Маркус Хеллер ван - Дневник Мата Хари

Не знаю, сколько времени я лихорадочно работала рукой между раздвинутыми бедрами. Они конвульсивно содрогались, и все, что я осознавала,- это нарастающее возбуждение. Я чувствовала себя так, как будто летела в бездонную пропасть. Внезапно мои руки стало сводить судорогой — меня пронзила молния; что-то неведомое заполонило меня, было странное чувство, что меня засасывает смерч, становится то жарко, то холодно, и все это в одно мгновение. Мои пальцы были покрыты остро пахнущей жидкостью. Я вдруг иссякла, почувствовала себя разбитой, голова закружилась, и в этот момент послышался резкий, враждебный голос моего дяди Герарда:

"Ты что это делаешь, Маргарета?" 

Ужасно, когда тебя застают врасплох в самый неподходящий момент, и вдвойне ужасно, если свидетелем твоего позора стал такой человек, как дядя Герард.

Одни считали его воплощением набожности, другие — невыносимым лицемером, но все сходились на том, что он обладает особым умением невероятно усложнять самые простые вещи. Это именно дядя Герард много лет подряд настаивал, чтобы городской совет запретил женские декольте и снабдил гипсовые статуи фиговыми листками… Его строгие моральные взгляды вызывали среди горожан немало насмешек, но никто не решался вступать с ним в спор — того и гляди, прослывешь греховодником и смутьяном.

Он был отцом Вилема, хотя трудно себе представить, чтобы дядя хоть одну ночь провел в постели со своей женой. Она, бедняжка, жила в его доме на положении монашки и рано умерла от тоски и одиночества…

Когда дядя без стука вошел в мою комнату, я так испугалась, что забыла даже поправить юбку. Он не мигая долго рассматривал меня, обнаженную и беззащитную, а потом резко повернулся и, уходя, процедил сквозь зубы несколько слов. Это был приказ. Я должна прийти к нему после ужина.

Предстоящий разговор не сулил ничего хорошего. Я помнила, как дядя сверлил глазами мою наготу… Во время ужина кусок не лез в рот, и все решили, что я нездорова. Меня отправили спать пораньше, но разве я могла уснуть?.. Поздним вечером я вышла из своей комнаты и, крадучись, на цыпочках отправилась в другой конец дома. По пути я не раз останавливалась и забивалась в темные углы, заслышав чьи-то шаги… Но больше всего страшила встреча с дядей. Простит ли он меня? Про себя я решила: если дядя не согласится хранить в тайне все, что видел,- мне не жить. В городе много глубоких рек и каналов…

Робко постучала в дверь и услышала резкое: "Войдите" У меня отнялись ноги, но я собралась с силами и вошла. Дядя сидел в глубоком кресле вполоборота к двери, он мельком взглянул на меня и молча отвернулся. Я бросилась ему в ноги и, запинаясь, стала умолять его никому не рассказывать о случившемся.

Он выслушал меня с каменным лицом, а затем заговорил медленно и жестко, чеканя каждое слово:

— Ты должна понять, что я не могу потворствовать тебе. Мой долг — предупредить твоих родителей. Пора открыть им глаза Дьявол, да, дьявол порока завладел тобой. Я боюсь за тебя, дитя Если твою бедную душу не спасти сегодня, то завтра будет поздно. Твоя мать не переживет позора…

Это было невыносимо Я знала, насколько мой дядя безжалостен и упрям. Но он вспомнил о моей маме, и это заставило меня по-иному взглянуть на происходящее. Как я смела помышлять о самоубийстве Разве этим что-то исправишь? … Такой удар мама не переживет.

— Дядя Герард, я сделаю все, что вы скажете, только не говорите ничего моим родителям. Умоляю вас

— Нет, даже не проси, — оборвал он меня.

— Дядя, мой родной, вы мне как второй отец Поверьте мне последний раз, я исправлюсь… Бейте меня, наказывайте, только не позорьте…

— Ты не осознаешь, дитя мое, насколько ты порочна. Если бы только знать, кто так испортил тебя … Мне жалко твоих родителей. Очень жалко… Пусть будет по-твоему. Я пока ничего не буду говорить им и сам накажу тебя. Но предупреждаю: наказание будет суровым.

С этими словами дядя поднял меня с колен. Казалось, он сам не знал, с чего начать. Глаза его беспокойно бегали… Таким я его никогда не видела.

Он сел на стул и приказал мне поднять юбки. Минуту назад я была готова на все, но теперь не могла пошевелить рукой. Боже, какой стыд … Кровь прихлынула к моим щекам, я вся сжалась от страха.

— Быстрее, Маргарета Или ты передумала? — в голосе дяди прозвучали зловещие нотки.- Ну, что же, тогда пусть родители разбираются с тобой сами…

Эта угроза вывела меня из оцепенения:

— Нет, нет Только не это. Я сейчас… одну минуту…

Дрожащими руками я стала поднимать юбки. К счастью, на мне были трусики. После всего, что случилось, я уже не решалась обходиться без них… Но дядя был неумолим:

— Немедленно сними трусы Я не потерплю никаких уловок. Ты так легко не отделаешься…

О Боже, он требует от меня невозможного. Трусики — моя последняя защита. Они скрывают мои бедра, мои ягодицы и… мой срам Как же я разденусь перед мужчиной?..

— Дядя, дорогой, не надо Мне так стыдно… Прошу вас

— Раньше надо было стыдиться, раньше Хватит валять дурака. Снимай Или мне помочь тебе?

Вся дрожа, я одной рукой придерживала собранное на груди платье, а другой пыталась стащить трусики. Моя робость доставляла дяде жгучее удовольствие. Он буквально пожирал меня глазами. Но я слишком долго возилась, и дядя потерял терпение:

— Так и быть, я помогу тебе. Подойди поближе Я не двигалась, и он грубо схватил меня и положил себе на колени.

— Я сам раздену тебя И запомни: будешь приходить сюда и завтра, и послезавтра. Каждый вечер в такое же время, пока не выбью из тебя похотливые желания…

Я почувствовала, как его тонкие холодные пальцы забрались под резинку и стали бесстыдно ощупывать мои ягодицы, бедра, колени… Казалось, прошла целая вечность, прежде чем трусики упали на пол. Затем дядины пальцы заскользили в противоположном направлении…

Что такое? Неужели он ласкает меня… Как ни было стыдно и противно, но я приободрилась. Появилась надежда, что дядя пожалеет и отпустит меня… Как вдруг я ощутила острую боль. Это было так неожиданно, что крик застрял у меня в горле. За первым ударом последовал второй, третий… Его правая рука работала, как молот.

Меня в детстве никогда не били, и эти жуткие истязания были нестерпимы, но я понимала, что кричать нельзя. Иначе я подниму на ноги весь дом… Я дергалась под ударами, пыталась соскользнуть на пол, но он снова и снова прижимал меня к своим коленям, продолжая экзекуцию.

Я почувствовала, что мое судорожное подергивание, мои сдавленные стоны все больше и больше распаляют его. Он бил неистово и вдохновенно… Всякий раз, когда я падала на его колени, что-то упругое вонзалось мне в живот. Я была тогда ещё невинна и не понимала, что мои муки приносили ему сексуальное наслаждение.