Красная помада для бибабо (СИ) - Воля Алёна

— Ты Марка любишь? — Спросила негромко.

— Люблю. — Ответила так же, и, взяв бутылку, сделала глоток.

— Значит, все хорошо у вас будет. — Коротко резюмировала. Подумала немного. И опять уставилась мне в глаза: — Скажи мне… научи… как привязать мужчину? Чтоб хотел не из жалости, а… а… а… — По ее щекам покатились крупные слезы, но она продолжала смотреть прямо не моргая при этом. — Как тебя. Безумно. Бешено. Дико.

Глядя на девушку мне стало жутко. Из нее ключом било отчаяние, граничащее с чем-то страшным, таким, чему не было названия и узнавать его не хотелось. Выпив еще вина, вернула бутылку на место.

— Я не знаю. Это же от людей зависит. Нет одинаковых ситуаций.

— Откуда ты силы берешь? На расстоянии его держать… Откуда?

— У меня нет выбора.

— Марк тебя не отпустит. — Ответила, криво улыбнувшись и вытерев слезы. — Сломает, но не отпустит.

Мне очень не понравился этот приговор, да и обсуждать с ней ее брата не возникало никакого желания, а потому спросила:

— Это из-за Вадима?

— Да. — Выдохнула и простонала одновременно. Минут пять собиралась с мыслями, после чего заговорила: — Я люблю его всю жизнь. Сколько себя помню, столько и люблю. Какое-то время мне даже казалось, что это взаимно. Он мой первый мужчина и единственный с кем я кончаю. Пять лет назад уехал в Вильнюс, и теперь появляется периодически… — По ее горлу прошел спазм, и она, судя по всему, чтобы справиться с ним, сделала несколько глотков вина. — Ты себе даже не представляешь, каково это — ждать встречи, месяцами считая каждую минуту. Всякий раз надеяться услышать, что ты нужна. Задыхаться от оргазма, чтобы на следующее утро сгорать со стыда из-за собственной слабости и унижения… что опять пожалел…

Мне стало не по себе от ее безысходности. Даже дрожь по телу прошла. Чем тут поможешь?

— Вадик никогда не спал со мной без презервативов. — Продолжила она самобичевание, перескакивая с темы на тему. — Роди Марку ребенка и он землю к твоим ногам положит. Мне бы так… А сегодня он придет в последний раз… слышала? — голос Илоны словно треснул, из-за чего мое сердце больно дернулось в груди.

— Выгони его. — Слова вырвались сами, еще даже не успев сформироваться в мозгах.

— Как? — обреченно уставилась на меня. — Где взять сил?

— Не пускай к себе. Любыми способами. Хоть дверь забаррикадируй или закройся и выбрось ключ в окно. Отключи телефон. Его номер занеси в черный список. Делай что хочешь, но последнее слово должно быть за тобой. Если и можно еще что-то изменить, то только так. Заглядывая собачьими глазами и выпрашивая, ты ничего не добьешься.

Илона молча слушала, впитывая каждое слово. Я непроизвольно давала надежду, хоть и не задавалась подобной целью, но видеть такую открытую рану не было сил.

— И что… потом? — несмело и явно сомневаясь, спросила она.

— А потом самое главное. Утром выйдешь, как ни в чем не бывало. Не избегай его ни в коем случае. Смотри спокойно, как смотрела бы на меня или Терезу Адамовну. Он должен четко прочувствовать отличие вежливости от слабости. И в дальнейшем будь предельно учтивой, можешь даже улыбаться, но никаких ужимок или тоски в глазах.

— Думаешь… это поможет?

— Мужчины не ценят того, что достается без борьбы. Охота на самку заложена в крови. И еще одно. Уважай себя. Человек не имеющий элементарной гордости ни у кого не вызывает положительных эмоций. — Я говорила ей все это, поражаясь сама себе. Меня словно прорвало и несло, настолько обидно было за эту бедную девушку. Но и обнадеживать попусту не имела права, а потому добавила:

— Илона, послушай меня. Я не гарантирую тебе успеха, но хуже, чем есть, ты точно этим не сделаешь. Зато сможешь в дальнейшем чувствовать себя достойно.

Мы по очереди приложились к бутылке, и я продолжила:

— Знаешь, есть такая фраза «Любить всю жизнь и разлюбить в четверг»? Так вот разлюби завтра. В воскресенье. Или сделай так, чтобы он поверил в это. Мужчина может считать только ту женщину своей, которая сама себя считает ему принадлежащей. Дай Вадиму понять, что ты ему больше не принадлежишь. И если он после этого не забегает как ужаленный, значит и жалеть тут уже не о чем. Понимаешь?

