплатный сыр ведь бывает только в мышеловке.

Камиль

Знавал я истории, когда мужчины в семье были бытовыми инвалидами. Но они были безобидными, всего-навсего путали посудомоечную машину со стиральной, не знали, как пожарить себе яичницу, и готовы были молиться на своих жен, которые каждый выдавали им чистый комплект одежды.

А Аленка выглядит настолько зашуганной, что я всерьез начинаю, человек ее муж или какой-нибудь сказочный персонаж по типу Синей Бороды.

Кто бы ни был ее мужем — он полный моральный урод, раз решил, что женщину можно использовать в качестве своего домашнего питомца с функциями уборки, готовки, глажки и иже с ними, при этом запугивая ее.

— Да, теперь ты переходишь ко мне в рабство, — веселюсь, наблюдая за изменениями на лице ледышки.

Алена начинает пятиться от меня, беспомощно сжимая пальцы на банке с детским питанием. У нее глаза бегают по всей кухни, и, по-моему, девочка всерьез решила, что я могу продать ее на черный рынок трансплантологии.

— Брось, голубоглазка, я же просто шучу. Не мог не воспользоваться возможностью, у тебя такие глаза были… Я хотел проверить, могут ли они стать больше.

— Зачем вы… Зачем вы так? — слишком по-детски обиженно спрашивает Аленушка.

— Мне твои блинчики уж очень понравились. Честно признаться, даже у бабушки моей хуже были.

— Но вы же еще не пробовали их.

— А я по запаху определил. Так вот, Алена, как ты смотришь на то, чтобы готовить мне два раза в день? Устроит тебя такой вариант, раз уж ты не в состоянии просто принять помощь и не пилить при этой самой же себе твою очаровательную головку?

— Готовить? И все? — с недоверием Алена все же убирает банку на стол, освобождая тем самым руки.

Если бы она вдруг захотела обороняться, я бы получил по голове детским питанием. Такого у меня еще не было, какой-никакой новый опыт, а черепушка у меня крепкая.

— Нет, ну если ты хочешь…

— Не хочу!

— Обидно, Ален, ранила меня прям в самое сердце. Вот так в двадцать лет тебе девушки на шею вешаются, а в тридцать уже шарахаются.

— Вам тридцать?

— Почти. Тридцать один, пока еще мне нравится округлять в меньшую сторону. Как тебе предложение, Алена? Хотелось бы услышать положительный ответ, а то умру от язвы желудка в самом расцвете лет.

— Я… Я согласна.

Как будто у нее выбор был. Всего лишь иллюзия, чтобы расположить Аленку к своей скромной персоне. Не нравится мне, когда она шарахается и смотрит взглядом трусливого зайца.

— Отличные новости. Не хочешь, кстати, пойти проверить, как там Давид? Со смесью я разберусь, только пропорции скажи, а то это все-таки индивидуальная штука.

Ледышка прищуривается и смотрит на меня как-то подозрительно.

— Что? — с улыбкой беру с тарелки блинчик, чтобы снять с него пробу. Обидно будет, если Аленкины нежные ручки сотворили что-то несъедобное.

— У вас есть дети?

Вон оно что.

— Любопытство — не порок, да, голубоглазка? Нет, детей у меня нет. Жены, кстати, тоже. Но зато помимо этих двух пунктов семья у меня большая, так что в ней вечно кто-нибудь рождается. Я вроде как четырежды дядя и готовлюсь стать им в пятый и шестой разы одновременно. И речь идет только про одну сестру.

— Одновременно? Как это?

— Близнецы, — ответив, я закидываю в рот вторую часть блинчика и сразу тянусь к еще одному. Готовить Алена определенно умеет.

Моя смущенная гостья проводит мне краткий инструктаж по приготовлению «завтрака» для мелкого, я конечно же внимательно слушаю каждое ее слово, не забывая при этом таскать блины с тарелки. Похоже, что режим тренировок придется усилить, иначе мои кубики, которыми я вообще-то горжусь, начнут неприятно округляться, заплывая жиром.

Все-таки правду говорят, что путь к сердцу мужика лежит через желудок. Особенно мужика, который до восемнадцати жил на маминых разнообразных каждый день харчах, а потом съехал от родителей и понял, что еда сама по себе в холодильнике не появляется.

Это было мое самое большое разочарование в самостоятельной взрослой жизни. Доставки и рестораны спасают, но домашнее у меня по-прежнему на первом месте. Пожрать я люблю, чего уж скрывать.

Спускается голубоглазка вместе с заспанным пацаном. Мне мама тоже рассказывала, что я в детстве поспать любил. Был практически идеальным ребенком, который мог вообще всю ночь напролет спать себе спокойно без всяких истерик. А уж в школу меня растолкать, когда на улице фактически еще ночь, без мощного будильника было невозможно.

Иногда я настолько выводил мать своим отказом просыпаться, что она выливала мне на голову кастрюлю воды со льдом. И вот только после этого я кое-как открывал глаза, чтобы до вечера ненавидеть весь этот мир жаворонков.

— На отца похож или на тебя? — киваю я на Давида, решив окольными путями выяснить хоть что-то про мужа Аленки.

— Когда родился — был моей копией. Сейчас уже все больше начинают пробиваться гены Ратмира, — отвечает Алена, поправив у сына сползшую на глаза челку.

— Ратмира?

— Это отец Давида.

Совпадение или судьба? Если учесть, что во второе я не особо верю… Да мало ли в мире Ратмиров? Это совсем не обязательно Асаев, он же не запатентовал это имя.