— Кажется… да. — И наконец, в ее потухших глазах появилось хоть немного жизни. — Ты так… объяснила мне все… даже странно… меня учили совершенно иначе. Девушку красит покорность.

— Кто учил? — я чуть не поперхнулась.

— Ну… мама, папа… женщина не должна так себя вести.

— Тебя, по-моему, переучили. Подчиняться мужчине и позволять вытирать о себя ноги это разные вещи.

Мне было как-то неуютно от нашего разговора. Еще никогда в жизни я не давала никому подобные советы. Да и вообще, их давать — неблагородное дело. Но ситуация Илоны почему-то задела за тонкие душевные струны. Такое раболепство к мужчине выворачивало на изнанку.

Ох. Уже слышу чьи-то возмущения наполненные праведным гневом: "Учительница нашлась! Сапожник без сапог!" Все верно, только я не учила ее строить отношения, а пыталась вернуть чувство собственного достоинства, погребенное под непонятным слоем лже-науки.

С одним согласна: не мне, влюбившейся и подстраивающейся под абьюзера стоило давать советы, но рядом с ней не оказалось никого, кто попытался быть хоть как-то помочь и поддержать.

— Тебе не стоит больше пить, иначе не выдержишь, поплывешь и сдашься.

— Пожалуй, да. Сейчас я как раз в фазе храбрости. — К моему удивлению согласилась она.

— Вот и отлично. Завтра посмотрим на реакцию и решим как тебе лучше вести себя дальше. — Погладив ее по руке, ободряюще подмигнула.

У меня получилось невозможное: воодушевить ее настолько, что она заулыбалась в ответ. Появился блеск в глазах, и даже плечи расправила.

— Спасибо за пощечину. По поводу гордости. Не знаю, станет ли мне сил…

— Ничего. Откопаем. — Пообещала ей. Я сама когда-то выбиралась наверх из самого дна, когда мою самооценку на ноль умножили, а потому желание помочь было таким же необходимым как сделать следующий вдох. — Давай телефонами обменяемся?

В тот момент, когда я диктовала ей свой номер, на дорожке ведущей к беседке появился Марк. Благодаря освещению уличного фонаря он увидел нас издалека. Свистнул, оглянувшись назад и негромко сказал: — Вадь, здесь они! — а когда приблизился к нам, удивленно протянул: — Вот это да. Неожиданно. Девочки, час ночи. Вы что себе думаете?

О чем думаем? Ха! Если бы мужчины могли знать мысли женщин — сошли бы с ума. Уверена. Мышление, выводы, поступки — все отличается. Взять хотя бы тот момент, который больше всего драконил Вульфа в наших отношениях. Для меня это стало открытием. Я то считала, что яблоком раздора служило мое нежелание безоговорочно подчиняться, а оказалось нет. Основным раздражителем была моя внутренняя свобода и соблюдение определенной дистанции. Именно это заставляло его нервничать.

— Заведи себе второй номер. — Шепнула в последний момент Илона.

— Угу. Я это уже поняла. — Ответила, кивнув в знак согласия.

В ту ночь Марк много выпил, и, наверное, именно поэтому вдруг разоткровенничался на неожиданную тему. Мы лежали в обнимку: он — глядя в потолок, а я — прижимаясь к груди и слушая стук его сердца.

— Я не люблю этот дом. Здесь все напоминает об отце. Он умер пять лет назад: упал с лошади, а через два дня произошел геморрагический инсульт. Кровоизлияние в мозг по-простому.

— С лошади?

— Он был жокеем. Думаю, ты и так поняла, по кубкам и медалям на стенах… Я находился тогда в Лондоне. Поднял все связи, но спасти его не смогли. Даже попрощаться не успел. Когда садился в самолет уже знал…

— Мне жаль… терять родных очень тяжело…

— У нас были напряженные отношения. Грызлись не переставая. Думаешь, я жесткий? Это ты еще его не знала. Бескомпромиссный и несгибаемый. Твердый как камень. — Вульф надолго замолчал, мне даже в какой-то момент показалось, что уснул. Но потом вдруг продолжил: — В детстве я часто бывал на ипподроме. Приезжал, чтобы ухаживать за лошадьми, возился часами в конюшнях. И как-то приехал раньше, чем обычно. Нас отпустили с последних уроков в школе. — Тяжело сглотнул. — Зашел в хлев, а там, в деннике он… с одной из наездниц. Трахал ее в рот держа за волосы и не остановился, даже когда меня увидел.